На утренней службе Феклуша мысленно возвратилась к ночным переживаниям и воспоминала дочь. Сколько горьких и напрасных слёз было пролито за последнее время. Доведется ли им когда-нибудь увидеться? И словно удар в спину было понимание того, что она сама виновата в их разлуке, а также в сиротской доле своей дочери.
- Как могла я её предать? Где она, что с ней? - горевала безутешная мать.
Молитва шла медленно, тяжело, словно поднимающийся в гору уставший путник. Душа томилась от невыплаканных слёз, от боли и груза вины. Феклуша закрыла глаза и стала молиться о дочери.
- Прости меня, Господи, и не наказывай её за мой грех! Она ни в чём не виновата, но и она несёт мой крест. Защити, спаси её от всякого зла и опасности! Пусть вся боль, всё наказание, вся мука достанется только мне одной! Господи, пошли на её пути людей, которые смогут накормить, помочь. Будь с нею, Господи, не оставь!
Феклуша молилась, стоя на коленях, иногда опускалась на деревянный пол и прижималась к нему всем телом.
- Прости меня, Господи, за всё,за всё дурное и злое. Научи жить по Твоей воле, научи меня молиться и соблюдать все Твои правила, а главное- помоги добраться до столицы и найти мою Ксюшеньку!
И снова мысли о дочери, молитвы, просьбы, слёзы...
Служба уже подходила к концу, когда уставшая Феклуша поднялась с колен. Давно рассвело, и солнечные лучи проникали сквозь узкие окна и падали на росписи, покрывавшие стены и своды храма.
Подошло время причастия, отец Илларион вынес Святую Чашу, прочитал молитву. Феклуша отошла в сторону, чтобы не мешать причащающимся сёстрам и с благоговейным трепетом склонилась перед Чашей.
Наконец в центр храма вынесли маленькую купель со святой водой, крест, Евангелие - началось молебное пение. Сёстры собрались вокруг и, смиренно преклонив головы, крестились. Феклуша стояла в самом конце и сквозь одетые в чёрное фигуры монахинь выхватывала взглядом то край облачения священника, то поблёскивающий серебряный оклад Святой книги. До слуха доносились слова Евангельского повествования: «Просите, и дано будет вам!»
И вдруг вверху, под куполом, пространство словно начало оживать. Потоки вибрирующего солнечного света распространялись по всему храму. Они обнимали фигуры погружённых в молитву людей, заставляли гореть золочёное убранство иконостаса. Светящиеся блики разлетались по полу, они танцевали и вместе с сёстрами пели хвалебную песнь Создателю. В то время, как лучи выхватывали из погружённой в тень фресок то одну, то другую фигуры, молитвенный возглас отца Иллариона оживлял образы святых, Господа, Богородицы. Феклуше казалось, словно одна за другой души святых отделялись от изображённых на стенах ликов и становились здесь, невидимо глазу, но явственно сердцу.
- Святый Отче Николае, моли Бога о нас! - пел на распев отец Илларион. Ярко-красное облачение, чёрные кресты на белых полотнищах омофора, драгоценные камни, украшающие митру. Огненная, светоносная душа Николая Чудотворца яркой вспышкой любви озаряет молящихся. Пространство растет, ширится. Голоса священника и вторившего ему хора набирают силу.
- Святый Отче Николае, моли Бога о нас!
И, кажется, что стены храма растворяются в ливне нахлынувшего света, и не стены это вовсе, а сами святые в своём вечном предстоянии ограждают сестёр от внешнего мира зла и суеты.
Феклуша не могла понять, как это происходит. Глаза её были открыты, но не глаза видели это чудесное торжество, это единение Церкви земной и Церкви небесной. Блаженны, блаженны чистые сердцем! Течение времени тоже изменялось. Феклуша понимала, что призывный возглас священника длится всего несколько секунд. Но за этот краткий момент перед ней успевали проявиться целые судьбы святых, приоткрывалась тайна их подвига, связавшего воедино земную жизнь и просторы вечности.
Вот он, Великомученик Пантелеимон, юный и трепетный, поражённый исцеляющей силой имени Божьего.
Вот она, Великомученица Варвара, почти девочка, истерзанная собственным отцом, но оставшаяся верной возлюбленному Христу.
Святой мученик Трифон, обличивший бессилие дьявола; Великомученица Екатерина, мудрая и бесстрашная Христова невеста.
Живые, чуткие, торжествующие в лучах Божественной славы, победившие своими страданиями жестокость и потому имеющие власть над злом, давно известные и те, чьи имена Феклуша слышала в первый раз. Каждый из них был словно ручеёк в общем потоке благодати, и каждый из них великий дар всем живущим, заступник и защитник.
- Вот оно, царствие Божие, видимое сердцем! – в изумлении подумала Феклуша. – Значит это на самом деле так?
Отец Илларион стал читать записки. Блеклая череда имён промелькнула на фоне Божьей славы, и верилось, что каждый человек получил просимое.
И вот поток благодати стал уменьшаться, словно рассыпаясь на маленькие частички радости, оставшиеся в сердце каждого. Молебен подошёл к концу.