Существует довольно вредный миф, что фальсификации голосований могут быть безграничными, что это очень простая технология — написать финальный результат по своему вкусу.
Для людей знакомых с избирательным процессом в России — это звучит как анекдот. Но многие считают, что так оно и есть и из-за этого не ходят голосовать. Я знаком с этим процессом очень хорошо и сейчас вам расскажу как всё работает.
Магистральный сюжет последних 20 лет политической истории России — совершенствование и постоянное изменение механизма избирательных фальсификаций. И в этом участвуют все — от Госдумы до участковых комиссий. Получение ожидаемого администрацией результата в финальном протоколе — огромный и сложный процесс, начинающийся задолго до назначения дня голосования.
Самый эффективный механизм электоральных фальсификаций — контроль на входе. С каждым годом процесс попадания в бюллетень на всех уровнях только усложняется.
Первый этап в этой схеме — контроль субъектов выдвижения. Количество легальных структур, имеющих право выдвигать кандидатов на выборах, в России искусственно ограничено. Все последние 17 лет — это только федеральные политические партии. Лишь встраивание в их структуры, а конкретно — в 4 парламентских партии, может обеспечить кандидату выдвижение без сбора подписей. Федеральные партии контролируются с двух сторон: кнутом — нереалистичным порядком регистрации, и весьма упрощенным порядком с нее снятия и пряником — разрешением финансирования, или даже разнарядками лояльным олигархам финансировать те или иные партии. Эти два инструмента, административное давление и полный контроль финансирования, делают федеральные политические партии в полной мере подконтрольными политическому менеджменту и исключают возможность выдвижения от них потенциально опасных конкурентов.
Второй, не менее важный этап контроля на входе — это сам порядок регистрации кандидатов. Регистрация для участия в выборах даже самого нижнего, муниципального уровня, по сложности, по необходимости юридического сопровождения крайне сложна — вполне сравнима с ведением лицензируемой деятельности, вроде продажи алкоголя.
Наш«политический Убер», когда мы помогали избраться десяткам муниципальных депутатов в Москве и Петербурге, а сейчас помогаем в других городах, нацелен не столько на поддержку в непосредственном ведении кампании, сколько на преодоление запретительных бюрократических барьеров. Мы знаем, что избирательные комиссии придерутся к каждой запятой, каждому заголовку, каждой печати и каждой формулировке. И поэтому у нас каждый раз полный штаб юристов которые каждую запятую выверяют, а потом ещё и отсуживают кандидатов у избиркомов назад, когда те снимают их за то, что слова Политическая Партия в названии Яблока написали с маленькой буквы.
В целом процедура крайне сложна, а любая ошибка немедленно станет основанием для отказа в регистрации или снятия с выборов, пройти её без помощи опытных электоральных юристов и менеджеров нереально. Почему именно так? Почему важен контроль на входе? В чем проблема с фальсификацией самой процедуры?
Принято разделять «фальсификации выживания» и «фальсификации превосходства». Они, вроде как, очень похожи с точки зрения методов, но не имеют ничего общего с точки зрения политического смысла и легитимности.
В этой мысли мы пересекаемся с Екатериной Шульман, чья передача на Эхе вышла ровно в момент редактуры сценария. В свою защиту надо сказать, что это не оригинальная, а вполне академическая классификация, ссылки на научные исследования по электоральным фальсификациям в России - будут приведены в конце статьи.
Фальсификации выживания и превоходства.
Фальсификации превосходства мы наблюдали на всем протяжении нулевых годов. Что это такое? Это когда Более или менее понятно, что президент и правящая партия обладают поддержкой абсолютного большинства. Экономическая ситуация хорошая и становится только лучше, на стороне управленцев уже выстроенная система пропаганды. Дело совершенно не в официальных соцопросах, общество, в целом, чувствует, что действующая власть пользуется большой популярностью.
Победа с честным результатом 55% на персональных выборах, с точки зрения юридической, ничем не будет отличаться от победы с результатом 70%. И то, и другое — победа в один тур, лишние проценты не дадут больше полномочий, а их отсутствие — никак не скажется на их объеме. Но когда преемник, наследник, кронпринц действующего лидера нации получает чуть больше 50% — это выглядит не так красиво, как хотелось бы. Нужен убедительный разгром, чтобы все оппоненты в сумме не набрали и половины его голосов. Здесь идут в действие «фальсификации превосходства», на которых условные 55-57% Дмитрия Медведева в 2008 году превращаются в 70%, с отрывом от ближайшего конкурента в 5 раз.
