В предыдущей статье я начала рассказывать о монстрах из «Ведьмака», саги Анджея Сапковского. Но все причудливые создания в одну статью не поместились, поэтому сегодня — продолжение. На этот раз героями станут существа из «Меча Предназначения», второй книги о приключениях ведьмака Геральта. Разбираемся, откуда писатель их позаимствовал.
Дракон
С ним мы встречаемся в рассказе «Предел возможного». Загадочный ящер, одержимый страстью к сокровищам и миловидным девушкам, есть в фольклоре многих народов. Сколько бы ни было у дракона голов, он всегда встречает на пути героя, который и расправляется с краснокнижной рептилией, после чего забирает все честно награбленное и увозит с собой знатную пленницу.
Кто-то видит в драконах и змеях воспоминания предков о встречах с последними динозаврами, кто-то считает борьбу с рептилией обрядом инициации, а некоторые находят и женский след, намекая на родство женщины и змеи (крито-минойская культура, Библия).
В мифах Ближнего Востока тело дракона часто становится фундаментом для сотворения мира, достаточно вспомнить библейского Левиафана и Тиамат, богиню-дракона народов Месопотамии. А в Греции ужасный стоголовый Тифон восстает против олимпийцев. Но в конце концов боги порядка побеждают первозданный хаос и преображают его.
Крылатые драконы несли колесницы богов (такие нетипичные скакуны были у Цирцеи), морские — требовали жертвоприношений в виде прекрасных дев (Персей и Андромеда), а самые спокойные — сторожили ценности небожителей (золотые яблоки в саду Гесперид) или царей (например, золотое руно в Колхиде).
Как бы там ни было, летающий, плавающий и огнедышащий страж земных богатств, объединяя в себе все стихии, является лучшим символом дикой природы вообще, мощь которой и восхищала, и ужасала людей.
С приходом христианства дракон в Европе теряет свою неоднозначность и становится воплощением темных сил и мирового зла, самого дьявола. А победа на драконом входит в обязательный список подвигов любого рыцаря. Таких драконов можно найти у Толкина.
Однако в Азии драконы так же многолики, как и люди. И наряду со свирепыми чудовищами, там встречаются мудрые и добрые драконы, которые одаривают правых и помогают беззащитным. Азиатские народы почитают дракона. Например, китайцы с гордостью именуют себя детьми дракона. В восточной культуре дракон — символ мужского и светлого начала. Он входит и в число 12 священных животных Будды, владык года.
И уже одно это ярко иллюстрирует различие западной и восточной культуры.
Дракон в интерпретации Сапковского гораздо больше похож на своего восточного коллегу, чем на западного.
Кроме того, писатель обыграл и легенду о Вавельском драконе, который стал символом Кракова. Там дракона убивают с помощью коровы с начинкой из серы. Такой же способ используют и герои рассказа, хотя история Сапковского совсем не о том, как убить дракона.
Сирена
Героиня рассказа «Немного жертвенности». В классической греческой мифологии сирены были прекрасными, но коварными созданиями, птицами с женской головой и грудью. Они заманивали моряков своими чудесными песнями, после чего губили их. В «Одиссее» их остров, усеянный костями жертв, находился между островом волшебницы Цирцеи и проливом Сциллы и Харибды. Тот же Одиссей смог услышать волшебное пение сирен и не погибнуть, залепив воском уши своих соратников, а себя привязав к мачте. Ранее и аргонавты ускользнули от опасных певиц — Орфей просто заглушил их своим вокалом. И хотя сирены были воплощением обманчивой и губительной морской стихии, в эпоху поздней античности они уже стали благожелательными и мудрыми созданиями, которые исполняли музыку сфер, поддерживая мировую гармонию.
Родителями пернатых красавиц обычно называли речного бога Ахелоя и одну из девяти муз — Терпсихору (по Аполлонию Родосскому) или Мельпомену (по Ликофрону). Хотя Софокл считал отцом сирен Форкия, бога морских чудес.
Любопытно, что и самая популярная версия гибели сирен также связана с музами.
Сирены вызвали муз на творческое состязание и проиграли, после чего музы варварски ощипали соперниц.
Не стерпев унижения, сирены бросились в море. Впрочем, по другой версии они бросились в море после того, как не смогли заманить к себе Одиссея. Число сирен также различно у разных авторов, обычно меняется от двух до семи.
