Купаться бежали наперегонки, впереди всех Леха, а сразу за ним Женька. Она казалась себе стрелой, выпущенной из лука, неслась со скоростью света, не чувствуя под ногами ни тропинки, ни мелких камешков, ни выступающих узловатых корней. Женька была переполнена таким жгучим вибрирующим ликованием, что даже если бы захотела – не смогла бы замедлиться.
Дорога спускалась с холма, на котором был разбит палаточный лагерь, в речную низину, тянулась вдоль камышовых зарослей к хлипкому деревянному причалу. Женька видела, как мелькнули Лехины руки, когда он прыгнул с причала в реку. Женька даже почувствовала, какая вода холодная, представила, как гребут в прозрачной воде его руки. Сейчас прибегут все, намутят, и уже невозможно будет разглядеть, как подплывают под водой мальчишки. Женька не особо-то их боялась, она и сама ныряла хорошо, могла тоже сыграть с кем-нибудь шутку, например, с Лехой, пощекотать или стянуть ему под водой трусы. Он бы погнался за ней, и было бы так смешно убегать, брызгаясь, отпихиваясь руками и ногами от его загорелого, худого тела.
Женька сперва даже не почувствовала боли. Тропинка вдруг приблизилась, земля кувырнулась, и Женька уже лежит на спине, чувствуя, как боль пронзает горячей спицей ногу.
- Вааааа! - завыла она и села.
В глазах плыло. Пелена слез заволакивала и размывала лес, тропинку и даже ногу, но и так было видно, что ноготь на большом пальце сломан, от колена вниз расцарапана красными полосами кожа.
- Аааааа! - еще громче заныла Женька и подтянула ногу к себе. Размозженный ноготь показался ей отвратительным, она даже сморщилась, будто это была не ее нога, а чья-то чужая. Мимо пробежал, не останавливаясь, Адамов Димка, за ним Ушаков, Щербаков, остальные ребята. Только Славка Можайкин остановился.
- Что с тобой? – спросил он.
- Не видишь, придурок, упала! – заорала на него Женька.
- Че, сразу, придурок. Может, я помочь хотел.
- Вали отсюда!
- Ну ладно, - Славка неторопливо потрусил вслед остальным.
Женька осмотрелась. Позади тропинка почти заросла осокой. Она встала, проковыляла несколько шагов назад и увидела причину своей боли. Это был вросший в болотистую почву и спрятанный в траве булыжник. Женька плюхнулась рядом с ним, не думая об испачканной юбке, что уж теперь, и долбанула кулаком по камню.
- Дурацкий булыжник!– она била его, не чувствуя боли ни в расцарапанной ноге, ни в сломанном ногте, ни даже в отбитом до синяка кулаке. На нее нашло какое-то бесчувствие. Она вколачивала в камень свои ладони и кулаки, злясь все сильнее.
Послышались голоса девчонок. Женьке не хотелось, чтобы ее видели. «Растеплют всем», - думала она, ковыляя в камыши. Она хотела было прихватить с собой камень, но сдвинуть с места не смогла.
- А давайте ночью пацанам выход из палатки нитками зашьем? – услышала она голос Наташки . «Вот коза, - подумала Женька. - Стырила мою идею!»
- Дура ты что ль? – возразила Ирка. - Тебе класснуха уши к затылку пришьет.
- Ну а что, пастой мазать? Это же детский сад.
- А выход нитками зашить – это по-взрослому!
- Зато не будет…
Женька не услышала, чего не будет. После завтрака она тоже придумывала способы мести. Прошлой ночью кто-то из пацанов сунул Наташке в спальник жабу. Она завизжала, Женька проснулась и увидела, как склоняется над ней лицо в натянутой до подбородка шапке. Это был Леха, Женька его узнала. Он хотел поцеловать ее через вязанную ткань шапки, Женька его пихнула, и он чуть палатку не повалил.
