В ноябре 2019 года в Вильнюсе прошла церемония торжественного перезахоронения одного из виновников кровавого восстания 1863 года на территории Северо-Западного региона Российской империи, отъявленного русофоба и «выдающегося белоруса», а также «великого литовца» и «легендарного польского героя» в одном флаконе Константина-Винцента Калиновского. Особенно умиляет, когда этнического поляка одновременно записывают в белорусы и литовцы. Но, речь в нашей заметке пойдёт не о нём, а об отголосках того восстания в тихом провинциальном уездном городке Гродненской губернии – Брест-Литовске.
Итак, с 7 февраля город и крепость Брест-Литовск были объявлены на осадном положении, за жителями, в первую очередь за молодежью, был установлен полицейский надзор. Но, как это зачастую случалось в «тюрьме народов», надзор поставлен спустя рукава: в городе в это время проживал главный начальник повстанческих сил юга Гродненской губернии Аполлон Гофмейстер, один из образованнейших людей своего времени, закончивший Берлинский университет. В городе он мог спокойно заниматься набором людей в повстанческие отряды (благо в окрестностях Бреста их было достаточно) и сбором средств на цели восстания. Сюда же, в Брест, в апреле наведался с инспекцией сам «начальник восстания» – Константин Калиновский, избравший местом своих конспиративных встреч с Гофмейстером трактир купца Глуховского. Пробыв в Бресте несколько дней, Калиновский уехал в пригород.
У Гофмейстера имелись добровольные помощники по сбору средств. Как доносил брестский военный начальник в рапорте гродненскому губернатору, что «по дошедшим до меня сведениям, что дочь секретаря Брестского уездного суда Люция Желешкевич, в сообществе с дочерью вольнопрактикующего доктора Софьей Консевич, женой комиссионера Марией Васинской, г-жой Франтишкой Бутвилович…, женой помощника Окружного начальника государственных имуществ Розалией Фальской …проводили сбор денег для мятежников». Собранная сумма составляла ничтожные восемь с половиной рублей. Тем не менее, вышеназванные дамы были арестованы, а вскоре за ними последовали и их ясновельможные мужья. Не был найден только сам доктор Консевич, который, по некоторым сведениям, проживал в Варшаве. Туда и был направлен запрос относительно ареста и препровождения его в Брест-Литовск. Однако, доктор подался в бега: «… доктора медицины Консевича по розыскам в Варшаве на жительстве не оказалось», – гласил ответ на телеграмме за подписью генерал-полицмейстера Царства Польского Трепова.
Обжёгшись на молоке, власти дули на воду. По требованию «г-на начальника» Гродненской губернии графа Бобринского была начата проверка на лояльность докторов и чиновников Бреста и Брестского уезда. Бюрократия во все времена не отличалась особой оригинальностью и городские врачи – Томаш (Фома) Бундескул, Исай Раим, Милослав Буржинский, Лев Анцыпа, Феликс Володкевич, Болеслав Зданский, Леонтий Иванишевский, Карл Кобринец, Михаил Бурминский, Людвиг Пучневский – за подписью военного начальника получили следующие письма: «Прошу сообщить мне, какого Вы вероисповедания, где воспитывались, с которого времени занимаетесь практикой, не были ли в коронной службе, и если были, то когда уволены и в каком чине». Ниже следовала маленькая приписка: «не были ли в мятежных шайках». Это письма были разосланы по адресам постоянного проживания докторов и были получены ответы, заверяющие власти о полной лояльности этих людей. Интересно, а кто, находясь в полном здравии, напишет другое? Но снова чиновная глупость взяла верх и подобное письмо было направлено на квартиру беглого доктора Консевича, о чем потом военный начальник с удивлением писал губернатору: «на сей момент не получен ответ только от доктора Ивана Консевича».
В марте 1863 года в городе были предприняты повышенные меры безопасности, введены дополнительные войска: из Пинска в Брест-Литовск для процедуры опознания и фотографирования был доставлен Роман Рогинский – знаменитый командир повстанческого отряда, который два месяца не давал спокойной жизни властям в Пружанском и Кобринском уездах.
