Великая армия Наполеона, перешедшая в июне 1812 года границы Российской империи, была весьма разнообразна по своему составу, что в дальнейшем не раз оказывало заметное влияние на ее боевую эффективность. Но не только национальные и, если так можно сказать, культурные границы мешали этой "орде европейского типа": даже внутри французского ее "сектора" не было единства. Основной "водораздел" здесь проходил между армейскими и гвардейскими частями. Следует отметить, что подобное деление, более или менее явное, имело место в любой армии мира, однако в условиях войны 1812 года в России это деление имело весьма серьезные последствия для армии Наполеона. Вот что пишет об этом офицер французского 2-го кирасирского полка Тирион в своих "Воспоминаниях", опубликованных в русском переводе в 1910 году в журнале "Вестник русской конницы".
"Императорская гвардия была идолом своего шефа - Императора, который донельзя ее баловал, почему она стала заносчивой и дерзкой по отношению к армии, которая ее не любила и к тому же упрекала в том, что она не ходила в огонь и не несла тягостей сражения".
Любопытно, что Тирион далее указывает иную причину того, почему Наполеон не использовал свою гвардию в сражениях, чем большинство историков. По его мнению, император хотел вступить в покоренную Москву с столь же прекрасной и многочисленной гвардией, с которой он торжественно выступал из Парижа, чтобы произвести неизгладимое впечатление на жителей русской столицы. Однако, "что-то пошло не так", и гвардия, войдя в брошенную жителями Москву повела себя довольно оригинально. Для начала, они заняли все места, пригодные для постоя войск в сгоревшей Москве, убрав оттуда армейских чинов, а потом, порывшись в развалинах домов и найдя там разного рода припасы и ценности, устроили лавочки, в которых и продавали все награбленное опять же армейцам.
"Подобное поведение окончательно вооружило против них всю армию, которая в насмешку называла их "московскими купцами" и "московскими жидами". Конечно, далеко не все гвардейцы этим занимались, но упреки, сыпавшиеся на гвардию, имели свои основания. То, что говорю, могу подтвердить, так как сам купил себе сукна на одном подобном базаре, устроенном гвардейскими гренадерами".
Впрочем, заносчивость и предпринимательская жилка сыграли с гвардейцами плохую шутку: армейцы не простили им этого и жестоко отомстили "московским купцам" позже, когда некогда Великая армия начала свое отступление из Москвы:
"Отрываясь или отставая от своего корпуса, что случалось с людьми и других частей, гвардейцы брели обычно совершенно одинокими и отовсюду, куда бы они ни подсаживались или ни пристраивались: к костру ли или к другому какому-либо приюту, их грубо отгоняли, ругая жидами и купцами".
Результатом подобных неприязненных отношений были и несколько дуэлей между армейцами и гвардейцами, которые произошли уже во время отступления и несмотря на мороз. Так, по словам Тириона, уже у Смоленска офицер карабинерного полка убил офицера полка гвардейских гренадер.
Плохую шутку сыграли с гвардейцами Наполеона и вполне комфортные условия похода к Москве: тяготы и лишения отступления действовали на них гораздо серьезнее, чем на другие части, чему немало способствовал и довольно пожилой возраст многих гвардейцев, который наложился на привычку к нормальной пище и сносным походным условиям.
"В то время, когда мы умирали от усталости и голода в знаменитом лагере около Калуги (напротив русского лагеря в Тарутино - ИО), гвардия оставалась в Москве в безопасности, пользуясь всеми благами, а когда она, в конце концов, подверглась жестокостям зимы и лишениям всякого рода, то она начала страдать больше нашего, ненависть же, которую она возбудила против себя, ее окончательно деморализовала".
Впрочем, следует напомнить, что Денис Давыдов в своих "Записках" охарактеризовал состояние Старой гвардии Наполеона совсем иначе:
"Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти испытанных воинов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом среди снежного поля. Сколько ни покушались мы оторвать хоть одного рядового от этих сомкнутых колонн, они, как гранитные, оставались невредимы, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством. Гвардия с Наполеоном прошла посреди казаков наших, как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками".
Вероятно, разница в оценках объясняется тем, что Тирион отступал с своим полком в арьергарде, с которым двигались все отставшие солдаты, уже не надеявшиеся вернуться домой.
Как французы грабили Москву в 1812 году, можно прочитать здесь.
Понравилась статья? Подпишитесь, поставьте лайк и сделайте репост в соцсетях. Спасибо!