Следующим интересным человеком был наш кок. Их на флоте почему-то «кандеями» кличут. Что это слово означает, я точно не знаю, поэтому для меня оно осталось синонимом кока. Я не случайно сказал о втором коке. Дело в том, что первый, с которым мы вышли в рейс, пробыл на судне совсем немного – меньше месяца. Дело своё он знал хорошо, и наш рейс с ним был бы совсем неплохим. К сожалению, он, оказывается, был язвенником, да еще хроническим. У нас ведь медкомиссию как проходят? Ноги – две, руки – на месте, скажите «а» – годен! Этому тоже, ох как хочется денежек заработать. Запасся он привычными лекарствами. Авось, – думает, – пронесёт. А тут в открытом море прихватил его приступ, открылось кровотечение. На траулере, конечно, никаких врачей нет. Сдали его на плавбазу, а те врачи видят – нужна срочная операция, иначе человек через несколько часов помрёт от кровотечения. Вызвали по рации военный вертолет, и увезли его на берег. Благо, что было это в Охотском море, а не в океане.
Заболела у вас, скажем, на берегу жена. Приходите с работы – ужин не готов. Что делать? Вариант первый – идти в столовку. Практичнее, однако, завернуть в магазин кулинарии и взять готовые полуфабрикаты: винегрет овощной, котлетки, паштет мясной или колбаски с полкило, яиц для глазуньи. А у старушек возле магазина – пучок лука, редиску или огурчиков, если сезон. Десять минут, и ужин готов, пока чай кипятился. Самые искусные, конечно, могут и по полной программе сами приготовить. А в море? Учтите, свежий морской воздух и тяжелая физическая работа неимоверно развивают аппетит. И вот двадцать шесть голодных гавриков сидят в кают-компании в ожидании обеда. Ну, на первый раз, выдали по банке тушёнки и консервированного компота, а затем стихийное собрание всего экипажа решает самую насущную проблему: как быть дальше.
Капитан предлагает выбрать кого-нибудь стряпухой, пока настоящего кока не пришлют попутным судном из Управления. Добровольцев не оказывается. Дело в том, что в путине все заработки начисляются по паям. Скажем, капитан имеет 2 пая, штурман – 1.8, матрос первого класса – 1.4, а у кока – самый низкий пай – единица. Теперь посмотрим, что за этот пай делать надо. Конечно, кок работает не на обледеневшей палубе, а в тёплом камбузе, но... Сравните камбуз с вашей кухней. Главная разница не в том, что плита и кастрюли здесь побольше, а в том, что все кастрюли снабжены крышками на защёлках, иначе содержимое их выплеснется, как только судно положит на борт. Решили вы, к примеру, посолить или попробовать на готовность. Выбирайте момент, когда судно принимает почти горизонтальное положение, быстро отдергивайте защёлку, мигом всыпайте соль или зачерпывайте пробу, а главное – успейте защёлкнуть крышу, иначе кипящее варево частью ошпарит вам руки, ноги или корпус, а частью растечётся по плите, произведя облака пара и невыносимый смрад. Выгнать чад и пар можно, например, открыв иллюминатор. Свежий морской ветерок обдаст ваше взмокшее тело, и через неделю, максимум – две вы начнете знакомство с полным набором профессиональных заболеваний кока, как-то: простуда обыкновенная, простуда с переходом в ангину, великолепная коллекция чирьев на самых неожиданных местах, а кроме того – ревматизм, радикулит и масса других неизлечимых недугов. Вы также обратите внимание на то, что на камбузе в специальных держателях или на крючочках закреплён абсолютно каждый предмет: вилка, ложка, кружка, тарелка. Если вы страдаете забывчивостью и оставите один- другой предмет просто так на столе, то уже через несколько минут эти скачущие предметы начнут играть такую музыку, в сравнении с которой звон цыганского ансамбля покажется чарующей тишиной, а поймать их будет так же непросто, как цыгана, укравшего коня. Когда я познакомился с камбузом поближе, мне показалось, что знакомый всем нам детский шедевр «Федорино горе», начинающийся словами «Скачет сито по полям, а корыто по лугам...» был написан Корнеем Ивановичем, несомненно, после посещения камбуза во время рейса судна.
