Леонид Алексеевич Махно. Воспоминания.
Здесь идти по леднику приходилось с большой опаской. Наступишь на камень или плоскую плитку, а она из-под ног ускользает в ближайшую яму. Всюду угрожающе блестели глубокие воронки, заполненные водой. И как так солнце умудрялось вытапливать эти конусообразные, со скользкими бортами ямы. Как ни аккуратно вели погонщики своих лошадей с тяжелой поклажей, одна лошадь поскользнулась и съехала в такую воронку, полную воды. Ох и намучились погонщики, вытаскивая ее! Хотя она и была подкована, но копыта скользили по спрессованному льду, и лошадь сползала вниз. Носильщики вырубили ледорубами «рёбра» и с помощью верёвок вытащили лошадь.
Разгрузив лошадей на сухом месте под горой, погонщики отправились в обратный путь. А нас приветствовали зимовщики нижней, круглогодичной научной станции.
Это были гляциологи, гидрологи, метрологи, геологи, гидроморфологи, геодезисты, сейсмологи. Как они выдерживали жить и работать здесь в течение года? Как им хватало питания на целый год, при том что доставка продуктов была возможна в течение только 3-х летних месяцев? Как они пережили зиму, учитывая что температура здесь бывает от -30 до -40? Телевизоров не было, все реки замерзают — сводку погоды они передавали, видимо, по радио. Нас было много вместе с караванщиками, и встретили они нас очень гостеприимно. накормили горячим хлебом, прекрасным борщом, котлетами и даже фруктами.
Ещё в 1928 году учёные советско-немецкой экспедиции установили, что ледник своем конце — на «языке», сползает со скоростью 75 метров в год, а в середине — по 170 метров в год. Исходя из этой скорости, можно сделать заключение, что ледник на уровне 4-х км выше «языка» имеет толщину 150 метров, а в середине его мощность составляет 600 метров.
Около недели работал наш отряд в низовье ледника, совершая рейды в разных направлениях и производя фотограмметрическую съемку. Фотограмметрия — это определение форм, размеров и положения объектов по их фотографическим изображениям. Эта методика применяется в геодезии, картографии, военном деле.
Но не все рейды заканчивались благополучно. Отряд из 7 человек ушёл по леднику «Малый Танимас», намереваясь подняться на вершину и производить оттуда фотосъемку. Подъем был чрезвычайно трудным: песчаные осыпи сменялись каменными нагромождениями и скальными утёсами, которые приходилось обходить. На пределе сил отряд поднялся на площадку, с которой до вершины оставалось несколько десятков метров. Вот она, вершина! Но перед ними возвышалась гранитная, вертикальная, многометровая стена, уходящая в небо, которую нельзя было обойти. И слева, и справа зияли глубокие пропасти. Ни Вальтер Хедике, ни Райнер Митике, прошедшие обучение в Альпах, ни советские альпинисты не видели выхода из создавшейся ситуации, кроме возвращения в лагерь. Продукты были на исходе, вода кончилась, а предстоял труднейший спуск и многокилометровый путь до лагеря. Они благополучно вернулись.
Завершив топографические работы вокруг «языка», отряд двинулся вверх по леднику. Мы остановились вблизи впадающего в ледник Федченко небольшого ледника «Бивачный». Здесь караванщики соорудили из камней и бетона небольшую избушку. В случае дождя или пурги (а здесь она бывает даже летом) в ней можно было укрыться.
Немцы поставили палатки, а я, чтобы их не стеснять, лег на кошму в этом убежище. На другой день я почувствовал какой-то зуд на теле. Уйдя за огромные валуны, я обнаружил вшей на теле и в складках белья. Я сбегал к домику, где лежал мой рюкзак, вынес его на мороз (днем было -4-5, а к ночи -25-27). Я вытащил чистый комплект белья, побежал снова к валунам почти в рост человека, снял с себя «заражённое» бельё, мокрой майкой обтёр тщательно всё тело, надел чистое бельё, а старое постирал в быстром ручье, каких на поверхности ледника было множество, а потом расстелил мокрое бельё на валунах. Утром проверил жёсткое, как фанера, бельё, и ни одного «животного» в нём не обнаружил. Не знаю, видели ли немцы мою суету, но разговоров об этом инциденте не было.