Такого рода фальсификации даже особо не скрываются. Они не влияют на результат, они призваны показать, что электоральный менеджмент полностью контролирует избирательный процесс.
Фальсификации превосходства не вызывают протестов. В 2008 году все понимали, что преемник Владимира Путина, кем бы он ни был, выиграет президентские выборы в один тур. При фальсификациях или без них. Что было сверх результата подрисовано для красоты — это детали, они на исход не повлияли. Коротко эта мысль формулируется так: вы думаете, если бы честно посчитали — другой результат был бы? Общество в целом такую логику принимает, хоть она и странная.
Совсем другое дело — фальсификации выживания. Когда вопрос об исходе выборов вдруг перестает быть риторическим. Когда общественная поддержка «главного кандидата» очевидно падает ниже формально необходимой для обеспечения итогов голосования. Тогда это совсем другое дело.
Продолжим, мы о фальсификациях выживания. Когда мы наблюдали такое у нас? Например, в 2011 году. С точки зрения процедуры, парламентские выборы 6-го созыва Государственной Думы были не хуже и не лучше парламентских 2007 и президентских 2008, но в 2011-м году было вполне очевидно, что Единая Россия просто не имеет и близко той поддержки, какую показывают итоговые протоколы. Фальсификации выживания — это очень опасные игры с легитимностью. Речь уже не идет о дополнительном бантике на и без того победном результате. Речь идет о том, что результат победителя не соответствует занимаемой им должности. Он просто не имеет права быть президентом, депутатом или губернатором.
Фальсификации выживания, когда итоговый результат значимо и очевидно расходится с общественными настроениями — вызывают протесты, разрушают легитимность. Именно в этот момент все возмущение вбросами, удалением наблюдателей и СМИ, давлением на избирателей переходит из роликов в интернете — к настоящему несогласию общества с происходящим.
Может родиться очень логичный вопрос: а почему нельзя просто нарисовать финальный результат? Руководство ЦИКа, мягко говоря, не выглядит борцами за правду и справедливость. Система под контролем. К чему эти вбросы, борьба с наблюдателями? Какая разница, как считают снизу, если мы контролируем результат сверху и можем просто написать нужные цифры?
Ответ тут такой же, как на вопрос, почему вообще очень сложно подделать любую статистику, а в практическом воплощении — почему обман инвесторов или налоговой в отчетности, рано или поздно, будет выявлен? Почему финансовый директор в одиночку не может рисовать цифры на свой вкус? Почему в приписках или, напротив, занижении цифр должна участвовать вся вертикаль организации?
Потому что любая большая цифра складывается из множества маленьких. Эти маленькие цифры влияют друг на друга совершенно нетривиальным образом, и каждая с каждой должна биться. Даже если вы Макдональдс, даже если у вас 40 тыс. ресторанов — цифра в годовом отчете все равно формируется каждым гамбургером, каждой накладной, каждым подрядом, каждой зарплатой каждой уборщицы в индийском Макавто, каждой пачкой салфеток. Рисуя финальный результат, чтобы обмануть налоговую или инвесторов, вам нужно каждую из этих цифр подверстать к каждой. В противном случае будут вопрос: друзья, вы говорите, что выручка филиала в Техасе упала на 20%, а почему вы Колы закупили на четверть больше? Или: у вас там два одинаковых ресторана на расстоянии километра, почему у них цифры в три раза расходятся?
Электоральные фальсификации — еще сложнее. Помимо очевидного: распределение результатов и явки по участкам (кривая Гаусса, ставшая в России «Кривой Шпилькина»), помимо контрольных сумм в протоколах — у нас под рукой обширная история предыдущих выборов.
Мы точно знаем, что в Москве поддержка власти растет от центра к окраинам. Если уменьшить Россию до Тверского района, то Яблоко там будет правящей партией. На север и запад поддержка власти растет медленнее, на юг и восток быстрее. Президентские выборы, парламентские, муниципальные, МГД, мэрские — это все неважно, цифры могут быть разные, но принцип всегда сохраняется: чем дороже район — тем ниже поддержка административных кандидатов.
Не может Единая Россия или Владимир Путин получить 40% в Жулебино или Бутово, но 70% на Пресне или в Хамовниках. Та же картина и по стране в целом: у нас за спиной 20 лет статистики. Мы знаем наперечет «электоральные султанаты», где результаты просто рисуют, мы знаем, где популярнее ЛДПР, где КПРФ, где сильнее либеральные, а где лоялистские настроения.