В конце концов, после долгих уговоров один из матросов согласился временно поработать коком, но поставил непременным условием, чтобы за это время ему оплачивали пай матроса. Все облегчённо вздохнули. Николай – так звали этого молодого матроса, на берегу иногда готовил для семьи. Но, во-первых, это были обеды или ужины на три-четыре человека, а во-вторых, я уже объяснил кратко специфику работника камбуза. В целом он неплохо справлялся со своими обязанностями. Трудности были разве что с выпечкой хлеба. Сами понимаете, на берегу это искусство массами давно уже позабыто. Разве что две-три бабки в какой-нибудь глухой деревне ещё умеют это делать. Он выкручивался, испекая на плите азиатские лепешки. Ну кто станет придираться к этим мелочам. Тем временем мы буквально засыпали Управление радиограммами с просьбами, требованиями, мольбами срочно, немедленно направить на судно кока, взамен заболевшего.
Управление молчало что-то около месяца. Но вот, однажды, получаем короткое послание: «Примите на борт кока». Через шесть часов к нам швартуется какое-то грузовое судно. Некая фигура неуклюже карабкается по шторм-трапу, постоянно соскальзывая и глухо матерясь. Работы остановлены. Весь экипаж набился в кают-компанию на ответственные смотрины. В глазах у всех читаются простые желания – отведать уже сегодня чего-нибудь вкусненького. Время застыло. Наконец послышались шаркающие шаги, и через комингс перевалил какой-то совершенно невзрачный, я бы даже сказал – плюгавый, мужичонка. Он молча сопел, опустив глаза, и нервно мял в руках кепочку ленинского фасона. Столь откровенное общее внимание было ему явно не по нутру.
– Ты што ли кок будешь? – подал голос капитан, которому, как и всем остальным, претендент явно не показался.
Все было, как у Вани Солнцева с капитаном Енакиевым при первой встрече. Мужичок втянул голову еще глубже и испуганно забормотал:
– Вообще-то я матросом нанимался, но мне в Управлении говорят, мол, матросов у нас – как вшей у бомжа, а вот коков не хватает. Если коком согласен – хоть сейчас в путину, а так – стой в резерве и жди. Я подождал немного и согласился. А куда денешься?
– А ты хоть готовить-то умеешь? – снаряды ложились все ближе и ближе.
– Да приходилось как-то готовить мужикам на покосе.
Такой ответственный разговор не мог быть коротким, вопросов ещё много было. Однако всем и так было ясно, что не хрен, мол, кочевряжиться – выбора у нас всё равно нет, поскольку мы не на базаре, а в путине.
Вот говорят: бесталанных людей не бывает, каждый к чему-то имеет способности. А если кажется человек бесталанным, значит, он просто еще не раскрыл, не узнал, в чём именно его талант заключается. Другие так сразу обнаруживают способности, да еще не в одной области, а во многих одновременно. Всё у них получается ладно и легко, без особых усилий. В море же я впервые встретился со случаем поистине уникальным. Если к ярко выраженному таланту присобачить знак минус, получишь антиталант, то есть абсолютную неспособность к какой-либо конкретной деятельности. Редким это явление бывает потому, что стоит человеку обнаружить у себя такое вот свойство, он начинает заниматься чем-либо иным, тем, что у него хотя бы худо-бедно получается. Так вот у нашего «кандея» был был не просто антиталант, у него был анти-гений к приготовлению пищи. Даже сейчас, через сорок лет, по-христиански простив его, я автоматически шепчу про себя: «руки бы ему оборвать», стоит мне лишь вспомнить о нём. Он не мог приготовить сносно практически ничего, кроме свежей рыбы прямо из трала, которую даже пятилетний ребенок способен сварить в котелке. Но всем известно, что каждый день есть рыбу – никак невозможно, организм не принимает. Суп или борщ для нашего кока были просто недостижимым шедевром.
