Мой самый первый рейс был первым лишь для меня – стажёра, курсанта Сахалинского мореходного училища – а для остального экипажа он был вполне обычным, одним из многих. Хотя, как мы увидим ниже, это только так казалось вначале. Разве можно считать обычным предприятие, с которого возвращаются не всегда и не все? Но, если начинаешь задумываться на эту тему, в море лучше не ходить. На берегу – куда спокойнее. Хоть и говорят, что моряки там бешеные бабки зарабатывают – по-настоящему верят в это лишь глупцы. Судите сами. Зарабатываете вы на берегу, скажем, двести рублей. Но это при восьмичасовом рабочем дне и двух выходных в неделю. Прибавьте праздники. И на работу можно опоздать, и смыться на двадцать минут раньше, если, конечно, не в режимной шарашке работаете. В крайнем случае, у начальника отпроситься при необходимости можно «по семейным обстоятельствам». Можно, наконец, просто заболеть простудой или ущемлением какого-либо особо хитрого нерва. А в море? Двенадцатичасовые смены. Никаких выходных. Праздники – это когда штормит выше пяти баллов и лов рыбы запрещен. Тогда отдыхаешь, пока озверевшие волны швыряют тебя, как сосиску в трехлитровой банке. Опять же, ни тебе тёплой бабы, ни глотка доброго винца (а что именно взамен – узнаешь ниже). Денег, естественно, тратить негде. На траулере нет ни женщин, ни магазина, ни кассы. Денежки здесь ни к чему, они копятся на берегу, в Управлении. Получишь их чемодан после рейса, подели на все эти часы, из которых слагаются недели, месяцы – и получишь те же самые двести, только без нежных ласк и хмельного вдохновения. Вот и вся выгода. Так что в море ходят только наркоманы, которым соль морская попала однажды в ноздрю, и с тех пор покоя не дает.
Впрочем, что это я разфилософствовался, как бывалый морской волк. Справедливости ради следует упомянуть, что тогда мне ещё не исполнилось и восемнадцати. Салажнее, как говорят, и не бывает. Я закончил третий курс мореходки. Впереди был целый год морпрактики на СРТ «Неман» в качестве дублера радиста. Что такое СРТ? Это средний рыболовный траулер метров 30-35 длиной с экипажем 25-28 человек, в зависимости от вида путины. На сайре и селёдке – побольше, а на окуне и скумбрии – поменьше. Для краба есть свои суда – краболовы со спецснаряжением, для котиков и сивучей – зверобойные шхуны, ну а для китов – естественно, китобои. Мы же травим за борт лебёдкой длиннющий трал, увидев на гидролокаторе (ещё его называют «фишлупа», но редко, потому что у простого народа это вызывает навязчивые рифмы) засечки, по которым опытные рыбаки могут определить не только плотность косяка, но даже и сорт рыбы.
Впрочем, всё это мне ещё предстояло узнать, поскольку в мореходке нас учили на радистов, а не на рыболовов, собственно. Ждал я своего «корвета» чуть не месяц. С одной стороны, конечно, приятно проводил свободное время с подружкой ещё со школьной скамьи. Знойное лето, пляжи, ленивый загар, купание, по вечерам танцы. С другой стороны, время практики ид`т, а плавательский ценз – нет. А без этого диплома не дадут. Так что, узнав, что мое судно вошло в порт, помчался сразу смотреть его. Узнав, что его с ходу поставили в док, захожу в эту сырую бетонную могилу. Увидев свой СРТ в первый раз, я испытал не просто разочарование – я ужаснулся. Вот вы что представляете, когда вам говорят слово «судно» (не больничное, конечно)? Скорее всего – пассажирский теплоход, белоснежный корпус, паркетный пол в каютах, мягкие кожаные диваны. То же, что я увидел, было одним сплошным куском ржавчины. Ни малейшего признака краски на корпусе и на рубке. Это и понятно. Пассажирские и военные суда непрерывно подкрашивают, потому они и имеют такой праздничный вид. Рыбацкие же суда дают стране валюту, и в портах бывают крайне редко. Там же в море перегружают рыбу из трюмов на рефрижераторы или плавбазы, заправляются пресной водой, топливом, продовольствием, и снова выбрасывают тралы. Да вы же столько краски, чтоб хватило на год, просто не увезёте. Да и кто будет в путине подкрашивать, когда нужно план давать и денежку зарабатывать.
