1. Структура времени публично известна. Время состоит из элементов: (1) бывшего, (2) бывающего, (3) будущего. Структурный принцип данных элементов есть их последовательная связь от (1) бывшего через (2) бывающее к (3) будущему.
Иногда к этой структуре добавляют вечность как основание времени, подвижным образом которого является время. Но это уже противоположность времени чему-то вовне, а внутри себя время именно таково — трёхчастно и линейно-последовательно.
2. Помимо трёхчастности и линейности важно указать ещё на несколько свойств времени.
Отрицательные. (1) Время не есть субстанция, не есть вещь, часть природы. И менее фундаментальное отрицание: (2) время не есть чья-то среда существования.
Положительное. Время есть форма существования, оболочка существования и изменения по мере существования того, что во времени существует.
3. Можно вместе с И. Кантом считать время формой лишь субъективного восприятия вещей, каковы же вещи так таковые, то есть за вычетом восприятия, мы де не знаем. Но если всё в этом мире доходит до нас через восприятие и только по мере восприятия мы можем судить о воспринятом, то нет причин беспокоиться о вещах самих по себе, нам никак не доступных. Уму следует иметь дело лишь с этой слитностью воспринимаемого и восприятия.
Основание суждения И. Канта о существовании вещей самих по себе, от нашего восприятия не зависимых, по-видимому, в том, что сравнение итогов восприятия по-видимому одной и той же вещи приводит к убеждению об их неравнозначности и неравенстве. Эта нетождественность, однако, может свидетельствовать о многом чём.
(1) Воспринятая вещь от восприятия к восприятию сама по себе менялась при неизменном безошибочном восприятии. В этом случае время объективно, работает на стороне объекта.
(2) Воспринятая вещь сама по себе не менялась, менялось лишь восприятие в разных актах восприятия, каковые акты, стало быть, ещё следует подвергнуть исследованию, какой из них адекватен вещи, а какой нет. В этом случае время субъективно, работает на стороне субъекта.
(3) Воспринималась изменяющаяся сама по себе вещь изменяющимся самим по себе восприятием. В этом случае время объективно-субъективно, работает и на стороне объекта и на стороне субъекта.
Полный отказ И. Кантом в истинности нашим восприятиям по причине их различий при восприятии одной и той же вещи есть субъективный каприз прусского профессора. Ибо если ты уверенно можешь идентифицировать вещь, как А=А, то и на стороне субъекта эта способность прийти к несомненной достоверности, то есть к истине, не должна тебя покидать, и, порывшись в восприятиях, ты можешь и должен выявить, какое из них пьяно-бредовое, а какое ближе к телу объекта.
4. Итак, мы имеем трёхэлементную структуру времени, и нам следует с ней разобраться.
4.1. Подлинность бытия той или иной вещи или человека удостоверяют, называя их настоящими. «Повесть о настоящем человеке» Б. Н. Полевого — как раз о подлинности человека. Этимология слова «настоящее» от настаивания — крепости настойки и настаивания на своём. Иными словами, настоящее — неподвижное, статуарное, здесь стоящее. Синонимичное ему бывающее примерно таково же: бывающее — то, что обладает безусловным здесь-бытием.
Будь в мире только настоящее, мир был бы неподвижен, он никак не изменялся бы. Настоящее, владеющее всем миром, есть вечность.
Поскольку же человеку приходится включать в структуру времени также бывшее и будущее, чтобы не упустить важные изменения мира, то скоро выясняется, что настоящее — мгновенно, оно не имеет длительности, миг настоящего исчезающе мал и вещь или человек в этом миге тут же отправляется в прошлое. Длительность мига равна нулю, так что вещь или человек проходит через непрерывное обнуление своих настоящих состояний, никогда не добиваясь прочности единицы. Бытие настоящего — мигающее и призрачное. Настоящее в абстракции от прошлого и будущего есть фантом. Правда, фантом лишь в структуре времени, не в вечности.