Справедливости ради, нужно отметить, что приготовить борщ или суп в море – совсем не то, что на берегу. Какие основные компоненты мы используем обычно? Картошка, морковка, капуста, крупа, мясо, ну и специи, конечно. Так вот этих продуктов в привычном нам виде на весь экипаж в продуктовые отсеки можно затарить не более, чем на две-три недели, а дальше нужно заходить в порт и пополнять припасы. О заходе в иностранные порты и речи быть не может. Согласно международным конвенциям, в случае захода хотя бы в один иностранный порт наше правительство должно часть зарплаты морячкам платить валютой, а валюты и самому правительству не хватает. Кроме того, из иностранных кабаков слишком долго придётся моряков выковыривать, а то ещё хуже – сбегут, а кому потом пятилетние планы выполнять, да Америку перегонять? Трудно поверить в другое: рыбаки в путине даже в свои порты не заходят. Они сдают рыбу на плавбазы, рефрижераторы или суда-перегрузчики. У них же они заправляются топливом, водой и продовольствием. И все это – для перевыполнения планов наших громадья. Так вот, запомните: картошка, лук, морковка и многое другое у нас – в сушёном виде. Все это нарезается мелкими пластиками и дольками и высушивается. Готовил ли кто из вас на берегу что-нибудь из сушёной картошки? Бьюсь об заклад – нет. Когда она разваривается, напоминает столярный клей, как внешним видом, так и вкусом. О запахе при дамах молчу.
Конечно, в пиратских романах вы читали о солонине. Ручаюсь, что внешний её вид вынесет далеко не каждый, а есть её может только умирающий от голода. Пираты изобрели это чудо, потому что у них не было холодильников. Мы же используем потому, что мудрые правители наши считают, что хранить мясо в замороженном виде для моряков – непозволительная роскошь. Делается солонина так. Куски мяса просаливаются так круто, что гнить оно уже не способно. Хранится солонина в бочках, в рассоле. При этом куски покрываются гнусной слизью. Перед приготовлением солонину следует несколько часов вымачивать, иначе по вкусу это будет сплошной ком соли. После вымачивания и варки она остается такой же жёсткой, как подошва вашего сапога. Вкус – примерно тот же. Вот и попробуй приготовить из этого борщ.
Вы заметили? Я уже почти оправдываю нашего «кандея», которого звали, вообще-то Кузьмой. Но это, может быть, дома. А в море нужно ещё заслужить, чтобы тебя по имени звали. А уж если по отчеству, значит совсем уважают. Как только не пытался наш кок варьировать пропорции отдельных компонент борща или супа. Уж он и масла в заправку не жалел. Лил столько, что в миске оно плавало сплошным слоем в палец толщиной. Но есть это было совершенно невозможно. Уж на что я себя считал неприхотливым в еде, вы не поверите – в течение всего года я не ел первых блюд. Только кашу, варёную рыбу и компот из сухофруктов или чай. Понятно, что в сушёных и солёных продуктах этих витаминов практически нет. Поэтому в самом начале рейса боцман втащил в кают-компанию огромный ящик чеснока и сказал: «Мужики! Кто хочет вернуться домой с зубами – ешьте. Только это способно вам их сохранить».
Подходим к самому больному вопросу нашего питания. Способен ли русский человек прожить без хлеба? Отвечаю: способен. Но недолго. Где мы на берегу хлеб берём – все знают. А где его берут в море? Правильно – пекут. Только ведь я уже упоминал, что печь хлеб ныне никто не умеет, кроме окончивших кулинарный техникум. И всё же мне кажется, что, почитав книжки, послушав советы умных людей и поэкспериментировав, любой нормальный человек за месяц сможет худо-бедно научиться выпекать что-то вроде хлеба. Любой. Но не наш кок. Он не смог научиться за весь год. Что только он нё делал. То соды больше положит, то меньше, то с дрожжами мудрит, то время закваски меняет. Хлеб получался всегда одного сорта: сверху – горелая, буквально обугленная корка, а внутри – сырое липкое тесто.
