За 125 лет существования Русский музей прошел путь от коллекции, собираемой «с высочайшего одобрения», до одной из крупнейших культурных институций в стране. От ковровой развески целых собраний до системного подхода с «галереей шедевров», от демонстрации императорского вкуса к панорамному охвату русского искусства.
Создание музея русского национального искусства назревало чуть ли не весь XIX век, причем сразу несколько проектов были связаны с Москвой. Там Павел Третьяков решил передать в дар городу свою коллекцию — логично, что на ее базе многие хотели видеть главное собрание национального искусства. В Петербурге в то время небольшая экспозиция русского искусства была расположена в Эрмитаже: неубедительная, по воспоминаниям современников.
Решение о создании первого в нашей стране государственного музейного собрания произведений отечественного изобразительного искусства было принято Александром III. Однако этот замысел был воплощен в жизнь уже после смерти императора. 13 (25 по новому стилю) апреля 1895 года император Николай II подписал Именной высочайший указ «Об учреждении особого установления под названием “Русского Музея Императора Александра III” и о представлении для сей цели приобретенного в казну Михайловского Дворца со всеми принадлежащими к нему флигелями, службами и садом». Августейшим управляющим Русским музеем был назначен великий князь Георгий Михайлович. Кроме того, был утвержден штат музея. Собрание будущего музея формировали в том числе из эрмитажных вещей, также в коллекцию вошли произведения из музея Академии художеств (о чем в самой Академии до сих пор постоянно напоминают), из Гатчинского и Александровского дворцов в Царском Селе. Конечно, это была скорее витрина монарших вкусов, чем просветительский проект.
Музей открылся для публики в 1898 году и должен был состоять из нескольких отделов: памятного, посвященного Александру III, этнографического, художественно-промышленного, художественного. Художественный отдел, ставший основным, расположился в Михайловском дворце — ныне главном здании Русского музея. Дворец, изначально построенный для Михаила Павловича, брата Александра I, было непросто перестроить под нужды музея: здание требовало ремонта, нужно было обновить системы отопления и вентиляции, чтобы создать пригодные условия для экспонатов. Эти функциональные необходимости нужно было совместить с дворцовой роскошью.
Насколько экспозиция 1898 года отличалась от нынешней, можно судить по воспоминаниям о ней Александра Бенуа: он писал, что ядром музея стали эрмитажное собрание русского искусства и фонды Академии, «но, кроме того, сюда вошли и “высочайшие приобретения”, сделанные за последние пятнадцать-двадцать лет с нарочитой целью их помещения в имеющем образоваться хранилище национального искусства». В экспозицию уже тогда входили «Христос и Грешница» Поленова, «Покорение Сибири Ермаком» Сурикова, работы Репина (в том числе «Садко» и «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»). Бенуа не без иронии замечал, что патриотически настроенные зрители видят в плотном изобилии художественного отдела «преимущество русской школы», хотя, на его взгляд, многим вещам тесное соседство скорее вредило. А в отделе, посвященном Александру III, и вовсе были развешаны «художественно оформленные блюда» — подарки императору, и в этом, конечно, было больше монаршей репрезентации, чем эстетической необходимости.
Помимо функции трансляции «официальных» вкусов императорского двора и совета Академии, первое время после создания музей сковывала крайняя скромность финансирования. Зачастую музей не мог конкурировать с состоятельными частными коллекционерами. Впрочем, частные коллекции все равно оказались в музее: после революции Государственный музейный фонд распределял между институциями национализированные собрания. И тогдашнее стремительное пополнение не только Русского музея, но и других собраний до сих пор не осмыслено в полной мере. Выставки, посвященные конкретным коллекционерам и воссоздающие частные собрания, стали популярными относительно недавно и сразу вызвали ажиотажный интерес (как тут не вспомнить экспозиции коллекций Сергея Щукина, Павла Строганова и братьев Морозовых в ГМИИ имени Пушкина и Государственном Эрмитаже).
Вехой в музейной жизни стало назначение в 1909 году на пост хранителя Петра Нерадовского — именно он начал борьбу за научный подход в построении экспозиции. Ну а в послереволюционное время система стала необходимостью, настолько обильно пополнилось собрание. В начале двадцатых годов у музея появился собственный профессиональный совет, тогда же Русскому музею передали коллекцию бывшего музея Академии художеств, а там были в том числе работы Репина и Ге, пополнилась и постоянная экспозиция скульптуры: появились работы Этьена Мориса Фальконе, Федота Шубина и других мастеров — всего более шестидесяти скульптур. Обидно, но на этот же революционный период пришлась крайняя бедность музея: финансирования не хватало, в музейных зданиях не было даже отопления. Плохие условия хранения ударили по древнерусской темперной живописи, которая начала «болеть».