Когда в 2011 году Москва показала результат Единой России в 46%, существенно выше большинства субъектов федерации, при результате Московской области в 32% — не могло остаться вопросов насчет связи с реальностью этого результата.
При формировании итогового протокола вам надо учитывать нереальный объем вводных: не может быть одинакового результата на двух участках, не могут две соседние школы показать разницу на треть, голоса и явка должны попадать в нормальное распределение, не может Владимир Путин или одобрение поправок выиграть в районе Остоженки или Болотного острова, где в прошлый раз Алексей Навальный выиграл мэрские в один тур.
У этой задачи нет решения сверху-вниз, из центра. Подверстать все цифры почти 100 тыс. участковых избирательных комиссий к результатам вышестоящих, а затем — к заранее выставленной цифре таким образом, чтобы уши не торчали во все стороны невозможно. Любые фальсификации финального итога должны начинаться с самой базовой ступени, с участковой избирательной комиссии.
Что в итоге?
Фальсификация выборов — сложнейший процесс, в котором должна принять участие вся административная вертикаль. Сгон бюджетного электората, вбросы и удаление наблюдателей, специальная роль «регионов электоральных аномалий» — все это не для красоты нужно. Это строго необходимые компоненты системы фальсификаций.
Чем процедура «всенародного голосования» принципиально отличается от обычных выборов? С одной стороны, разрушением процедуры. Резким упрощением фальсификации. Как за счет надомного и досрочного голосования, так и за счет особого порядка работы самих избирательных участков. С другой стороны, электоральный менеджмент здесь лишен своего главного рычага — недопуска. Нельзя пункт «нет» отсечь на входе, нельзя ему сказать, что подписи какие-то не такие, что он заявление послал не по тому адресу, нельзя ему перед носом захлопнуть дверь избиркома. Он в любом случае есть, его можно выбрать.
Но главное — 1 июля речь не будет идти о фальсификациях превосходства, общественные настроения вполне очевидно иные, это будут фальсификации выживания, совершенно другие с точки зрения их легитимности.
Мы имеем отвратительную процедуру, но это тот редкий момент, когда у нас есть кандидат на федеральных выборах и когда у этого кандидата, даже по официальным цифрам социологии, вполне неплохие шансы. Самое нелепое что можно сделать в такой момент, это отказаться от того чтобы потратить 30 минут и не проголосовать. Конечно, принимая все меры предосторожности, имея в виду идущую пандемию.
Важно понимать — украсть ваш голос совсем не так просто, и не так безопасно для власти, как вам может показаться. Протесты 2011 года после очевидных фальсификаций в Москве привели к возврату выборов мэра Москвы в которых на следующем же голосовании Навальный чуть не увёл Собянина на второй тур. Они привели к тому, что с тех пор выборы в Москве почти не фальсифицируют, уж точно не массово. За все 9 лет были единичные кейсы, в 90% избирательных комиссиях сидят независимые от власти члены с правом решающего голоса, направленные туда Голосом или другими движениями. Украсть ваш голос в целом довольно сложно и опасно. Сделать это в Москве — совсем уж сложно. Сделать это в Москве незаметно — невозможно никак.
Однако, жуликам проще всего будет работать с вашим голосом если его не будет в урне. Тогда его даже красть не понадобится. Вы, и ещё 2 миллиона человек таких же как вы гордо сидите дома, а в это время 1 миллион бюджетников переголосовывает 700 тысяч оппозиционеров кто пришёл, и власть честно побеждает даже в Москве, без всяких фальсификаций.
Убеждение вас в том, что вам лучше голос свой в урну не кидать — важнейшая задача политического менеджмента. Они вам споют и про шуллеров с которыми не стоит играть, и про нечестность процедуры, и про то, что всё предрешено — лишь бы вашего голоса не было в урне. Ведь если его там нет — им выиграть голосование проще всего.
Я продолжаю призывать всех лидеров оппозиции, в первую очередь Алексея Навального и Яблоко, проявить ответственность. Хватит призывать к бойкоту. Мы не сорвём голосование если не придём, мы лишь увеличим процент провластных голосов и легитимизируем таким образом результат. Нужно оставить свои личные обиды, прошлые травмы и персональную политическую стратегию и сработать на благо общего дела, приблизить перемены в нашей стране — нужно призвать всех людей оппозиционных взглядов проголосовать в этом голосовании, и во всех других. Наш бюллетень должен быть в урнах всегда. Наша явка должна быть выше чем явка подневольных бюджетников. И тогда может быть что-то изменится.
Понравился текст? Подпишитесь на мой канал, чтобы не пропустить новые статьи.