В случае грядущего вооруженного конфликта между состоявшимися в военном отношении государствами традиционно принято сравнивать их военные и военно-промышленные потенциалы, оценивать количественные и качественные характеристики вооруженных сил, а также возможности союзных сил, которые они могут использовать в противостоянии. На основании этого прогнозируется исход партии.
В возможном столкновении турецких и египетских войск на ливийской территории ситуация куда интереснее, проверку пройдет прежде всего состоятельность военных машин двух стран, которые в недалеком прошлом были во многом идентичны – военные корпорации, фактически управляющие государствами. Но президент Реджеп Эрдоган изменил концепцию, и турецкая армия потеряла былое политическое могущество и, очевидно, уверенность в себе, а вот египетские Вооруженные силы во главе с президентом-фельдмаршалом Абдул-Фаттахом Ас-Сиси сохранили прежние главенствующие позиции в обществе после короткой «исламистской» паузы в управлении страной.
Египетская сила
С момента создания Арабской Республики Египет (АРЕ) офицерский корпус занимал ключевые посты в правительстве и в бизнесе, создав со временем, по сути, крупнейшую в стране госкорпорацию, построенную по кастовому принципу. Однако влияние генералитета на государственные дела достигло наивысшего уровня только после «арабской весны», когда к власти в Египте пришли запрещенные в России «Братья-мусульмане» во главе с Мухаммедом Мурси. В результате военного переворота 2013 года Мурси был свергнут, а военные взяли власть в полном смысле этого слова. Согласно новой Конституции 2014 года, армия является столпом египетского государства. Высший совет Вооруженных сил (ВС), созданный еще в 1954 году и включающий 25 высокопоставленных военачальников, по сути, ведает всеми вопросами войны и мира. Его возглавляет министр обороны. В ходе революции 2011 года Высший совет ВС почти на полтора года взял на себя управление страной.
Официально основным военным противником Египта всегда был соседний Израиль. Но сейчас его первостепенный вражеский статус в планах египетского Генштаба, как и упор на ведение широкомасштабных боевых действий против регулярной армии – это просто дань традиции. Дань союзническому долгу с арабскими монархиями – постоянно декларируемая готовность Египта к отражению гипотетической иранской агрессии. В то же время Египет манкировал союзническими обязательствами, отказавшись участвовать в арабской коалиции под руководством Саудовской Аравии, уже который год безуспешно пытающейся разгромить в Йемене повстанцев-хуситов, поддерживаемых Ираном.
После «арабской весны» египетские вооруженные силы в целом не слишком успешно учатся бороться с асимметричными угрозами – с группировками радикальных исламистов на Синайском полуострове и в соседней Ливии.
Египетские военные больше заняты экономикой, они напрямую контролируют значительную часть (по разным данным, от от 20% до 50%) хозяйственной деятельности в стране, в том числе в сфере ЖКХ, образования, здравоохранения, торговли и туризма. Минобороны может наложить запрет на любой коммерческий проект по соображениям национальной безопасности. Представители вооруженных сил неофициально курируют работу всех гражданских министерств и ведомств. В то же время армия пользуется реальным доверием общества в отличие от любых политических партий и светского, и исламистского толка.
Турецкий марш
С момента создания Турецкой Республики национальная армия всегда была наиболее авторитетным и влиятельным государственным институтом – хранителем светскости государства и заветов его создателя Кемаля Ататюрка. Это тоже была военная госкорпорация по типу египетской, но гораздо более влиятельная. Обычно кризисная политическая ситуация разрешалась вмешательством военных. В ХХI веке взаимоотношения между турецким обществом, политической элитой и военной кастой радикально трансформировались, военные постепенно утрачивали решающее влияние на политические процессы.
А неудавшийся военный переворот 15 июля 2016 года лишь завершил картину разгрома. Последовавшие за ним репрессии против офицерского корпуса вкупе с масштабными структурными реформами переформатировали систему – теперь вооруженные силы перешли под контроль исполнительной власти. Президент Эрдоган получил послушный инструмент для достижения своих амбициозных внешнеполитических целей.
Вскоре началась серия военных операций турецкой армии в Сирии, до того их планирование и проведение тормозилось из-за откровенного саботажа указаний Эрдогана в армейских структурах. Но после разгрома переворота и выхода на сирийские просторы процесс пошел, теперь Турция воюет уже и в Ливии. Наработка реального боевого опыта, ранее базировавшаяся лишь на локальных операциях против отрядов Рабочей партии Курдистана, приобрела обширнейшую географию. Турецкие военные базы были развернуты в Сомали (200 военнослужащих) и Катаре (3000), закрепив военное присутствие страны в стратегических Аденском и Персидском заливах. Плюс до полусотни развернутых турецких баз и объектов инфраструктуры в Ираке и Сирии. Албания предоставила турецким кораблям доступ на средиземноморскую военно-морскую базу Паша Лиман и разрешение на временную дислокацию в еще одном военном порту Дурреса.
Наконец, Турция остается членом Североатлантического альянса, что долгое время расширяло военную географию страны и, как считалось, благотворно влияло на процесс боевой подготовки войск. Но на фоне резкого охлаждения отношений Анкары с Брюсселем и Вашингтоном, начиная с репрессий после июльского путча и кончая курдским вопросом, фактор альянса перестал играть сколь-нибудь серьезную роль.
Встреча двух военных корпораций
Египетские военные сохранили и укрепили власть, турецкий офицерский корпус ее потерял. Египетская армия сохранила доверие общества, авторитет турецкой в обществе уже не столь однозначный.
В то же время уровень их боевого опыта неравнозначен – количество войн, ведущихся Турцией, только множится. Турецкая военная структура более гибкая, но под вопросом мотивационная составляющая – в вооруженных силах осталось немало скрытых врагов президента Эрдогана, и в ответственный момент нельзя исключать поворот штыков против него или актов саботажа. К тому же потеря уверенности в себе, помноженная на опасность репрессий сказываются на проявлении офицерской инициативы, столь важной на поле боя. Поэтому сейчас турецкая армия полагается больше на технику, прежде всего БПЛА.
Обе страны расходуют значительные финансовые средства на закупку самых современных вооружений, в том числе и российских. В активе Турции также мощный по региональным меркам военно-промышленный комплекс. Но у Египта значительно больше союзников в регионе, его операционные линии подходят вплотную к ливийскому театру военных действий, протянуть их до Триполи – дело техники, а Турции нужно преодолевать Средиземное море. Решающего преимущества нет ни у одного из противников.