Народ кругом в кирзовых сапогах носится, трудовой энтузиазм изображает. Радисты на судах – это элита. Собственно, радист подчиняется только капитану. С капитаном, ясное дело, успеешь познакомиться. Иду знакомиться с радистом Володей. Это рыжеволосый кудрявый парень, простой и весёлый. Стоянка в доке – дорогое удовольствие, поэтому все спешат, как на пожаре. В днище судна вделаны излучатели эхолота, показывающего глубину и профиль дна, и гидролокатора, который выходит из своей шахты, как перископ, но только вниз. Его поворотная головка отображает на экране косяки рыб и другие препятствия. Только познакомившись, идём осматривать днище. Счищаем ржавчину и наросты всякой морской дряни вокруг наших приборов. Володя болен экземой. Его руки сплошь покрыты шелушащимися язвочками. Спит он на берегу, ходит в профилакторий на лечение, на судне бывает редко, поэтому он сразу же предложил мне ночевать в его каюте, если надо. Теперь у меня две базы – в мореходке и на судне. Работы невпроворот. Нужно сменить аккумуляторные батареи, питающие аварийную аппаратуру. Абсолютно все блоки – электро-, радио- и навигационной аппаратуры снести в навигационную камеру в порту. Там их проверят исправность и наклеят ярлычки годности. Починить покрывшуюся зелёной плесенью антенную систему, зарядить новые аккумуляторы, сменить щётки у всех преобразователей, питающих радиоаппаратуру... Ну и так далее. Ясно, что мой радист обрадовался появлению помощника, которого можно погонять, как бобика. Я не жаловался: все было ново и интересно. С другой стороны непривычный груз ответственности холодит спину: если что откажет в море, бежать за советом или помощью некуда, кричать «мама» – не принято. Облазил буквально все уголки: рубка, машинное отделение, кубрик, трюмы, кают-компания.
2
Через две недели сумасшедшей спешки, показавшихся мне месяцами, забрезжил день отхода. Всё наскоро красится, сверкает, пахнет ацетоном. Неожиданная новость: заменили радиста, как не прошедшего медкомиссию. Новый радист Вася Перминов – это почти кореш. Он из прошлого выпуска нашей же мореходки, так что знакомиться нам не надо. Конечно, он старше меня на год или два, но это почти свой брат. Парень не занудный, морского волка из себя не корчит, так что мы с ним прекрасно поладили. Ясно, он пытался маленько учить меня жизни и обращению с женщинами, но мягко так, ненавязчиво. По интересам он ближе всего сошелся с судовым электриком – коротконогим толстячком, плавно перекатывающимся по палубе. Его симпатии ко мне объяснялись, наверное, больше тем, что премудрости судовой аппаратуры знал слабовато и надеялся, что вдвоём мы, как-нибудь справимся с теми неисправностями, которые возникнут в рейсе. Я же, по молодости лет и результатам экзаменов, нахально полагал, что нет такой неисправности, которую не починить, если подойти с умом. На всех судах, где мне впоследствии пришлось работать, радист полностью отвечает не только за приёмо-передающую, основную и аварийную аппаратуру, но и за массу других устройств. К ним относятся навигационная аппаратура: радиолокаторы, пеленгаторы, гирокомпас, эхолот. А также рыбопоисковый комплекс немецкого производства – гидролокатор «Кальмар», радиотрансляционная и переговорная аппаратура, зарядные устройства, питающие агрегаты преобразователей постоянного тока, вырабатываемого судовыми генераторами, в переменный, антенное хозяйство, да всего и не упомнишь. Что же касается работы в эфире, Васька сразу же мысленно свалил её на меня, поскольку я был спортсмен-перворазрядник, и для меня это были «семечки».