Парадоксальным образом именно в это время, когда часть фондов нужно было срочно спасать, а условий для хранения новых поступлений не было, коллекция сильно разрослась. В 1926 году был создан отдел новейших течений (возрожденный после длительного перерыва в конце 1980-х годов), по новому плану реэкспозиции, подготовленному все тем же Нерадовским, в залах должны были появиться работы Шагала, Ларионова, Гончаровой, Малевича, Татлина, Фалька. Еще недавно Александр Бенуа сетовал, что приемлемо в музее представлено только искусство первой половины XIX века, но в условиях революции музей стал качественно другим: не витриной императорских закупок, а актуальным собранием вех русского искусства. Пополнялись все фонды: только в январе — марте 1918 года в музее оказываются произведения искусства из дворца великого князя Николая Николаевича, собрание графики Рейтерна — порядка тридцати тысяч рисунков, гравюр, литографий, порядка семидесяти своих графических работ дарит музею Мстислав Добужинский. Из бывшего музея Финляндского полка в ГРМ передают ящик с работами и рукописями Павла Федотова. Сестра Михаила Врубеля предлагает музею живопись и графику художника. Как видите, крайне насыщенное комплектование коллекции.
Реэкспозиция по упомянутому плану Нерадовского предполагала, что осмотр музея начинается со второго этажа и парадных залов, где расположены вещи XVIII — первой половины XIX века, которые, по замыслу, соответствовали масштабу и стилю интерьеров. В более просто оформленных залах (бывших жилых княжеских покоях) отвели место реалистам. Идеи Нерадовского сохраняются и в нынешней постоянной экспозиции Русского музея.
В XX веке Русский музей пережил еще один тяжелейший период — речь, конечно, о Великой Отечественной войне и блокаде Ленинграда. В архивах музея до сих пор хранятся телеграммы военного времени, дневники сотрудников и даже план огорода, разбитого под стенами Михайловского дворца. Часть собрания — так называемые вещи первой очереди — успели вывезти из города, вокруг которого сжималось кольцо блокады. Их вместе с частью сотрудников эвакуировали в Молотов (Пермь) и Соликамск. Снимали и упаковывали экспонаты днем и ночью, рук не хватало — многие уходили на фронт. Большие полотна нужно было снять с подрамников и аккуратно обернуть вокруг специальных валов — так, «Последний день Помпеи» снимали и упаковывали несколько десятков человек. А, например, «Анна Иоанновна с арапчонком» пережила блокаду в Ленинграде: исполинскую скульптуру спустили во двор по широким маршам парадной лестницы и закопали под клумбой в саду. Были в блокадное время и редкие пополнения, связанные преимущественно с трагическими обстоятельствами: например, музею на временное хранение было передано собрание работ Павла Филонова, умершего от голода в страшную первую блокадную зиму.
Из эвакуации Русский музей вернулся в октябре 1945 года, а 9 мая 1946-го вновь открылся для посетителей. В послевоенное время современный облик обрел Корпус Бенуа, где сейчас проходят основные выставки музея. Здание было сильно повреждено, на нем, судя по историческим снимкам, зияли огромные трещины. Заодно в процессе ремонта были изменены декор и общий вид вестибюля.
Одной из главных проблем Русского музея сегодня стала нехватка места. Коллекция постоянно растет, а экспонаты из запасников постоянно демонстрируются на временных выставках в Русском музее, в различных городах России и за рубежом. О нехватке площадей регулярно говорит и директор музея — Владимир Гусев. Сейчас идет процесс приспособления под музейные нужды залов в Михайловском (Инженерном) замке, где раньше находилась Центральная военно-морская библиотека.
Не забывают в Русском музее и традицию сохранения частных коллекций: в 1994 году немецкие коллекционеры Петер и Ирена Людвиг подарили музею свое собрание искусства второй половины XX века. Сегодня «Музей Людвига в Русском музее» — особый раздел, посвященный в первую очередь искусству XX и XXI веков. Можно сказать, круг замкнулся: после потрясений прошлого века, в ходе которого музей нарастил объем и научную мощь, обрел институциональную силу, в экспозиции и на выставках соседствуют образцы классического и современного искусства, а Александр III возвращается к нам благодаря выставке в Михайловском замке, открытой в год 175-летия со дня рождения императора и мецената и юбилея самого Русского музея.
Дружба ВТБ и Русского музея началась в 2002 году. За 18 лет сотрудничества банк поддержал множество ключевых проектов ГРМ. Среди них: выставки Николая Рериха, Василия Верещагина, Кузьмы Петрова-Водкина, Константина Сомова, Ильи Репина, а также масштабный проект «Экспрессионизм в русском искусстве». В 2020 году при поддержке банка в музее была подготовлена к показу выставка «Художники и коллекционеры. К 125-летию Русского музея. Дары. Избранное 1895—2019 годы».
На сайте vtbrussia.ru рассказываем интересные факты из мира художественной культуры, театра, оперы, балета и помогаем разобраться в истории искусств. Переходите по ссылке, чтобы узнать много нового!