В искусстве есть традиционное разделение на монументальное и станковое. Первое подразумевает крупные объекты, разнообразные муралы, скульптуру в городе и большие инсталляции. Станковое искусство меньше: это все то, что можно увидеть в интерьерах жилых домов или крупных офисов – картина в ее привычном понимании и небольшая скульптура. Современное искусство, естественно, предполагает и первое, и второе. Но есть ли между ними существенное отличие во включённости в процессы арт-рынка и в актуальной повестке? Что сегодня больше в фаворе - монументальное или станковое искусство?
Варвара Муратова: Если говорить о частных коммерческих галереях, то преимущество, конечно, отдается станковому искусству. Не столько даже из-за того, что его проще хранить, перемещать и экспонировать. Просто оно продается быстрее и легче, не всякий может себе позволить огромную статую 2 на 4 метра, которую нужно поднимать усилиями восьми человек.
Елена Шевченко: Монументальное искусство всё-таки больше заинтересовано в общественных пространствах, а спонсорами такого искусства являются крупные фонды и государство. Хотя в последние годы есть тренд на роспись стен в квартирах художниками, но это всё-таки больше ремесленная история. Говоря о монументальном искусстве, важно помнить про роль заказа, как минимум потому, что формовать и отливать скульптуру очень дорого, позволить делать работы «для себя» могут лишь очень и очень большие художники. А мозаика, фреска, рельеф вообще не могут существовать без конкретного пространства, отталкиваясь от которого они создаются.
ВМ: Да, и если говорить в таких практических и меркантильных плоскостях: заказ и то, что сколько стоит и за сколько продается – как понять, какая сфера в итоге оказывается прибыльнее всего для художника? Очень наглядно видно, какая это большая дилемма для всех выпускников творческих вузов: заниматься после института пусть небольшим, но сольным творчеством или уйти в подмастерья к крупному автору, от которого в перспективе можно будет отделиться. И тогда начинаются искания, качания из стороны в сторону в поисках того, что лучше. Другое дело со стрит-артистами. По идее, они изначально работают по схеме нон-профита. Но, создавая свои монументальные работы на стенах общественных пространств, отвоевывая их, они создают себе имя и узнаваемый бренд. А когда бренд есть, появляются заказы на большие муралы, кроме того, стрит-артисты начинают предлагать заинтересованным галеристам и коллекционерам свои станковые небольшие работы. Получается, что монументальное искусство – это заработок на «один раз, но чтобы надолго хватило», а станковое – «чтобы было, на что жить здесь и сейчас»?
ЕШ: Думаю, это зависит от продуктивности и раскрученности художника. Можно и станковым зарабатывать надолго вперёд, если много работать и усердно прокачивать свою карьеру. Вот сколько у нас сейчас молодых монументалистов, слава которых выходит за рамки «широко известен в узких кругах»? Кого мы знаем, кроме Шемякина и Церетели? Молодых станковистов много, мелкой пластикой занимаются тоже достаточно активно. Инсталляции и новые медиа тоже на слуху. А памятники кто ставить будет?
ВМ: Ну это вопрос уже более философского порядка, судя по тому, какие дискуссии и протесты сейчас вызывает каждый новый проект, можно усомниться в том, нужны ли памятники в принципе. Ты затронула фамилии скульпторов-монументалистов, которые известны, в отличие от молодых авторов. Да, это верно, мы сейчас почти никого не знаем. Никто и не работает над масштабными проектами единолично (если не брать в расчет подмастерий, так, чтобы фамилия автора стояла под работой), за исключением разве что уже упомянутых стрит-артистов. Отчасти, думаю, это связано с огромным конкурсом на каждый проект: за возможность создать что-то настолько масштабное, что может прославить тебя в веках и, в то же время, дать возможность жить безбедно ближайшие пару лет, художники, особенно старшего поколения, бьются очень усердно. Когда наблюдаешь за этими страстями, приходит сравнение разве только с политикой. Молодым художникам, работающим со станковым искусством, в этом плане наверное проще.
