«Стародавний срок начала сенокоса в Заонежьи - с Петра и Павла, то есть закашивались утром 13-го июля (по теперешнему календарю). В колхозах и совхозах начинали косить значительно раньше, с 1-го июля и даже в июне. Мол, трава моложе, косить ю легше, да и более съедомая для скота. Но старые заонежана говорили по поводу своего позднего начала косьбы, что добрая трава должна успеть отцвесть и бросить в землю семя, иначе травостой на пожне со временем выродится, станет плоше. Здесь, как и в других хозяйственных установках, главенствует дума о будущем, забота о тех, кто будут жить после. Родные же ведь. И поженка не даром семье далась - трудом дедов разделана и ухожена.
Бывали еще дедушки, у которых были грабельки с коротенькими зубьями, которыми они царапали землю, когда уже сено уберут, чтобы семена злаков мелкие просочилися сквозь дерн, укоренились в земле.
Косили в Заонежье косами-горбушами. Они преобладали примерно до 1960 года. Когда в эти годы стали колхозы переделывать в совхозы, всем выдали косы-стойки и обязали косить стойками. Многие старики сопротивлялись, говорили: «Не буду я этой обезьяной косить», потому что коса вышла еще из каменного серпа, несколько тысячелетий люди за них держались. Это был для них не только инструмент, а символ – родины, труда. Коса-стойка – штампованная, заводская, а ту ковал свой кузнец, она была кованная, «как сабля на рукоятке», говорили. Рубит кусты легко, ветки с палец толщиной. И выкашивали такой косой так, что можно было, как говорится, копейки искать. Но тяжело, и привычку надо иметь. Если ты стойкой косишь – в рост стоишь пряменько, а там надо согнувшись, чтобы руки вдоль земли летали. Зато после косы-горбуши не надо было разметывать прокосья. Трава лежит равномерно, можно сказать, расстелена за косцом по стерне и лучше сохнет. Надо просто поворачивать, шевелить и складывать в кучья.
Кучья носили на себе носилкамы. Были такие жерди четыре с половиной метра длинной – елочка лучше всего, иногда осина, легкие, гладенькие, выстроганны – кучу у земли прокалывали, как иглицей, поэтому кучки все ставили на небольшие возвышения – и несли. Который идет впереди, у него кучка прямо к спине, а тот, кто идет сзади, оставлял метра два, чтобы ему было видно дорогу перед собой. И даже, когда лошади были, говорили приезжие: «Что вы сами носите, а лошади рядом пасутся?». А вот, говорят, такая привычка.
Потом клали в заколья. Потому что климат неустойчивый. Как говорили, в хороший год и под кустом высохнет, а в худой и на кусту не высушишь, поэтому клали в заколья со множеством подпор. Сначала подпоры в одно топорище, потом в два, в три, и получалось сено, вывешенное на колах, и там даже полусырое сено может высохнуть, потому что его подвевает все время. А потом, такое заколье можно переметать в стог, если устойчивая погода.
Кому не удалось летом накосить, если дождливое лето, косили уже осенью. Трава стоит сухая, на корню, ее надо только повалить и собрать, но она, конечно, не питательная. Но корове, главное, чтобы было что в рот положить. Молока не будет, но доживет до осени, как говорится.
Косили и в болоте. Была трава земнина, а была болотина. Осоковое сено и хвощи, их называли конской травой. Осоку хорошо косить тем, что она сохнет за полдня. На берег выметал, она и высохла. Коровы ее любят, но от нее зубы у них стачиваются очень быстро. И лист готовили березовый, потому что сена не хватало. И коровки тут были древней породы. Небольшие и большей частью безрогие, но очень задорный, бодливые. От них и пошла поговорка «Бодливой корове Бог рог не дает». Они были лесной породы, ели и мох в лесу, и ветки, и сено, все шло в корм. Сейчас таких и не осталось».
О. А. Скобелев, зав. сектором экспозиционного освоения традиционного хозяйства музея-заповедника «Кижи».
В сенокосе принимали участие сотрудники сектора экспозиционного освоения традиционного хозяйства, отдела событийных мероприятий, музейных проектов и программ, отдела изучения и музейной презентации фольклорного наследия под чутким руководством Олега Александровича Скобелева.