Из этого палаточного лагеря члены нашего отряда продолжали выходить по заранее намеченным маршрутам для выполнения конкретных заданий. Топограф Демидов должен был вместе со своим помощником Зайцевым Толиком подняться на горный хребет, установить на высоком утёсе пирамиду из камней и закрепить на её верхушке кусок яркой ткани. Демидов, 33-х летний мужчина, поручил 17-летнему Зайцеву подняться на хребет и самому установить пирамиду, считая, что этот подъём короткий и он один справится. Прождав пару часов и не дождавшись Толика, Демидов заволновался и сам поднялся наверх, увидел, что пирамида установлена, но парня не было. Он ходил, искал, звал… Несмотря на сгущающиеся сумерки, он пошёл на основную базу, несмотря на риск провалиться в трещину. Большая часть отряда уже размещалась в средней стационарной станции. Демидов добрался сюда затемно — на его счастье, было уже градусов 7-8 минус, так что мокрый снег превратился в лёд и он нигде не провалился. Сообщение о пропаже Толика повергло всех в шок. Рано утром все члены отряда и свободные работники обсерватории отправились на поиски пропавшего парня. Мы взяли с собой спальные мешки, т.к. не знали, сколько дней будем искать.
Где мы только не искали: и по хребту сверху, и у подножья гор. Альпинисты обнаружили на краю пропасти заметные царапины от триконей на ботинках. Видимо, Толик из любопытства захотел посмотреть пропасть, но поскользнулся и упал вниз. Альпинисты, находясь в связке, заглядывали вниз, но ничего не обнаружили.
Мы внизу лазили по несколько человек среди дикого нагромождения льда, горных пород и снега, никаких следов человека не нашли. Да разве найдешь что-либо в этом хаосе, куда и заглянуть невозможно!
Приблизился вечер. Стали думать о ночлеге. Немцы расправили свои двойные спальные мешки: один из стёганого непромокаемого брезента, другой из гагачьего пуха, пожелали мне доброй ночи и вскоре захрапели. Утомились за день! Я, зная, что мой спальник из тонкого ватина быстро промокнет, если спать на льду, решил подстраховаться. Я собрал с морены плоские, как шифер, плитки, выстелил себе площадку, надеясь уснуть.То, что эти плитки, находясь на морозе -20-25 были так же холодны, я как-то сразу не учёл. Нет, лёд подо мной не таял, но моего тепла не хватало, чтобы согреть эти плитки. Вдруг я почувствовал, как подо мной раздвигается лёд, потом земля, и я лечу со страшной скоростью в бездну. Я вроде даже вижу корявые стены этой вертикальной шахты. В голове мысль, что я сейчас пробью весь лёд, потом земную оболочку,а потом пролечу вглубь Земного шара…
Животный страх охватил меня. Я сел, осматриваюсь. Нет, никуда я не лечу, я сижу на месте. Я снова лёг на ледяные камни, и буквально в следующую минуту повторился кошмар: снова я проваливаюсь в чёрную трубу и лечу, набирая скорость… Я встал, ботинки были на мне, и они успели замёрзнуть и сжимали щиколотки, как капканом. Я осмотрелся, нашёл пригорок с ровным склоном, перетаскал плитки и выстелил ими ложе, снова залез в спальник. Было всё так же холодно, но кошмары прекратились. Видимо, это был приступ горной болезни. Я не спал, я переворачивался через каждые 5-7 минут, может быть, впадал на пару минут в забытьё, но ничего не отморозил, не считая верхнего края левого уха. До сих пор на хрящике образуется жёсткая корочка, которая потом отпадает.
Утром мы снова пошли искать погибшего. Искали даже там, где он по логике никак не мог оказаться. Один из альпинистов обратил внимание, что два орла кружат над определённым участком скалы. Взяв верёвки и скальные крючья, они полезли по скале. На значительном расстоянии, метров 300-400 от верха, они обнаружили исковерканное тело Толика. Одной кисти руки не было, была разбита голова, а всё тело гнулось, как резиновое, во все стороны. Тело спустили вниз.
Ночью он лежал на земле рядом со мной, закутанный в тонкий спальник. А я лежал и думал: какие мы молодые, глупые, подвергаем себя смертельной опасности. Всего три дня назад я видел его, этого 17-летнего школьника, весёлым и самоуверенным, не боявшимся трудных многокилометровых переходов, и вот теперь его нет. А ведь мог и я лежать, как он, замёрзшим бревном, конечно, если бы меня достали из трещины...
