Здравствуйте, мои дорогие подписчики и читатели!
Это продолжение истории о лете 1973 года. Первая была про «Бетономешалку», а эта – про мои приключения в деревне у бабушки Мани.
Прошу прощения, что почти все фотографии чужие – все наши редкие деревенские фото оставались у папы, а его третья жена их уничтожила.
Мои бабушка с дедушкой были, как сейчас говорится, заводчиками.
Бабушка занималась разведением очень породистых кроликов-производителей, дедушка – таких же породистых гусей и, редких в то время, цесарок.
В деревне все гуси были в основном, холмогорскими – с большими шишкообразными наростами над клювами.
Дед же занимался разведением изящных белоснежных эмденскихг птиц. Главным любимцем деда, и производителем, приносящим неплохие деньги в виде чистопородных молодых гусят, был роскошный гусемужик Григорий, или, по версии дедушки (ласкательно) Гоша, а, по безапелляционному мнению бабушки – Гришка-холера.
Важный был Гриша – жуть! И, хотя эмденцы вовсе не бойцовая порода, чуть что не по нему или кто-то не понравился – сразу нападал, разъярённо шипя и гогоча на всю округу. Особенно ревностно он защищал свою семью.
Боялись Гришку все соседи, и даже мои родители, которые бывали в деревне только летом по выходным, когда навещали меня.
И бояться было чего! Только представьте себе, что на вас со всех ног несётся очень злющая одиннадцатикилограммовая птичка! И если укусит – мало не покажется!
Гриша был многожёнцем. Сопровождавшие из года в год, шесть-восемь сахарно белых гусынь то и дело оспаривали друг у друга его внимание, и всегда парочка-тройка дам вела за собой выводки пушистых жёлтеньких неуклюжих малышей.
Днём бабушка выпускала гусиное семейство на «выгул» – большой луг, простиравшийся от линии домов до старой церкви, которая тогда служила Домом Культуры с кинотеатром для местных жителей.
С Гришей, как и со всей бабушкиной живностью, я дружила. Приносила ему вкусные кусочки со стола, рвала сочную травку, гладила и почёсывала, и вообще, баловала, как могла.
А ещё у нас жила большая чёрная немецкая овчарка Атом.
Атом был исключительно дедушкиным псом. Его даже бабушка боялась и давала ему есть, протягивая миску густым с мясным супом или мозговыми косточками на лопате.
Атом признавал только деда и меня.
Я вообще с трёх до пяти лет проводила в его конуре больше времени, чем за играми.
Бабушка была в ужасе, дедушка, наоборот, всячески поощрял мою дружбу с любимой собакой.
Но моего пинчера Тотошку Атом невзлюбил с первого взгляда. И отчаянно ревновал, когда я брала маленького пёсика с собой на мирные прогулки.
В селе мне особо не с кем было дружить. Все деревенские мальчишки и девчонки совсем взрослые, а девочек и мальчиков моего возраста привозили к бабушкам и дедушкам не всегда. Да и как-то я с ними не слишком сходилась – интересы даже в столь юном возрасте у нас были совсем разные.
Так что я играла одна, и не чувствовала себя одинокой ни капельки. Ведь всегда приятно пообщаться с умным человеком без посторонних )))
И, разумеется, мои забавы выходили далеко за рамки дозволенного бабушкой и дедушкой.
Одной из таких забав был полуразвалившийся «дом на дереве», построенный бог знает и кем, между двумя из пяти огромных старых ветлы, растущих на краю рощи у ручейка, впадающего в речку Северку, как раз за церковной колокольней.
Очевидно, когда-то в этом месте тоже было жильё – неподалёку от вётел, на уровне земли, в травы, были остатки бревенчатого сруба. А в центре поляны, которую образовали вётлы находился старый, полузасыпанный колодец, прикрытый досками, в коем воды не было много лет.
Я любила сбежать вместо пляжа на берегу Северки, в таинственные деревянные развалины «воздушного замка» и читать там тайком взятые у библиотеке деда «взрослые» книги.
В то лето я читала «Консуэло», и старый колодец, манил меня как магнитом. Мне так хотелось, чтобы это был не колодец, а тайный подземный ход, ведущий за реку, прямо за забор запретной территории военной базы ПВО. Вот где бы я развернулась!
И однажды я решила исследовать колодец.
На свои запретные вылазки Тотошку я никогда не брала, а вот Атома – частенько.
Пробравшись поутру в мастерскую, я утащила моток толстой верёвки и холщовые рукавицы. Разумеется, показаться с этим скарбом на глаза деда или бабушки было слишком рискованно, так что Атома пришлось оставить дома. Тотошку – тем более. Я очень боялась за малыша.
И отправилась я к роще в одиночестве.
Обвязав верёвку вокруг ближайшей ветлы, я сбросила в сторону старые доски и полезла в колодец. Но, видимо, узел был завязан слабо, и, едва перевалившись через край, я рухнула на земляное дно, утащив за собой свободный конец верёвки.
Колодец был всего метра два с половиной глубиной, так что я даже не особо ушиблась.
Но положение было аховое. Мне было всего семь, ростом – метр без кепки.
Я прекрасно понимала, что выбраться по отвесным стенам мне не удастся, а искать меня здесь никто не будет. И кричать бесполезно – меня не услышат.
