Дорогие друзья! Приближается очередная годовщина дня смерти В. С. Высоцкого. О Высоцком его жизни и творчестве, написано много книг самыми разными людьми. Даже снят безобразный (другого слова не подберу) фильм – «Высоцкий. Спасибо, что живой». Но, перефразируя знаменитую реплику Н. Озерова (такой хоккей нам не нужен) можно сказать, что: такой Высоцкий нам не нужен! И подобно барону Мюнхгаузену, просившему Марту сказать ему на прощание что-нибудь, и каждый раз на её слова отвечавший: не то! – так и мне, каждый раз после прочтения «очередного» о Высоцком, хотелось произнести: не то! И наконец, не сдержавшись, написал о нём то, что как мне показалось, было упущено другими людьми.
На удивление получилось длинно, простите, но это потому, что нужно всё-таки обосновывать свою позицию. Чтобы сразу сузить круг читателей, предупрежу, что «феномен Высоцкого» здесь рассматривается с религиозной точки зрения, а потому кого, что называется: «воротит» от всего религиозного, тому лучше не читать, чтобы не разочаровываться.
Итак. Владимир Семёнович Высоцкий. Мало кто из жителей нашей страны не знает этого имени, не слышал его песен. Часто «феномен Высоцкого» напрямую связывают с «тоталитарным советским режимом», где не было «свободы слова» и люди, якобы «истосковавшиеся по правде» воспринимали его песни, как некое проявления свободомыслия. Действительно, цензура в Советском Союзе была, особенно на всё, что становилось доступным широким слоям населения страны, будь то кино, книги или песни. Подготавливая «перестроечный» процесс, нас сумели убедить, что это очень плохо. У нас, ныне живущих россиян, есть прекрасная возможность удостовериться так ли плохо, когда людей ограждают от проявления пошлости и откровенной нравственной грязи, которая сегодня в изобилии изливается на нас с телевизионных экранов.
Безусловно, параллельно со строгой идеологической нравственностью, царившей и на телевидении и в печатных изданиях, у народа была своя жизнь, зачастую весьма далёкая от нравственных идеалов «советского человека». Поэтому «бытовая тематика» песен Высоцкого была близка и понятна. В героях этих песен-рассказов люди узнавали самих себя. Там была правда человеческих отношений: «Я любил и женщин и проказы, что ни день, то новая была и ходили устные рассказы по району, про мои любовные дела…». Или «Считай по нашему мы выпили не много, не вру ей богу, скажи Серёга….». Или «Ой где был я вчера не найти хоть убей, помню только, что стены с обоями. Помню, Клавка была и подруга при ней, целовался на кухне с обоими…». Он говорил простым житейским языком о несложных человеческих взаимоотношениях. С юмором, никого не осуждая и не призывая изменить свою жизнь. Для него, как и для большинства русских людей, это была лишь часть жизни, но далеко не главная. И если, песни Высоцкого – это только житейская правда, «проявление свободомыслия» в условиях «тоталитарного режима», то никогда бы их популярность не была такой всеобъемлющей и пережившей своего автора на десятилетия. Здесь что-то большее, то, что затронуло глубинные корни души русского человека.
Бог даровал Высоцкому удивительный по силе талант остро чувствовать окружающий мир. В этом смысле он был настоящим поэтом, ходившим «пятками по лезвию ножа» и в «кровь резавшим свою босую душу», а значит непременно и пророком. Как у героя в знаменитом стихотворении Пушкина «Пророк», на месте сердца у него по необходимости должен быть «угль, пылающий огнём». Иначе невозможно объяснить той силы слова, от которой воспламенялись огнём сердца миллионов слушающих его людей. Хотя необходимо подчеркнуть именно русских людей. Потому что тема справедливости, совестливости, самопожертвования, затрагиваемая в лучших произведениях Высоцкого, – это характерная черта русского человека, как об этом не раз высказывались многие умные люди.
Герои его песен не кричат радостно: «Аллилуйя!», – сумев избежать смерти. Они остаются «без кожи», потому что убит друг. Они мучаются от сознания, что вынуждены жить, в то время как погибли лучшие: «Я кругом и навечно виноват перед теми, с кем встречаться сегодня я почёл бы за честь, и хотя мы живыми до земли долетели, жжёт нас память и мучает совесть у того у кого она есть. Кто-то скупо и чётко отсчитал нам часы, нашей жизни короткой, как бетон полосы, и на ней кто разбился, кто взлетел навсегда, ну а я приземлился вот какая беда...». Они не остаются «не причём» в жизни, не «наблюдают свысока, сложа руки». Они вступают в бой «с подлецом и палачом», наматывая на ус «солёные слёзы». