Найти в Дзене
Денис Лукьянов

Изысканный труп нового Парижа

Свесив ноги вниз, на угловатом мосту сидит худощавый мужчина в коричневом костюме. Под ногами бурлит вода, какая-то местная речушка, окрашенная в красный свет. Хочется верить, что это не кровавые потоки, смешанные с водой, а просто плохо-нарисованные блики заходящего солнца… Человек сидит, свесив ноги, а за ним раскинулся пейзаж – размытый, нечеткий, как на подарочной открытке, попавшей под воду. Пейзаж пестрит акварельными мазками и создает атмосферу уюта и умиротворенности… Человек сидит, свесив ноги, и смотрит в никуда, не выражая никаких эмоций. Человек делает это просто потому, что у него нет лица. *** Появись ядерное оружие во времена Второй Мировой войны, и это переломило бы ход истории – еще не известно, в какую сторону. Но что, если… случилось бы нечто другое, по силе и ужасу превосходящее трущиеся друг о друга атомы. И что, если бы самой разрушительной силой на свете стало ни что иное, как искусство – способное лишь волей краски и изображения рождать горы, и тут же стирать
Оглавление

Свесив ноги вниз, на угловатом мосту сидит худощавый мужчина в коричневом костюме. Под ногами бурлит вода, какая-то местная речушка, окрашенная в красный свет. Хочется верить, что это не кровавые потоки, смешанные с водой, а просто плохо-нарисованные блики заходящего солнца…

Человек сидит, свесив ноги, а за ним раскинулся пейзаж – размытый, нечеткий, как на подарочной открытке, попавшей под воду. Пейзаж пестрит акварельными мазками и создает атмосферу уюта и умиротворенности…

Человек сидит, свесив ноги, и смотрит в никуда, не выражая никаких эмоций.

Человек делает это просто потому, что у него нет лица.

***

Появись ядерное оружие во времена Второй Мировой войны, и это переломило бы ход истории – еще не известно, в какую сторону. Но что, если… случилось бы нечто другое, по силе и ужасу превосходящее трущиеся друг о друга атомы.

И что, если бы самой разрушительной силой на свете стало ни что иное, как искусство – способное лишь волей краски и изображения рождать горы, и тут же стирать их с лица земли.

Чайна Мьевиль
Чайна Мьевиль

И что, если бы этой силой стал именно сюрреализм? Полный страшных, порой разрушительных и сводящих с ума образов… Чайна Мьевиль предлагает пофантазировать на эту тему в «Последних днях нового Парижа», где сюрреализм стал чем-то большим, чем вылитым на бумагу подсознательным.

1941

Изучая принцип работы древнего пражского голема – глиняного гиганта, оживленного словами – один американец оказывается в оккупированной Франции. К тому же, наедине с группой сюрреалистов, которых считает ханжами и пижонами.

Но потом он начинает осознавать, что именно образы, рождающиеся из чистого случая, открывающие дорогу в бессознательное, могут переломить ход войны. Достаточно лишь совместить их с магией, и Третьему Рейху придет конец.

Правда, капризный случай диктует свои правила – и некий прибор, заряженный подсознательным всех сюрреалистов мира, попадет не в те руки. А немцы, имеющие везде свои глаза и уши, понимают, что такое мощное оружие не просто можно, а нужно использовать в своих целях…

1950

Париж в оккупации, вторая мировая все еще продолжается.

Прошло уже 9 лет с момента С-взрыва, который изменил жизнь столицы Франции – и ход войны – навсегда. Чудовищная сила воплотила в жизнь самые невероятные образы подсознательного, и произведения искусства стали реальны. По улицам гуляют волко-столики, женщины с ящиками вместо груди, изысканные трупы и множество других странных существ.

А еще, Париж патрулируют демоны, призванные нацистами прямиком из Ада.

Горожане все еще сопротивляются, пытаясь отбиваться сразу и от таинственных манифов (так окрестили ожившие образы), и от жутких демонов, и от вражеских солдат.

-2

Партизан, член сюрреалистического общества «Рука с пером» Тибо – один из оставшихся борцов сопротивления. Однажды он сталкивается с женщиной, совершившей невозможное – взявшей под контроль одного из манифов. И в душу Тибо начинают закрадываться смутные сомнения что все, возможно, не так просто, и что нацисты что-то затевают…

А потом он волей коварного случая спасет фотографа Сэм, которая, кажется, знает слишком много для просто корреспондента, посланного изучать новый Париж. Так Тибо узнает о таинственном плане «Fall Rot», который никогда не должен быть реализован, иначе всем стараниями придет конец. Вот только что это такое, и какую роль тут играют демоны, манифы, жертвоприношения, епископы-предатели, нацистские ученые и фотограф, рвущаяся написать книгу «Последние дни нового Парижа»?

Ответ по-настоящему ужасающий. Спрятан он, как и ведется, на последних страницах романа.

Такое произведение мог написать только и только Чайна Мьевиль – и именно он, а не далеко С-взрыв, оживил множество знакомых (и не столь знакомых) сюрреалистических образов. Автор прекрасно чувствует язык, слова сплетаются, как части подсознательного, и впечатывают в голову читателя порой прекрасные, а порой ужасающие образы.

Русское издание романа
Русское издание романа

Не пугайтесь стиля Мьевиля – несмотря на свою насыщенность, текст невероятно прост. И уж тем более, не бойтесь встретить незнакомые образы – в конце есть приложения, которые помогут понять, что есть что.

Автор прекрасно играет с настроением, заставляя его преодолевать невероятные виражи – от некоторых сцен может поплохеть а от других же, наоборот, появится надежда на лучшее.

Чайна Мьевиль коварствует, заставляя сомневаться в героях. Что сказать, ловкость слов – и никакого мошенничества.

И обязательно, просто обязательно прочитайте послесловие – оно заставляет взглянуть на прочитанное совсем по-другому, оставляя незабываемое, но спорное послевкусие.

Потому что, кто знает, вдруг все рассказанное – не выдумка, а правда, которую мы так часто забываем?..

Красные потоки воды продолжают журчать под камнями, размытый фон улыбается акварельными мазками, мост остается на месте, да вот только…

Вместо смотревшего в никуда безликого человечка теперь красуется черное пятно, словно бы фигурка наконец-то вырвалась из своей тюрьмы. Будто ее вырезали ножницами, совершив акт вандализма – или же, наоборот, освобождения.

И только две рукописные буквы светятся над тем местом, где раньше сидел человек, свесивший ноги с каменного моста. Они мигают, как сломанная вывеска, и постепенно исчезают, словно тлеющие лучинки.

Всего две буквы.

А. Г.