Чтобы избавиться от нулевого бытия, бытия равного ничто, вещи и человеку приходится отождествлять своё настоящее со своим прошлым и со своим будущим. Лишь в ретроспективе прошлого и перспективе будущего настоящее доставит вещи или человеку временно прочное бытие. Без (1) воспоминаний и (2) мечты, а также надежды, человек — лишь мембрана между прошлым и будущим.
4.2. Особенность прошлого в том, что оно ушло, здесь его больше нет. Но если бы оно ушло совсем, исчезло вовсе, разговор о нём был бы всегда не ко времени. Прошлое, уйдя, продолжает как-то существовать, вероятно воздействуя на настоящее и будущее. Каково же это существование? И каково это воздействие?
Особенность бытия прошлого в том, что у него нет своего прошлого. Прошлое — это длительность, имеющая начало, но не имеющая конца. И это начало тождественно с тем моментом, когда вещь или человек стали обращаться в прошлое, отстригать миги своего бытия и сбрасывать их в прошлое. Для самого же прошлого нет прошлого, ибо оно уже прошлое и самоё прошлое. Таким образом, для самого прошлого прошлое есть его подлинное настоящее. Так что прошлое — это то, что, конечно, ушло, но уйдя, сохранилось подлинно и навечно. Прошлое как настоящее не подлежит изменению, не подвержено трепанию на ветру времени.
Было бы странно и несообразно, если бы прошлое отождествлялось только с настоящим. У прошлого есть перспектива, то есть будущее. В самом деле, прошлое непрерывно богатеет теми мигами бытия, которые сваливаются в его свинью-копилку из настоящего. Так что пока существует и развивается мир будущее прошлого прочно, стабильно и надёжно защищено самой онтикой мира.
4.3. Особенность будущего в том, что оно не пришло, здесь его ещё нет, хотя оно непрерывно наступает и вот-вот наступит. Будущее — это длительность, имеющая конец, но не имеющая начала. И этот конец тождествен с тем моментом, когда вещь или человек достигли полноты своего бытия или небытия, выполнили целевое задание, перестали отстригать миги своего бытия и сбрасывать их в прошлое, успокоились в полном совершенстве своего бытия или полном небытии себя самих. Для самого же будущего нет будущего, ибо оно уже будущего и самоё будущего. Таким образом, для самого будущего будущее есть его подлинное настоящее. Так что будущее — это то, что, конечно, ещё не пришло, но ещё не придя, сохранилось подлинно и навечно. Будущее как настоящее не подлежит изменению, не подвержено трепанию на ветру времени. Цель ясна. Коммунизм. За работу, товарищи!
Было бы странно и несообразно, если бы будущее отождествлялось только с настоящим. У будущего есть ретроспектива, то есть прошлое. В самом деле, будущее непрерывно нищает теми теряемыми мигами бытия, которые отшелушиваются от него, сбрасываются через настоящее в прошлое и делают его всё утончённее и утончённее. Так что пока существует и развивается мир прошлое будущего прочно, стабильно и надёжно защищено самой онтикой мира, а само будущее неизбежно испаряется, эволюционируя теряет бытие испаряясь, как чёрная дыра С. Хокинга. Помаленьку, но неизбежно.
5. Предложенная диалектика трёх элементов фиксирует высшую теоретическую реальность времени. Прикладная же и эмпирическая реальность времени будет иметь свои особенности исполнения.
Например, методология исторического исследования настаивает на том, что обозначается нелепым словосочетанием «исторический подход». Кто подходит, куда подходит, что случится когда подойдёт — таких вопросов лучше не задавать, ибо способности к речевому выражению у людей, с усталой несомненностью пускающих это словосочетание в свою речь, столь низка, что они не поймут, зачем так полощут их любимый термин.
Это, разумеется, не избавляет нас от рассмотрения той реальной методологии историка, для которого характерен «исторический подход», и каковая методология не сводится к корявости словесного выражения.
