В лесу парило. Стояло жаркое лето, солнце светило нещадно, не давая возможности лунным созданиям проявлять свою силу. Но необходимо было поставить-таки ловушки-пугала для людей.
Язва Кузьма увязалась за нами. Ей скучно было заниматься обычными домашними бытовыми делами. Взяв любимую собачонку под мышку, которую она назвала красивым по её мнению именем Таблетка, она семенила сзади в ярких, расписанных по хохлому, кроссовках и ядовито-зеленой нелепой панаме.
Пели мелкие невидимые птички, виднелась синяя черника, изредка показывались шляпки мухоморов, подосиновиков или сыроежек.
Вышли днём, потому как идти предстояло долго, в порядочно заросшем лесу одинаково неудобно передвигаться и людям и волкам и летучим мышам.
Кузька напевала что-то себе под нос, её шавка изредка тявкала на белок, мы порой переговаривались, намечая путь.
Ловушки необходимо было установить в таких местах, где не часто появляются прохожие.
Когда вышли на край неглубокого болотца, Отто решил начать своё колдовство. Мы расположились вокруг невысокого пня, вынув термосы с напитками, а варяг достал из небольшого чёрного с черепом рюкзака железную флягу и стал что-то вычерчивать свечой по траве, шепча заклинания.
Вдруг он вылил тягучую жидкость на тухлую воду болота и оно пошло рябью. Внутри воды начали разрываться небольшие бомбочки и водоросли, выплывая, стали соединяться, пока не заплелись будто бы в волосы на голове человека. Пиявки залезли в этот клубок и образовали его глаза, огромные чёрные жуки стали ртами и носами этих жутких голов и начали шевелиться, будто болотные люди разговаривают, пытаясь предупредить об опасности. Само болото начало издавать клокочущее жуткие звуки, сравнить которые можно лишь со звуками, издаваемыми самой Преисподней. Головы некоторое время смотрели на нас черными пиявочными глазницами, а затем скрылись под болотной ряской.
Отто довольно улыбнулся и изобразил низкий живописный поклон.
Мы поаплодировали, немного передохнули и отправилось в дальнейший путь.
Когда мы вышли на небольшую поляну, на которой стояло несколько чёрных трухлявых пней, Герман предложил передохнуть вновь.
Мы разложили перед собой бутерброды с разнообразными начинками, а Герман, вынув свой огромный темный меч, стал крутить им надо всеми пнями по очереди.
И вот мелкие поганки выбрались на верхушки пней, изображая волосы, красные шляпки мухоморов стали глазами пней, слизни выстроились в линию, образуя рты пней,а острые сучки вытянулись ещё длиннее. Теперь это были носы пней.
Поганки зашевелились, мухоморы начали бешено вращаться, рты скривились в жуткой ухмылке, сучки задвигались, будто нюхая воздух. Пни поднялись на свои скрученные чёрные корни и понеслись по поляне.
Аплодисменты. Герман поклонился. Пни остановились.
Теперь была моя очередь. Я выбрал засохшее наполовину дерево с огромным дуплом. Вынул из кармана ветровки подобранное ранее перо ворона и воткнул его в ствол. Кинжалом нарисовал сложную фигуру в воздухе и прочитал нужное заклинание.
Ствол затрясся. В дупле заухало, загорелись красные угольки глаз, ствол покрылся черными перьями. Ветви дерева протянулись к нам и оно запрыгало на месте, светя глазами, махая ветками и повторяя жуткое уханье вновь и вновь.
Я дотронулся до дерева кинжалом и оно замерло. Пока. До новых гостей.
Приняв заслуженную похвалу, я присоединился к весёлому пикнику.
Кузьма дрессировала свою собачонку, мы с ребятами предавались воспоминаниям о странах Льда и Снега.
Потом мы выпили немного алкоголя, хорошо отдохнули и отправились в обратный путь.
Вилась весёлая тропинка, красивая бабочка летела впереди нас, приятная прохлада овевала наши тела. Таблетка гонялась за мотыльками. Солнце садилось, его навязчивое грубое излучение уже не так давило, птицы постепенно замолкали, в наших душах наступал покой.
Смеркалось. Впереди показалась лёгкая полоска тумана. Мы защелкали телефонами. Очень красиво смотрелся лес через эту нежную дымку.
Тропинка свернула налево и пошла вдоль неглубокого болотца. Закатное солнце, пробиваясь через клубы тумана, создавало удивительно красивые рисунки на деревьях, траве, наших лицах. Рваные клочья дымки как будто тянули к нам свои маленькие пальчики и, казалось, это гномики выбрались из своих норок под землёй и приветствуют незнакомцев.
Паутинки блестели под последними лучами заходящего светила, докучающая мошкара роем вилась среди ветвей деревьев, создавая видимость движения воздуха.
Наконец блеск утих, лес стал однообразно серым и послышался навязчивый писк комаров.
