Не знаю, как у других, но мой алабай лает нечасто. Это он так разговаривает. Пролетел низко вертолет, стрекоча винтом, – зашлись в лае дворняги с промзоны. Сигнализация сработала на соседской машине – мужички развели базар-вокзал под окнами.
Назар прислушивается и лениво, но увесисто говорит свое «уав!». Басом. Мощно и зычно. Типа, вы там, конечно, летайте, лайте, свиристите, пойте, но помните, если что – территория-то, на самом деле, моя.
В минуты реальной опасности Назар не лает. Воздух сотрясать нечего впустую, надо действовать. И он действует…
В жару Назар гулять не особо любит. Он не ленивый, он энергосберегающий. Но тренировки требуют регулярности. Потому утром стараемся выйти на променад пораньше, пока солнце только встало и не успело раскалить воздух, траву, асфальт.
4.30. Прохлада. Благодать. Идем привычным маршрутом. От подъезда до угла дома, несколько десятков метров вниз, к узенькой речке, через дамбу, к лугу вдоль железной дороги. Здесь хорошо. Трава высоченная. Ранним утром еще прохладу ночи держит. Пузо Назарке щекочет.
Из полураскрытых цветов вылетают сонные мотыльки. Назар смешно клацает на них зубами. Но это так, для острастки. С сортировочной станции слышно, как перекликаются дежурные диспетчера, лениво переругиваясь по громкой связи.
Железнодорожное полотно слева от нас тянется по верху высокой насыпи. Справа маленький, поросший камышом и рогозом затончик и пара заброшенных садовых домиков с полуразвалившимися стенами и крышами. Посвистывают птицы.
Назар жадно ловит запахи и звуки. Он философ. Может подолгу рассматривать какой-то интересный цветок, слушать какой-то звук. Вот отошел за кустик одичавшей вишни, невысокий, но раскидистый.
Я проводила его взглядом, поднимаю глаза и чувствую предательский холодок внутри. Метрах в 10-ти от меня со стороны заброшенных домиков появился мужчина. Грязный, лохматый, в засаленной спортивной куртке нараспашку. Он смотрел на меня нагло и как-то по-звериному. Кривая усмешка искажает небритое лицо.
– Что стоишь, красавица? Я уж думал, сюда пойдешь…
Ох, дядя, лучше бы ты не шуршал… Назар вырос передо мной словно из-под земли. Закрыл своим корпусом. Рыжая шерсть на загривке стоит дыбом. Два глубоких вдоха-выдоха с фырканьем. Успеваю перехватить за ручку шлейки…
Назар не лает. Он не идет на рывок. Он дает время на осознание тому существу, которое сделало что-то не то. Все длится секунды. И в следующий момент – рык. Словами рык готового к бою алабая не передать. Утробно, раскатисто, без собачьего классического «рррр!». Рык алабая – это львино-дьявольское «вааааа!». Это последнее предупреждение врагу. Это обещание идти до конца. Это уверенность в своей правоте и силе. Услышав рык алабая, начинаешь верить в древнюю легенду, что эти собаки – потомки Сыртлона, грозного и непобедимого зверя, собиравшего дань с отар Туркмении…
Лицо дядьки, сказавшего не те слова и не в то время, становится странного серого цвета… Глаза, кажется, сейчас просто выскочат из орбит. Он как-то криво открывает рот и снова закрывает его, словно рыба, выброшенная на берег.
Дядька не сводит обезумевший взгляд от Назара. Он уже не видит меня. Он видит его – угрюмый исподлобья взор, напряженные широко расставленные лапы, причем, передние уже чуть подсогнуты для прыжка, первого и последнего. В приоткрытой в тяжелом дыхании пасти – белоснежные клыки длиной с мизинец ребенка.
– Я… вас… понял… понял… – дядька почему-то кланяется Назару, как-то нелепо дрыгая головой на вытянутой жилистой грязной шее.
В следующий момент он коряво пятится обратно в кусты.
Кладу Назару ладонь на спину. Назар не бросится вдогон. Алабаи не догоняют, они благородны. И так все ясно – побежденный ушел, победитель остался. Но в след мужику Назар на всякий случай отпускает последние советы. Сначала грозное и властное: «Ауф! Ауф!» И потом насмешливое: «Аур!»
Язык алабая не похож на привычный язык других пород. Они лают по-другому… Мне остается только присесть на траву и обнять мощную шею: спасибо, парень… Да, я вожак стаи. Да, эта машина, весящая больше меня, никогда не позволит себе дернуть меня и выйти из-под контроля. Но сейчас мне не стыдно быть слабой.