Методология историков, которую они склонны важно величать научной, состоит в том, чтобы выявить людей и события в тех формах, в каких они в прошлом существовали и в каких в прошлом произошли. А потом с позиций прошлой эпохи, времени бытия рассматриваемых людей и событий, оценить события и людей. Для подобных форм «подлинной научности» перелопачиваются архивы, исследуются материальные памятники эпохи, яростно копается земля в поисках останков людей и событий археологами…
Споря с подобной капитальной, но наивной научностью, Ал. В. Михайлов (да, кажется это был Ал. В. Михайлов, если не С. С. Аверинцев) писал, что в качестве подступа к идеалу историко-литературного рассмотрения эпохи (он писал об истории литературы) и автора в этой эпохе часто представляют предварительное прочтение всех книг этой эпохи или всех книг из библиотеки, в которую был записан автор. И говорят де, что это невозможно. На самом деле это как раз и возможно. И часто гораздо более возможно, чем в рассматриваемую эпоху. Но ни эпоха не прочла всех своих книг, она их усваивала очень неравномерно, ни тем более отдельный автор их все не прочёл. Так что громадный историко-литературный контекст заведомо окажется искусственным, нерелевантным эпохе и автора как такового в постижении не заменит. Автор — не функция контекста.
Так и с отношением историков и предмета их исследования. Люди думали, писали, говорили, действовали, не сверяясь с архивами, не копаясь в черепках, не документируя каждый свой шаг, но тем не менее действительно шагая. Только редкой занудности экземпляры вида homo sapiens sapiens архивируют каждое своё действие, каждую мысль, каждое слово. Так что стремление историков взять события и людей в тех формах, в каких они пребывали в своём времени, всегда есть та или иная модернизация прошлого, представление прошлого в настоящем, вытягивание прошлого из его вонючих медвежьих углов в газированную атмосферу современного города.
Для чего же историки занимаются таким делом модернизации прошлого? Говорят, для поучения настоящего, чтобы ошибки, совершённые людьми в прошлом, не повторились в настоящем и не испортили бы им будущего. Врут, конечно. Им просто нравится копаться в земле, как садоводам и огородникам по весне, и дышать пылью библиотек и архивов. Занятие их — прах земной. Но к нему они привыкли и полюбили его. Как деревенские люди привыкли к навозу и полюбили его.
Всё дело в том, что люди, принимающие значимые для всего общества решения, то есть политики, не читают историков и не следуют их советам. Хотя иногда, правду сказать, всё же прислушиваются. Так, в начале прошлого века по всем предсказаниям историков Европу ждало замечательное будущее, интенсивное хозяйственное развитие, культурная и научная утончённость. Но грянула непредвиденная историками Первая Мировая война и всё пошло насмарку: не только предсказания историков, но и сама жизнь людей и обществ.
Осознавая такую «научность» историков, совершенно правомерно дать столь же «научное» бытие тем исследователям прошлого, которые события и людей прошлого модернизируют не методологически, как у историков, а материально, содержательно, представляя их в формах и одеждах современности. Сократ в джинсах, свитере, болоньевом плаще и берете Че Гевары на лысине не менее подлинный Сократ, чем Сократ Платона или Ксенофонта, восстановленный по греческим подлинникам и представленный в монографии на тысячу страниц, изданной тиражом 100 экземпляров. Более того, Сократа не менее «научно» запустить космонавтом в будущее, а потом как он там освоится, взять его в униформах и партикулярном платье будущего. И чем более мы сами будем развиваться, тем более нам будет открываться Сократ, который будет посмеиваться над нами, технологически отсталыми…
Но тогда зачем нужны историки, если вся их наука — трудоёмкое и кропотливое мифологизирование прошлого? Форма сознания историков, смешанная с бытием и представляющая таким образом часть осмысленного бытия, то есть миф, нужна людям так же, как мифы, конструируемые модернизатором Сократа из настоящего или футуризатором Сократа из будущего. Так расширяется узкая полоса, укрупняется поле настоящего, тем самым позволяя человеку жить по-человечески. Но никаких «научных» преимуществ у историков перед кинематографистами, публицистами, беллетристами или поэтами нет. Структура времени и его диалектика не имеют любимых учеников и не делают ни для кого исключений.
2020.07.21.
Первопубликация: https://www.facebook.com/notes/максим-бутин/4705-время/1683882808447965/