Туман приблизился, он стал более плотным, как будто мы вошли в пушистое облако. Стволы деревьев размывались все более и более, ветви почернели и начали сливаться в нечто единое целое, заквакали лягушки в болоте, зашлепали их маленькие лапки по воде. Тропинка стала тоньше, она опять повернула, и болото вокруг нас расширилось.
Мы все невольно замолчали. Даже Кузя с Таблеткой перестали заниматься своей обычной бестолковой болтовней. Не хотелось говорить вслух, как будто слова могли бы разрушить волшебство засыпающего леса.
Туман уплотнился. Уже вершины деревьев стали невидимы и болото начало таять под белым молочным маревом, да сама тропинка перестала быть явной и начала превращаться в лёгкую дымку вокруг ног, оттененную мелкими камешками.
- Ребята, разве может быть сейчас туман? - прервал Герман наше медитативное состояние. - Это случаем не Туман?
Я слышал раньше от друзей, что есть такое явление, как Туман. Это есть проявление самого Леса, его мрачная часть. Туман исподволь наползает на чужаков. Затем морочит им головы и мучает пришедших до тех пор, пока те не сойдут с ума и не пропадут в огромных безмолвных болотах Леса. Ибо Лес всегда есть нечто живое, нечто особенное, куда надо проходить осторожно, на цыпочках, понимая, что люди для леса - существа посторонние, мишени его агрессии. Потому что Лес - это воплощённая агрессия Миров.
Мы, заплутав в мире Войны, забыли особенности этого явления и, погрузившись в пучину банального, пришли на враждебную территорию неправильно, без должного почтения и без нужной осторожности.
- Да, это Туман, - ответил я, всем телом почувствовав угрозу от окружающего пространства. - Что будем делать теперь?
- Ни в коем случае нельзя поворачивать назад. Нужно держаться друг друга, - серьезно произнёс Отто. - С этой силой нам не справиться. Нужно продержаться до рассвета.
- Мы же сами ночные существа. Почему вдруг ночь стала нам врагом? - удивился я.
- Ночь - наш друг. Но ночь есть проводник колдовства. Все силы нашей земли могут ярко проявляться этой порой. Солнечное же излучение их подавляет. Так мы можем вырваться.
- Мне холодно и страшно, - заныла Кузя, прижимая Таблетку к груди.
Герман молча снял с себя куртку и одел на неё. Затем он взял девушку за руку, а собачку посадил в свой рюкзак таким образом, что торчала наружу одна мохнатая мордашка.
Я взял за руку Отто и мы парами попробовали быстро идти по тропинке вперёд. Сворачивать с неё мы не могли, потому что вокруг оказалось топкое болото, невидимое сначала. Мы не имели возможности подобрать какую-либо палку, чтобы пощупать почву вокруг.
Сквозь тишину сумерек прорывались какие-то тихие шлепающие звуки. Как будто лягушки скакали по болоту. Или это не лягушки вовсе? Может, невидимый враг пытался подобраться к нам поближе? Шлепки то удалялись, то приближались, иногда крутились вокруг нас, иногда будто кто-то останавливался в нерешительности.
Кузьма тихо запищала: "Ой, меня кто-то трогает!" Таблетка начала тихо поскуливать.
Тропинка стала потихоньку уходить под воду. Сначала вода просачивалась между мелкими камешками, затем уже чавкала под ногами. Появился мягкий влажный мох вместо твёрдого гравия, постепенно наступала осока, сначала редкая, затем - всё более густая и высокая. И, наконец, тропка исчезла. Мы не видели её.
Туман становился всё гуще. Вот уже не видно наших ног, сначала - до щиколотки, затем отдельные его клочья начали потихоньку карабкаться всё выше и выше, постепенно сливаясь в единую целостную сущность, которая шевелилась и становилась всё более ощутимой на взгляд.
Туман постепенно обволакивал нас, становясь всё сильнее, увереннее. Сначала он был мягкого молочного оттенка. Затем начал наливаться более серым оттенком. Как будто художник постепенно тонкой струйкой вливал в банку с белилами тяжёлый свинцовый оттенок.
Нельзя было останавливаться. Хоть мы видим в темноте, и вампиры и оборотни, но этот Туман был необычного происхождения. Эта сила не давала возможности себя почувствовать, постепенно ускользая от взгляда, извивалась, хитрила, двигалась хаотично, лишь бы не дать нам случая ударить по ней своим колдовством.
Туман становился всё плотнее. Казалось, невидимые змеи ползают вокруг нас, сжимаются в единое кольцо, затем распадаются на сотни, тысячи отдельных змей, и эта масса угрожающе сливается в одну огромную Змею, которая вот-вот сможет сожрать нас.
Змею?! Разве мы, вампиры, не змеи?! Нет, бояться нельзя. Сила сразу почувствует наш страх и немедленно поглотит, отправив наши тела в неведомую пучину!
