Памяти моего старшего товарища Николая Ивановича Щербинина - привившего мне любовь к истории. Сына двух великих народов - Таджика в душе и Русского по паспорту.
В Курган-Тюбе слышались выстрелы! Над городом летал вертолет без опознавательных знаков и отстреливал какие-то дымовые ракеты.
Это он от ЗРК (зенитного-ракетного комплекса) отстрелы делает - авторитетно сообщил недавно еще майор госбезопасности Курган-Тюбинского управления КГБ, а теперь просто беженец Садриддин Набиев.
Николай с грустью посмотрел на свой родной город и с неожиданной строгостью сказал бывшему майору - Пошли быстрее! Пока не засветлело, надо на хлопковых полях спрятаться.
Майор удивленно посмотрел на бывшего учителя, которого он знал как бесконфликтного и добродушного человека, не произнесшего ни одного грубого слова. Но что-то было в Николае такое, что Садриддин решил подчиниться.
Еще сегодня утром 25 сентября 1992 года было все спокойно. Но потом загорелся поселок Ломоносова под Курган-Тюбе и оттуда повалил народ, крича что офицеры сдали поселок без боя бородачам. А те уже ищут партийных и гбистов.
Майор получив донесение от своего старого агента доложил начальству о ситуации. Но первому заму управления, оставленному заместо начальника, выехавшего в командировку в районы было не до этого. Кто-то открыл крупный склад оружия местной милиции и по городу стали расползаться АКМ и ПМы. Уже каждый ребенок, который мог держать оружие, имел у себя на руках пистолет, а иногда и автомат.
Садриддин получил приказ заняться этим вопросом.
Захватив свой табельный пистолет Садриддин вышел на улицу и не знал что делать. Было жарковато, так как в Таджикистане даже осень как лето.
Поэтому он зашел в чайхану попить чаю и подумать. В углу одиноко сидел его знакомый Николай Иванович Щербинин - учитель истории в школе и знаток древностей. По паспорту он был русский, так как мать у него была русской. А отцом у него был крупный партийный чин, которому в свое время не дали жениться на русской его родственники.
Николай был мрачен! Но увидев как Садриддин появился у арыка возле чайханы радушно пригласил его на таджикском, который знал в совершенстве к себе за дастархан.
Они обнялись, вызвав недовольные взгляды завсегдатаев, которые в последнее время неприязненно смотрели на всех, кто был светлее чем все вокруг.
Но оба привыкли за последние месяцы к этому и завели непринужденный разговор.
Даже в это тревожное время, когда в Таджикистане таджик смотрел на таджика косо, не зная каких он предпочтений - за исламистов, а значит "вовчик", или за Народный фронт, а значит за "юрчиков", то есть тех, кто за интернационализм, они иногда встречаясь вели душевный разговор.
В основном о древних царствах, которые владели когда-то Таджикистаном - ушедших в нирвану кушанах, и не захотевших из нее возвращаться; гордых саманидах, сделавших тюркских рабов основой своего богатства; и спесивых газневидах, мечтавших о зеленом знамени ислама, покрывающем всю территорию Азии от Константинополя до Китая.
И сегодня Николай с радостью показал Садриддину кушанскую монету, которую они откопали с ребятами на месте археологических раскопок, заброшенных учеными из-за начавшейся гражданской войны.
Садриддин с улыбкой слушал про какого-то царя Канишку и думал как мало нужно истинно культурному человеку, чтобы просто быть счастливым. Просто надо найти древнюю монету, изучить ее и рассказать о ней внимательному слушателю. Он позавидовал этому русскому учителю истории, так увлеченному своим делом, что он даже не замечал все ужасное, что подкрадывалось к ним.
А ему приходилось с утра до вечера бегать по сигналам, вербовать агентуру, а потом встречаться с ней на явочных квартирах, отписываясь от ее имени по всему что творилось в городе.