Некоторые мифы объясняли птичий облик сирен тем, что когда-то они были спутницами Персефоны, похищенной Аидом, и мать юной богини Деметра сделала их крылатыми, чтобы они помогали ей искать дочь.
При этом сирены часто изображались на надгробиях и почитались как музы загробного мира. В этом качестве сирены проникли и в славянский фольклор, где превратились в райскую птицу Сирин, чьи песни могут лишить человека рассудка.
Отдельные критики утверждали, что сирены были просто прекрасными гетерами с восхитительным голосом. А все остальное — чистая символика.
Итак, утопившись, сирены вынырнули уже в Средние века, превратившись к тому времени в морских дев. Логично — пришлось приспосабливаться к новой стихии. В таком качестве сирены сохранили дар пленять собой моряков, девичью прелесть и неудобную нижнюю часть — на этот раз рыбью. Зато вместо крыльев получили изящные руки. В Средние века сирен часто смешивали с ундинами, духами воды. Впрочем, и тех, и других обвиняли в одном и том же — непогоде и вредном влиянии на мужчин.
Потом возникли легенды о том, что сирены наоборот мечтают получить человеческую душу, но у них не хватает сил отказаться от своей языческой природы.
Этот мотив обыгрывают и Андерсен, и сам Сапковский — последний с присущей ему иронией.
В его рассказе фигурирует средневековая сирена, а при желании можно найти намек и на варшавскую сирену — герб польской столицы.
Дриада
Лесные нимфы появляются в заглавном рассказе сборника «Меч Предназначения». В интерпретации писателя они настоящие амазонки и защитницы окружающей среды, прежде всего, леса Брокилон. Впрочем, классические дриады также не отличались кротким нравом. Само название нимф восходит к дубу, главному дереву древних.
Покровительницы деревьев, дриады, как и все нимфы (о морских нимфах подробнее я писала здесь), отличались свободолюбивым и взбалмошным нравом. Прекрасные девушки сурово карали тех, кто причинял вред деревьям, в которых они жили. Чаще всего они лишали таких людей разума. Дриады жестоко мстили своим возлюбленным за измену, но и сами могли погибнуть из-за любви, потому что нимфы хотя и жили долго, но бессмертными не были.
Например, укус змеи стал роковым для дриады Эвридики, возлюбленной певца Орфея.
Впрочем, некоторые дриады наоборот предпочитали навсегда превратиться в растение, лишь бы избежать лишних ухаживаний. Так поступила Сиринга, убегая от объятий козлоногого бога Пана.
В зависимости от своего дерева дриады могли выглядеть по-разному. Некоторые авторы считали, что их волосы меняют цвет подобно листве в разное время года, другие настаивали на зеленых кудрях. В зимнее время дриады засыпали, за исключением тех, кто жил в хвойных лесах.
Иногда дриады объединялись в группы и имели собственные прозвища. Например, мелии — нимфы ясеня, были древнейшими из своих сестер и даже воспитывали маленького бога Зевса. А нимфы гранатовых деревьев назывались роадами.
Среди дриад выделялись гамадриады — именно они погибали вместе со своим деревом.
Как и другие нимфы, дриады часто танцевали на полянах с сатирами, украшая себя венками, или охотились в свите богини Артемиды. Они могли даже предсказать будущее. Люди считали, что в шуме листвы можно услышать ответ на важный вопрос.
С приходом христианства греки стали считать, что дриады похищают девочек, чтобы сделать из них новых лесных нимф. Поэтому всех потерянных в лесу девочек приписывали дриадам. Сапковский также использует этот мотив.
Кстати, в кельтском фольклоре есть создания, родственные греческим дриадам.
Зеленые дамы предпочитали дуб, иву, вяз и тис, но могли устроить себе жилище и в яблоне.
Строгие и обидчивые Зеленые леди могли ради шутки испугать заблудившегося в лесу человека и жестоко наказать за порчу своего дерева. Впрочем, их можно было умилостивить — достаточно было посадить под деревом примулы.
В березе же, по мнению кельтов, обитало еще более зловещее существо — Белая Рука. Это фейри одним прикосновением к голове сводило человека с ума и останавливало сердце.