Кузьма тихонечко завыла. Герман стал тихо ей что-то говорить. Девчушка замолчала. Было слышно, как тяжело дышит сидящая за плечами моего друга Таблетка.
Мы шли и шли вперёд. Нас вёл наш инстинкт. Влажность усиливалась. Одежда постепенно наполнялась водой. Вещи начали тяжелеть, липнуть к телу и становиться колом.
Где-то недалеко хрустнула ветка. Через какое-то время - другая, ещё ближе. Я попытался протереть лицо, чтобы яснее увидеть хоть что-то. Но, к моему ужасу, я не смог найти своих глаз. Казалось, лицо стало одним огромным яйцом без глаз, носа и рта.
Я попробовал вынуть кинжал из ножен, висевших у меня на ремне. Но, когда я дотронулся до его эфеса, кинжал стал мягким и скользким. Он пополз вокруг моего запястья и соскользнул вниз.
Я почувствовал, что не ощущаю руки Отто. В моей руке осталась только какая-то влажная слизь, которая потом прилипла к ладони. Я постарался соскоблить её с себя, но она не отлипала, всё время катаясь по руке.
Я перестал ощущать рядом с собой своих друзей, затем перестал чувствовать свои ноги. Я вроде бы двигался, но как-то странно. Скользил вперёд и вниз, постепенно сам становять частью Тумана.
Затем и звуки куда-то исчезли. Я ощущал себя плывущим внутри огромного Змея, который управляет мной, а вокруг были такие же змеи, как и я сам, мы с ними тёрлись телами друг о друга, тем самым признаваясь друг другу в том, что существуем и целью нашего существования является жизнь того огромного Змея, которому мы служим.
Во мне не осталось ничего человеческого. А что это такое - человеческое? Моя память путалась в воспоминаниях, стараясь какой-то своей малой частицей цепляться за них. Но воспоминания отходили подобно скользкому мячику, лениво плывущему по воде, убегающему от плачущего уронившего его ребенка.
Сознание стало узким, плоским. Оно шептало мне: "Ты - маленькая змейка, зачем быть одному? Нужно слиться с другими змейками и ты станешь счастливым."
Постепенно тело заполнили темнота и покой. Сознание поплыло куда-то в неопределенность. Я стал одним единым телом, без осознанности, без мыслей, без желаний, без эмоций.
Я стал частью чего-то огромного, которое ползет в бесконечном темном и узком пространстве, имея свою волю, и я счастлив оказаться частью этого целого, которое управляет мной и которое является для меня всем.
Во рту возникло ощущение воды, затем тело моё наползло на нечто твёрдое и шершавое. Тело постаралось преодолеть это препятствие, но твёрдое не дало телу ползти дальше. Оно задрожало и открыло пасть. Меня потянуло в эту огромную черную пещеру. Стало очень тоскливо от того, что моё "Я" перестало быть частицей Змея. Чувство обострённого одиночества заполнило меня всего.
В этой чёрной пещере был некто. Я его ощущал. Но этот некто пока не проявлялся. Он был страшен, огромен и собирался меня сожрать. Не знаю, почему я понимал это. Но не в силах был шевельнуться. Моё тело отказалось подчиняться моему "Я". И кто я? Где это я? Я запутался. Не понимал, какая часть меня чего желает. Без этого знания я не мог собраться и сопротивляться этому, затаившемуся где-то рядом со мной.
Вдруг до меня дотронулось нечто острое и твёрдое, начало царапать меня, затем отползло.
Оно снова подобралось ко мне с иной стороны и начало щипать меня за какую-то меня частицу. Затем снова затишье. Одна часть меня поползла по шершавому ничему, другая - осталась на месте.
Первая часть меня начала наползать на вторую часть меня, но та часть не поддавалась. В то же время какие-то мягкие щупальца начали ощупывать первую мою часть.
И тогда это шершавое пошло в атаку! Оно вздрогнуло, надулось и стало рвать обе части меня на куски. Эти куски снова соединялись в различные причудливые конфигурации меня, моего тела, моего сознания и чего-то ещё меня, непонятного и непостижимого.
Моё сознание из последних сил сосредоточилось на блестящем предмете, находящемся где-то в стороне и стало потихоньку притягивать мои частицы к этому блеску. Бесконечно долго части меня, соединяясь и разъединяясь, подползли к этому блестящему и начали потихоньку передвигаться сквозь него...
Я оказался в своей комнате перед большим зеркалом. Все мои попутчики лежали рядом. Мы были вымокшие, сильно уставшие, но зато живые. Постепенно приходила осознанность. Я встал на четвереньки. Рядом Герман с Отто ползком тянули ослабевшее тело Кузьки к кровати. Собачонка, поскуливая, подползла под кресло.
- Мы дома! - подумал я и потерял сознание.