Убедившись в недостаточной лояльности местного чиновничества и интеллигенции, городские власти начали тотальную проверку остальных сословий. Тем более, что основания для этого были веские – весной 1863 года с военных складов Брестской крепости была обнаружена пропажа оружия. Проведенное по горячим следам следствие не выявило виновных. Лишь спустя несколько десятилетий сам Рогинский в мемуарах вспоминал, что оружие из крепости регулярно продавалось повстанцам при посредничестве брестских евреев. По всей видимости, одним из таких посредников мог быть «золотых дел мастер Борух Лемсон», у которого при обыске были найдены «21 штука разных металлических вещей с портретами Гарибальди, Понятовского, Костюшки и какого-то неизвестного лица». Он был арестован «для дальнейшего разбирательства». Власти пытались «повесить» на него пропажу оружия, т.к. было известно, что он регулярно посещал крепость, где у него был ряд клиентов из числа офицеров. Но, прямых улик найдено не было, а с классической фразой – «был бы человек, а статья найдется» – тогда еще не были знакомы и Лемсон был отпущен.
Впрочем, иногда власти и сами пытались состряпать заговор там, где его не было. Летом были арестованы пятеро рабочих каретной фабрики «за попытку присоединиться к мятежной шайке». На рабочих указал хозяин этой фабрики, потому как они на протяжении нескольких дней не появлялись на работе и дома. При допросе подозреваемых выяснилось, что накануне своей пропажи эта пятерка (три поляка и два еврея) получила от хозяина жалование и по доброй русской традиции ушла в запой, укрепляя межнациональные связи в городских кабаках. На вопросы о намерении вступить в «мятежные банды», рабочие давали логичный ответ – а зачем? «Содержанием мы вполне довольны, хозяин платил неплохо и регулярно, а что до водки, так есть такой грешок…». Следствие допросило массу свидетелей, включая трактирщиков и извозчиков, чтобы убедиться в правильности показаний арестованных. Но и на этом военное ведомство не успокоилось. Арестованных перевели арестованных в казематы крепости, о чем спустя несколько дней капитан следственной части одного из полков писал на имя брестского полицмейстера: «… мои люди тратят на содержание этого сброда из казны по 30 коп. (в сутки), в связи с чем… считаю сих пьяниц отпустить по домам под надзором полиции».
Арестованных в Брестском уезде участников восстания переправляли в Брест-Литовск, где было две тюрьмы. Как правило, в них содержалось до 100 бывших повстанцев либо сочувствовавших. Брестские тюрьмы не пустовали в течение двух лет – до конца 1864 года, хотя их постояльцы периодически менялись: кого-то отпускали, кого-то после суда отправляли по этапу. Отметим, что так яростно критикуемая царская судебная система была довольно лояльна к «политическим»: помимо ежедневного питания, заключенные тюрем получали еще дополнительно, в зависимости от сословия, от 6 до 25 копеек в день «на содержание». Если сравнить цены тех времен на основные продукты и хозяйственные товары, то можно сделать вывод, что арестанты могли еще и неплохо подзаработать сидя в камерах, как это не цинично звучит. Во всяком случае, свергнувшая «проклятый царизм» советская власть до таких «мелочей» не опускалась.
В заключение остается добавить, что в Брест-Литовске по итогам восстания было казнено четыре человека: «крестьянин Александр Черко был мятежническим жандармом-вешателем; крестьянин, … Юзеф Балич вербовал людей в шайки, доставлял им продовольствие и оружие и участвовал в истязаниях над лицами, преданными законному правительству (повешены Декабря 23 дня 1863 года); мещанин Ян Корсак возбуждал крестьян к вооруженному восстанию и участвовал в истязаниях над оставшимися верными законному правительству (повешен Декабря 28 дня 1863 года)». Еще ранее, 19 июля 1863 года в крепости был расстрелян Богуслав Павлович, прапорщик 13-й артиллерийской бригады, воспитанник брестского кадетского корпуса. В феврале 1863 года этот офицер дезертировал из своей части в Белостоке и присоединился к отряду Романа Рогинского, у которого и стал одним из адъютантов.
Всем прочитавшим статью огромное спасибо! И не забудьте подписаться на канал, предварительно поставив "лайк". До новых встреч!