К вопросам питания равнодушных не было. По-первости, народ нервничал, обещал утопить сукиного кота, акулам скормить вместе с его хлебом поганым. Угрозы эти не были реализованы только по одной причине: знали, что другого кока Управление не пришлёт. Скажет: «Совсем зажрались рыбачки, люля-кебабов им подавай!». Потом наступил период надежды, что кок всё же хоть чему-нибудь научится. За ним наступил период отчаяния и обречённого равнодушия. Кок боялся гнева команды. Видно было, что по природе он труслив: в море не утопят, так в порту отметелят. Слыша, как он гремит на камбузе кастрюлями, матросы брезгливо цедили: «Наш кандей обеды куёт». Так вот, выковав очередной шедевр супо-борщевого направления, кок старался незаметно проскользнуть в каюту и притвориться спящим, оставив буфетчика при раздаче принять весь огонь команды на себя.
Но были у него и маленькие находки. Как-то ради разнообразия он приготовил манную кашу. Ясное дело, не на молоке. И тут впервые он услышал одобрительные реплики: «Надо же. Кто бы мог подумать, что наш кандей хоть что-то сумеет не испортить». Это уже было равносильно аплодисментам и даже овациям. После приготовления каши он уже не убегал прятаться в каюту, а раздавал её сам вместе с буфетчиком. При этом он заискивающе заглядывал в глаза едоку: «Ну, как кашка-то нынче, удалась?». И он начал злоупотреблять манкой, чем вызвал буквально бунт команды. Каша-то неплохая, особенно если сахара не пожалеть. Но ведь это же для грудных детей. Калорий-то в ней: раз-два и обчелся. Через полчаса – снова голодный.
Бывают люди на удивление гармоничные. Гармоничность нашего кока заключалась в том, что, будучи анти-гением кулинарного искусства, он был нелеп и неуклюж во всех остальных проявлениях жизни. Такой человек, попав в тёмную комнату, обязательно угодит в капкан, затем упадет в подпол и сломает себе ноги. Неудачи преследовали его буквально на каждом шагу. Вот, скажем, что опасного в том, чтобы помыться в бане? Нет-нет, я не имею ввиду, случай, когда взорвется котел и расхреначит всю баню до фундамента. Я говорю про обычную баню, из которой все выходят помолодевшими. Правда, на море баня имеет свою специфику. Прежде всего, дефицит пресной воды. На таких малых судах собственной опреснительной установки нет. Воду доставляют нам вместе с топливом и продовольствием. Для питья её, правда, не ограничивают, а вот на баню выдают ровно по одной шайке на человека.
Сама процедура мытья выглядит следующим образом. Прямо над машинным отделением есть маленькая такая кабиночка площадью примерно с туалет вашей обычной квартиры. На маленькой скамеечке там притулилась обыкновенная оцинкованная шаечка. Без воды. Суёшь в неё резиновый патрубок и открываешь кран забортной воды. Если низкая ее температура не устраивает, суёшь другой патрубок и за секунды нагреваешь перегретым паром. Затем используешь специальное жидкое мыло, которое мылится в морской воде. Когда первая фаза закончена, ополаскиваешься вновь морской водой. Её можно не жалеть – вокруг запасы мирового океана. Вот теперь берешь гаечный ключ и стучишь по трубе, а механик нацедит тебе строго отмеренную дозу пресной воды. Можешь снова подогреть её и на завершающем этапе смыть с тела морскую соль. Это всё. Есть, правда, детали. Как помыться при сильной качке? Во-первых, упаси тебя боже разлить драгоценную шаечку пресной воды. Следующую ты получишь только через десять дней. А во-вторых, нежелательно прислоняться к переборкам. Вдоль всех переборок идут какие-то трубки. Одни с забортной водой, другие с соляркой, третьи с пресной водой. Самые неприятные – с перегретым паром, температура которого выше ста пятидесяти градусов. На всякий случай, они обмотаны толстой асбестовой ниткой, но ведь она перетирается со временем, и труба местами становится лысой. Если очередные любители бани из кают-компании слышат бешеный рев, стоны и проклятия из бани, значит это наш кок во время качки пузом или спиной прислонился именно к такой трубке.