ЕШ: Виной этому всё тот же заказ. Государство ставит памятники вроде Владимира, создание которых молодым современным художникам чуждо. А частные проекты редки и также далеко не всегда готовы к экспериментам. В целом практика оформления парков, общественных сооружений монументальным искусством не популярна сейчас. Архитекторы и дизайнеры заменяют парковое искусство концептуальными лавками и ландшафтными изысками. А декораторы предпочитают рукотворному панно промышленную печать на стекле, например. Недавно наблюдала конкурс, проводимый большим архитектурным журналом для нового жилого комплекса, художники представили проекты скульптуры для общего двора. В целом впечатление осталось такое – понимаешь, почему архитекторы выбирают ландшафтный дизайн, а не современную скульптуру. Некоторые проекты на уровне визуализации выглядели чуждыми предложенному пространству.
ВМ: Да, очень часто бывает так, что предложенный проект по своей монументальности/станковости не вписывается в заданные условия. Тут есть очень зыбкая почва того, где именно проходит грань между этими двумя видами искусства. Например, не очень понятно, куда отнести инсталляцию: к станковому или к монументальному искусству. Недавно мы посетили выставку Анны Ротаенко «Рингтон» в Музее Вадима Сидура. В общем и целом, концепция понятна: большие трубы, из которых доносится стук, помещены внутрь крупных металлических конструкций в форме крестов. Все вместе находится в небольшом зале музея. Казалось бы, монументальным такое искусство не назовешь. Но у него есть какая-то большая внешняя (и внутренняя?) потенция к тому, чтобы быть монументальным. И действительно, я не могу назвать работы Ротаенко станковыми. Или же, если вспомнить инсталляцию Марго Трушиной на выставке «Окситоцин», прошедшей в галерее Osnova в 2019 году – в большом аквариуме, встроенном в металлические конструкции с неоном, в воде таяли льды, а на стену проецировалось видео настоящего «гибнущего» ледника. Эту инсталляцию тоже не назовешь станковым произведением. Но и монументальным тоже сложно озаглавить без определенной натяжки. Как ты считаешь, где проходит эта грань, и стоит ли вообще ее искать?
ЕШ: Мне кажется, здесь просто нужно понимать само понятие монументальности. Если рассматривать монументальное не только как нечто большое по своим размерам, но принимать во внимание значительность концептуальной составляющей, наличие большой и важной идеи, заложенной художником, то всё встанет на свои места. При рассмотрении с такого ракурса, проект Ротаенко, в котором художница говорит о звуке как о символе религии, шума, суеты и войны, кажется в идейной составляющей монументальным, отсюда происходит и стремящаяся к монументальной физическая форма работы. Но когда работа выставляется в малюсеньком зале, эффект однозначно смазывается. Поскольку пространство репрезентации порой может быть важнее самого экспоната. В случае проекта Трушиной, он абсолютно соразмерен пространству галереи, и в нем также есть монументальное идейное начало – беспокоящая всех экологическая повестка. Если сравнивать два этих проекта, то на мой взгляд выигрывает Трушина, так как она смогла совместить монументальность в плане идеи с должным экспонированием.
ВМ: Поскольку во многих произведениях современного искусства чаще всего мысль и образ первичны, а форма вторична, сложно четко определить некоторые работы как «точно монументальные» или «точно станковые». И в арбузной косточке может быть заключен великий смысл. Но если говорить о монументальном и станковом искусстве в их привычном понимании, все же вопрос о том, что сегодня на первом плане, а что на втором, остается открытым. Они пересекаются, но очень косвенно, и один художник может успевать делать как большие муралы, так и холсты 50х50 см. Включено ли монументальное искусство в процессы российского арт-рынка? Однозначно, да. Заказы оплачиваются, соответственно они помогают художникам существовать и развиваться, несмотря на то, что отдельные монументальные работы невозможно включить в рыночный оборот: они существуют здесь и сейчас, в конкретном месте. При этом, станковые произведения и их создание - путь наименьшего сопротивления во всех отношениях: оно не так затратно, художник может спокойно создавать в мастерской много работ и затем продавать их в разы дороже себестоимости материалов. В монументальном искусстве же нужно задуматься: а сколько стоила эта отливка в бронзе? Сколько стоили использованные литры краски? Не говоря уже о таких ресурсах, как затраченное время и труд подмастерий.
Текст: Варвара Муратова, Елена Шевченко
telegram @moskvagalereinaya
instagram @mgdaily__