А в городе творилось много чего плохого:
Бывшие советские военные, а теперь черт знает чьи, засели в своих казармах и хорошо пока не торговали из-за безденежья оружием. Которого у них было столько, что можно было армию вооружить. Склады 201 дивизии в 1989 году по самое не хочу загрузили оружием, которое вывезли из Афганистана. Рассчитывали, что еще вернуться или выдадут солдатам Наджибуллы.
А вон как получилось! Теперь оружие лежит и является постоянной головной болью особистов, которые уже по несколько раз на дню проверяют его наличие. Не дай бог оно попадет в руки исламистов или просто преступников.
В довесок в городе стали убивать. И если бы только русских там - это было бы понятно на фоне поднявшего голову национализма. Таджики стали убивать друг друга. За то что он гиссарец, или памирец или мать у него узбечка. Десятилетиями люди жили мирно и дружно. И на тебе! Вдруг вспомнили что они оказывается оказывается один чистый таджик, второй сарт, третий вообще узбек. А памирец вообще при таком раскладе не человек, а кяфир, который не достоин даже быть ни мусульманином, ни христианином. Так как он богопротивный исмаилит!
И это еще можно было бы вытерпеть, но оперативную обстановку ухудшили наркокартели, которые стали массово вербовать людей на переход границы, чтобы вместе с ними проходили челноки. Попробуй найди "несуна", если через границу каждый день ломится туда и сюда толпа народа?
От мыслей их отвлек старый чайханщик, который как старший по возрасту покровительственно сказал Садриддину - Бача (парень) ты бы шел отсюда со своим другом. Люди говорят, сюда погромщики из пригородов идут.
Садриддин привыкший на "оперативке" быстро принимать решения увлек Николая, который еще не отошел от своей монеты:
Николай Иванович! Времени нет! Пойдем дорогой, домой! Я тебя доведу!
Решительно передернув кобуру и показав, что у него есть оружие Садриддин пошел с учителем к нему домой, решив позвонить от него в управление.
Дома у учителя он позвонил дежурному и узнал, что в город действительно направляется большая группа исламистов, которые завладели милицейским оружием. У них были даже гранатометы.
Дежурный сказал, что первый зам приказал всем кто в управлении готовиться к бою, а тем кто за его пределами оставаться по месту нахождения, так как больше никого они запускать не будут. Управление переходило на осадное положение.
Когда он поговорил по телефону Садриддин увидел вопрошающий взгляд учителя. И не только его. Его семьи из его жены-кажется казашки, и троих маленьких детей - двух девочек и сынишки.
Майор решил действовать и попытаться хоть что-нибудь сделать. Поэтому он предложил Николаю быстрее собираться и идти с семьей на хлопковые поля за городом. Там можно было отсидеться!
Собравшись, они успели уйти за город еще до того, как в городе начались столкновения между "юрчиками" и "вовчиками", а затем и просто резня победивших исламистов.
Теперь они сидели среди хлопка и не знали что делать!
Вдруг раздался шорох и появился старик-таджик, который успокаивающе помахал им рукой.
Он поздоровался и спокойно разложив дастархан, который принес с собой положил перед ними несколько лепешек и гроздья винограда.
Садриддин поблагодарил старика и понял, что пока им не угрожает опасность.
Ночь они провели на кипах хлопка, сложенных на складе. Садриддин долго не мог уснуть. Спать ему не давали глаза детей Николая, в которых застыл вечный страх любого беззащитного ребенка перед жизнью.
Теперь, они никогда не смогут расстаться с этим страхом - подумал с грустью оперативник.
На складе они провели три дня. Еду им носил тот же старик, который оказался сторожем, всю жизнь проработавшим в местном районном комитете компартии. Дед был ветеран войны и с грустью рассказывал как долгие годы он видел что иссякает поток людей, идущих в райком партии. Раньше райком был заполнен людьми с утра до вечера. А последние несколько лет люди практически перестали заходить. И последний первый секретарь райкома, который также был ветераном войны, после августовского путча в Москве пришел утром на работу и отпустил всех домой, сам закрыв на замок двери райкома. Они вместе со сторожем выпили бутылку гранатового вина и вспомнили как получали свои партийные билеты на войне. Секретарь райкома перед штурмом Кенигсберга, а сторож в Сталинграде.