Выше я уже упоминал о профессиональных заболеваниях коков. Так вот у нашего «кандея» чирьи появились уже на второй день, после того, как он приступил к своим обязанностям. Они вскакивали на разных местах, и главное – конца им не было видно. Вы, небось, подумаете, что самые болезненные – на ягодице. И будете неправы. Самые болезненные, оказывается, на голове. Уже через неделю команда лицезрела кока с перебинтованной головой. Со временем забинтованная площадь головы всё увеличивалась, а еще через неделю он стал удивительно похож на человека-невидимку из одноименного романа Герберта Уэлса. Мучения были страшные. Под повязками были наложены тампоны с ихтиоловой мазью, а поскольку она довольно неприятно пахнет, процедуру перебинтовки головы кок осуществлял в укромных местах. Однажды, увидав, что кают-компания пустует, кок разложил на столе тампоны с вонючей мазью и разбинтовал голову. Надо же было так случиться, что именно в этот момент капитан зашёл туда в поисках кипяточка. Это было совершенно неожиданным для кока, потому что обычно капитан сутками не вылазил из своей берлоги, а обеды ему носили прямо в каюту. Кок оцепенел. Картина, которую увидел наш, просоленный ветрами всех океанов морской волк, потрясла его до глубины души. Капитан замотал головой и, зажав рот обеими руками, выбежал вон. Долго еще потом кок старался не попадаться на глаза капитану.
Как я уже упоминал, кок наш не умел ни читать, ни писать. Как такое может быть в двадцатом веке в стране которая запустила первый спутник и первого космонавта, – вообразить трудно. Видать совсем в глухомани он жил в детстве, где и советской власти не знали. О себе он рассказывал выборочно, фрагментами. Но упомянул, что от прежней жены он сбежал и алиментов не платит вот уже восемь лет. А живёт с другой, та тоже с двумя детьми. Новой-то бабе своей он телеграммы слал регулярно, поздравляя семью не только с днями рождения и официальными праздниками, но и с кое-какими христианскими тоже. Телеграммы он диктовал мне. Чем уж я ему пришёлся, не знаю. Вообще-то он мужичонка был сильно скуповатый, но в телеграммах удержу не знал. Всем же понятно, что три копейки каждое слово обычной телеграммы и десять копеек – срочной. Народ и пишет попроще и покороче, выбрасывая предлоги. У этого же одни только поклоны родственникам и знакомым занимали слов шестьдесят. По-моему, там вся деревня перечислялась. Может так там принято, чтобы не обидеть никого забывчивостью. Я говорю: «и дяде Коле особо» у вас тут два раза встречается, может, вычеркнем один раз? А он: «Нет, сынок. В первый раз я поклон дяде Коле по материнской линии шлю, а во второй – уже дяде Коле хромому. Он мне тоже роднёй приходится, только не помню, какой».
А тут народ по-первости шибко злой на кока был за его «кованые» несъедобные обеды. Все подбивали нас, радистов какую пакость учинить «кандею». Телеграмму, скажем, в шутку принести, мол, померла любимая тётка или дом сгорел вместе с конюшней. Мы выбрали более мягкий вариант мести. Каждый месяц я принимал сводку из бухгалтерии Управления, которая содержала список экипажа с указанием начисленной за месяц суммы. Список этот я затем вывешивал в кают-компании. Приняв очередной список, я уменьшил сумму напротив фамилии кока на пару сотен. Прижимистый кок тут же всполошился:
– А ты правильно записал, сынок? Может недослышал по своему радио, или перепутали они там что?
– Все верно, – говорю, – я сам удивился, два раза переспрашивал.
Он тут же надиктовал мне телеграмму в Управление с просьбой расшифровать начисление подробнее. Я, конечно, телеграмму эту выбросил тут же, а на следующий день принес свой ответ:
«В ответ на ваш запрос сообщаем, что вам произведено удержание двухсот рублей в счет уплаты задолженности, как злостному неплательщику алиментов. Такое же удержание будет проводиться каждый месяц вплоть до выплаты полной задолженности за восемь лет плюс штрафа за уклонение по постановлению районного суда».
Заплакал тут кок наш горькими слезами и запричитал:
– Нашла меня-таки, стерва. Ой, разорят меня теперь эти алименты. А у меня ж теперь другая семья. Узнает, так меня и эта баба выгонит. Что же мне делать, горемычному?
Я сначала совестил:
– Ну а деткам-то родным не платить, разве по-христиански это?
Но он продолжал сокрушаться так, что мне даже жалко его стало. Решил я больше на такие темы не шутить.