Буквально за два дня до выхода в море второй штурман, ответственный за все вопросы снабжения, вдруг вспоминает, что крупа, консервы и солярка загружены, а вот «культура» – не получена. Нормальная команда начинает гулять уже за неделю перед годовым рейсом, так что найти трезвого человека на судне невозможно. А тут такая удача – дублёр радиста, салага, не пьет (пока!). Меня сразу же наряжают ответственным и подбирают в помощь наиболее устойчивого матроса. В эту ответственную операцию входит получение двухсот книг в портовом бибколлекторе и двадцать пять фильмов для судовой кинопередвижки «Украина». После обеда идём получать. Наиболее устойчивый матрос отличается от остальных тем, что он теоретически способен дойти до библиотеки, правда, лишь с провожатым. Но это неважно, поскольку нужен он лишь как тягловая сила, чтобы донести ценный груз обратно. В бибколлекторе за ветхим столиком с картотеками примостилась высохшая старушечка интеллигентного вида. Кажется, что за долгие годы, проведенные среди этих многочисленных полок, книжная пыль въелась в каждую пору её кожи, как угольная пыль несмываемым загаром въедается в кожу шахтёра. Мой матросик удовлетворенно засопел, – наконец дошли, – и сразу же устремился к ближайшей полке в стремлении найти хоть какую-нибудь опору ослабленному организму. Но стремление это оказалось чересчур энергичным, он едва не повалил полку. Желая удержать равновесие, он широко распахнул руки и обхватил как можно больше книжек. Затем он пробормотал: «Это берем!». Моя старушечка в ужасе: как можно давать такому пьяному варвару эти бесценные достижения лучших представителей человеческого разума. Я заверил её, что ответственным представителем являюсь я, а за матроса несу персональную ответственность, и предъявил полномочия в виде записки от штурмана с судовой печатью. Взглянув в мои трезвые, ясные глаза, и приняв во внимание мой юный, не испорченный ещё возраст, старушка сменила гнев на милость и сказала, поджав губы: «Ну что ж, молодой человек, отбирайте!». Я подошел к матросу, который мёртвой хваткой объял десятка два книжонок, и с ужасом увидел, что это – марксистско-ленинская литература, которая всегда располагается на самом виду, демонстрируя всепроникающее влияние этого славного учения на нашу жизнь. Я попытался оторвать его от этих шедевров, поскольку на судне меня могли и поколотить, принеси я данные книжки морякам, которых, несомненно должны интересовать несколько более земные проблемы грешного нашего бытия. Однако матрос процедил: «Не суетись, это всё неважно!». Чуть позже я убедился, насколько он был прав. Оказывается, после получения книжек на судно, они автоматически списываются в библиотеке, поскольку ещё не было прецедента возвращения хотя бы одной из них. Читать в обычном для нас с вами смысле матросам в путине просто некогда. Они «читают» их исключительно (извиняюсь перед дамами!) в гальюне, отрывая ровно по одному листку за сеанс. Помножив число членов экипажа на число дней среднего рейса, работники библиотек легко определят, что именно двести томов средней толщины способны обеспечить потребность данного сорта читателей в «культуре». О мой достопочтенный читатель! Я понимаю, что подобная арифметика с философией столь низкоинтеллектуальных особей, коих я вывожу чуть ли не в герои моего повествования, способны вызвать вполне справедливое возмущение и даже гнев у тебя. Отчасти, я согласен с тобой. Но больше я согласен с ними. Я не просто прощаю их с истинно христианским всепрощением. Где-то даже я успел полюбить их, побывав одним из них. Впрочем, тогда я относился к их недостаткам и порокам в точности так же, как ты – гневно и осуждающе. Я не пил и не курил, с величайшим почтением относился к женщинам и с омерзением – к пьяным скотам, коих уже успел перевидать в избытке. Я любил это море, фантастические закаты, когда неимоверных размеров солнечный диск плавно опускается в расплавленную медь вечно беспокойных волн, ласково шепчущих что-то на языке, понятном только посвященным. И всё же я постараюсь показать тебе, что в жизни не бывает абсолютно чёрных злодеев и белоснежных ангелов, а краснорожий моряк с задубелой от солёных ветров кожей и пошлой синеватой наколкой «Костя», может оказаться поэтом, пишущим пронзительно нежные стихи. Но вернемся к нашим баранам. Времени было в обрез: надо не только доставить на судно книги, но и посетить кинопрокат для получения фильмов. Торопливо отбираю для себя десятка два книг, заворачиваю оберточной бумагой, перевязываю шпагатом. У библиотекаря наготове уже упакованные стопки какой-то подписной классики. Поскольку марксистская все равно положена по разнарядке, берем и её. Матрос с достоинством кивает: «А я что говорил? Учись, сынок!». Торопливо расписываюсь в получении, и назад. Только бы этот потомок пирата не упал мордой в грязь со всеми книжками. К моему удивлению, пьяный матрос удивительно остойчив, при всей расхлябанности его походки и кажущейся нескоординированности движений. Видимо, его ведет какой-то специальный морской угодник.