В лагере начался переполох! Пацаны кукарекали, девчонки визжали, класснуха орала: «Это что за бедлам!». Постепенно все успокоилось, но девчонки до утра обсуждали происшествие и горячо спорили о способах мести.
Еще несколько минут назад Женьку это тоже волновало, но теперь она сидела в камышах с разодранной ногой, сломанным ногтем и эти детские глупости казались ей ерундой. Она даже почувствовала раздражение к подругам, которые, наверное не такие уж ей подруги.
Она вылезла из камышей на тропинку и страдальчески посмотрела на булыжник.
Что же ей теперь делать? Купаться не хочется, да и куда, с окровавленной ногой? Вернуться в лагерь и ждать всех? А булыжник? Она не могла просто так его здесь оставить.
Женька бродила вокруг, отыскивая в траве небольшую палку, потом долго откапывала камень из мха и болотистых суглинков.
Булыжник оказался тяжелым. Женька тащила его и ругалась: «Ублюдок! Мразь! Упырь! Сволочь! Зараза! Срака ушастая! Бармалюга! Плесень болотная! Выпиндыш!» Она и сама не знала, откуда брались эти смешные и страшные слова. Веселая злость подхлестывала Женьку.
Но скоро она устала, перестало хватать дыхания. Женька тащила камень несколько шагов, бросала и падала рядом на землю, чтобы отдышаться. Она представляла, как дробит булыжник кувалдой, потом каждый кусочек растирает в пыль, рассеивает по ветру, чтобы камня не существовало. Потом Женька мысленно бросала его в костер, и он сгорал, рассыпаясь искрами, как бенгальские огни, или кидала с оврага в болото, он тонул в трясине и лежал в вонючей воде до скончания времени.
В палатке булыжник как будто сожрал все место. Чужеродный, состоящий из грубой материи, он так не вязался с красно-шелковым стенами, зеленым мягким спальником и синим походным рюкзачком. Булыжник был из другого мира. Но он находился внутри палатки, отливая розовым из-за красных, пропускающих солнечный свет брезентовых стен.
- Булыжник! – Женька стукнула кулаком по остро-выпуклой поверхности: - Булыжник - забулдыжник!
Но смешно уже не становилось. Рана на ноге пульсировала, нестерпимо ныл ноготь. Вместе с болью на Женьку накатывало тошнотворное чувство собственной ненадежности и одиночества. Казалось, она так и умрет здесь одна, в своей красной палатке, рядом с этим мерзким камнем.
Женьке стало страшно, она опять заплакала, только теперь беспомощно и тихо, вытирая пальцами слезы так, будто выбирала из глаз щепотки соли. Нужно было пойти за помощью, но ей не хотелось. Она чувствовала, что осталась совсем одна в холодном бездушном мире булыжников. Вот бы пришел Леха и спас ее, сказал, как тогда, во время дежурства: «Я трактор Леха, работаю на борще и котлетах», и отнес бы ее на руках в медпункт.
Женька положила утомленные руки на камень, облокотилась на них лбом и закрыла глаза. Незаметно для себя она провалилась в сон, где они вместе с Лехой перетаскивали красные тяжелые коробки из класса в актовый зал и укладывали на сцене в скульптуру. Женьке хотелось выложить из коробок сердце, но он говорил, что из коробок надо сделать танк, а из швабры - дуло. «С ним всегда так, думала Женька, - кажется, что нравишься ему, но танк и дуло из швабры ему нравятся больше».
- Вот она! В палатке дрыхнет!
- Эй, дурында, проснись! Тебя ищет МЧС, - Наташка трясла ее за локоть. Женька открыла глаза и потерянно озиралась.
- Че это? Камень? Нахрена ты его в палатку притащила?
- Домой повезу, - садясь и одергивая футболку сказала Женька.
- Зачем?
- С балкона скину.
- Больная что ли на всю голову? Пошли, обед уже.