Через три дня старик принес известие, что в город вошли правительственные войска.
Садриддин и Николай вместе с семьей возвратились в город на попутке. Город не был разрушен. Но чувствовалась в нем какая-то настороженность. Не было видно играющих детей, дворы были загорожены, на улице валялись вещи.
Садриддин и Николай хотели пройти к дому Щербинина, но внезапно им навстречу выбежала их соседка Шукрона - дочь местного врача, который давно уже ушел на пенсию, но помогал всем соседям и пользовался уважением.
Она была не в себе кричала - Зачем они убили его? Он ведь всех лечил!
Оказалось, ее отца день назад неизвестные просто пристрелили на улице, когда он шел к женщине, готовившейся рожать. Им не понравилось, что он был в светской одежде и к тому же был кулябцем, о чем он честно им сказал. Кулябцы составляли основную часть проправительственных отрядов, а значит каждый из них был врагом вовчиков.
Через час Садриддин и Николай, оставив его семью в квартире решили узнать, что происходит в городе.
На площади они встретили знакомого Садриддину капитана из особого отдела 201 мотострелковой дивизии, который рассказал им, что их колона с ранеными попала за городом в засаду. Погибло много парней, уже раньше раненых.
Помучиться им пришлось перед смертью - с сожалением добавил особист.
А ваше управление отбилось - обрадовал капитан Садриддина.
Пока они беседовали, на площадь втянулась колонна грузовиков, из которых начали выскакивать вооруженные люди. Затем они стали выталкивать каких-то оборванных мужчин разного возраста.
Из отрядов самообороны Сангака Сафарова. Привезли тех, кто подозревается в убийствах и насилии в городе за три дня - поведал особист.
Среди подозреваемых были и старики, и совсем еще молодые парни.
Один из них, юнец лет 17 со слезами на глазах обратился к Николаю.
- Иванович, я же ваш ученик, Мурод! Помните?
- Конечно! Ты же учился в моем классе. За что тебя?
- Во дворе нашего дома убили женщину. Участковый сам три дня прятался и ничего не видел. Но показал на меня. У меня был привод в детскую комнату. Вот он со страху и на меня показал, когда начали искать тех, кто совершил убийство. Больше он никого не знает.
Щербинин и Садриддин попросили особиста помочь, но тот отказался, так как им сверху дали указание не вмешиваться в дела местной самообороны.
Тогда Николай бросился к мрачным боевиками из самообороны. Но те даже не стали слушать ни его, ни Садриддина. И пригрозили, если не отстанут, то их самих сейчас поставят вместе с подозреваемыми.
Пришлось им отступить и увидеть как нескольких мужчин отделили по приказу командира самообороны, и снова посадили в отдельный грузовик.
На вопрос Садриддина куда их особист неохотно ответил, что ясно куда - За город отвезут и шлепнут.
Николай стоял рядом и все слышал. Садриддин грустно повернулся к нему и увидел его остекленевший взгляд.
- Что с вами, Николай Иванович?
- Не могу на это смотреть! Как таджики убивают других таджиков.
- Они же преступники!
- Разве их вина доказана? Только суд может приговорить к казни.
- Сейчас время такое!
- Время всегда разное, но должна быть власть, только которой можно вершить суд. А где власть? Почему вы сотрудники правоохранительных органов допустили, чтобы на улицах убивали людей. А теперь не вмешиваетесь в самосуд, который творится.
Садридинну было нечего ответить. Он только спросил:
- Куда вы теперь, Николай Иванович?
- Жена давно уговаривает переехать к ней на Родину, в Казахстан! Надо собираться и ехать туда, где она родилась. В Кызылорду! Есть такой город на юге Казахстана!
- Но там ведь не ваша Родина!
- Моя Родина там, где таджик не убивает таджика!