Немного поревев от безысходности, я сначала решила проверить, правда ли, что из колодца днём видны звёзды. Ни фига подобного! Из моего колодца никаких звёзд на небе я не увидела. Наверное, слишком мелкий. Зато увидела грозную сизую тучу, не обещающую ничего для меня хорошего.
Дождь не заставил себя ждать и полил, как из ведра. Я тут же промокла насквозь. Дно колодца превратилось в чавкающую жижу. Наверху сверкали розовые молнии под аккомпанемент небесного оркестра из одних ударных.
Сквозь стекавшие по мне потоки, я осматривала тонкие корни, торчащие из земляных стен, давно лишённых своих колод-опор. Можно было попробовать забраться по корням. Правда, слишком они были высоко, и теперь, по щиколотку в воде, даже опереться на твёрдую почву не приходилось.
После нескольких неудачных попыток дотянуться до корней, я начала конструировать лассо, понятия не имея, как завязать скользящий узел.
Я хотела попробовать набросить его на самый толстый кривой корень почти у поверхности.
Короткий летний ливень прекратился так же внезапно, как начался. И я услышала наверху знакомое многоголосое гоготание – гуси забрались за колокольню, очевидно прячась от дождя под растущими здесь гигантскими лопухами.
Я проорала: «Гриша, я здесь!», и тут же в колодец свесилось несколько гусиных голов, в том числе и гришина.
Гуси посмотрели на меня, но тут же потеряли интерес и, судя по удаляющимся голосам, пошли обратно на выгул.
Я снова осталась одна.
Повозившись с верёвкой, я осознала, что лассо мне не сделать. Да и вряд ли я смогу набросить его на тонкий корень.
И тут я вдруг ясно поняла, что умру в колодце. Никогда не увижу Тотошку, Атома, Гришу, бабушкиных кроликов, маму, папу, дедушку, бабушку…
Мысль была невыносимой, и я разревелась в голос, уткнувшись во влажную землю стены.
Неожиданно где-то рядом раздались лай Атома и гоготание Гриши. Я изо всех сил закричала.
Через секунду Атом смотрел на меня с края колодца отчаянно лая.
А затем показалась любимая крупная осанистая фигура дедушки.
- Ну-с, моя милая барышня, что Вы там потеряли? – невозмутимо осведомился он. – Н-да-с, задачка… Стой там пока, я – за верёвкой.
Дедушка ушёл, оставив меня на попечение скулящего Атома и Гриши, к которому присоединилось вся взволнованная гусиная семейка.
Минут через десять дед вернулся с верёвкой и вытянул меня из колодца. Я, ревя от счастья, вцепилась в ремень на его талии мёртвой хваткой.
- Эй, Лягушонок, ты мне все брюки в земле извозила! – притворно возмутился дедушка, отстраняя мою чумазую и мокрую от слёз физиономию. – Атома с Гришей обнимай. Если бы не они – искать нам тебя всей деревней пришлось бы.
Дедушка осмотрел мою вымокшую фигуру, вытер, насколько возможно, мою физию большим носовым платком. Смотал обе верёвки и повёл меня домой, настрого запретив, говорить бабушке про колодец. И, в очередной раз, взял с меня честное слово, что больше я не буду заниматься ерундой, иначе так ему и до инфаркта недалеко.
Я клятвенно заверила его, что буду послушной, и вообще – с участка ни ногой. Дедушка только вздохнул, потрепав меня по мокрой голове – это было моё сотое обещание.
Пока мы шли домой, он рассказал, как было дело.
Он сидел в тенёчке на скамейке под яблонями, читая свежие газеты. (Дедушка выписывал море газет и журналов – их даже не всегда в ящик можно было засунуть, и тётя Катерина – почтальон, приносила прессу прямо в дом).
Атом, отпущенный гулять, лежал рядом, тяжело дыша во сне – ему тоже было жарко.
И вдруг у калитки раздался громкий вопль Гриши. Дедушка решил глянуть, что происходит – не третирует ли, в очередной раз, своенравный гусак кого-то из соседей.
Не успев открыть калитку, дедушка был атакован гусём – птица била крыльями и орала во всё горло. Тут же явился Атом.
Гриша развернулся и побежал по лугу, то и дела срываясь в лёт, хотя, до сей поры, навыков воздухоплавания не проявлял.
Атом понёсся за ним, за Атомом – дедушка. Вот, и обнаружили меня.
Дед, и без того весьма гордившийся своим уняшкой Гошей,, с тех пор стал ещё больше холить и лелеять свою ненаглядную белоснежную птичку – ведь Гриша оказался ещё более умной птицей, чем его считал дедушка.
Атом же всё лето не отходил от меня ни на шаг. И даже смирился с присутствием Тотошки. Отныне гулять я ходила с ними обоими, и всегда, когда мы шли на речку, к нам присоединялся Гриша со своими прекрасными, но очень сварливыми жёнушками.
Гриша прожил ещё восемь лет. И умер вскоре после смерти деда, затосковав по хозяину. А Атом ушёл в лучший мир ещё спустя лет пять – я уже школу закончила.
Комментируйте, ставьте лайки и подписывайтесь на канал!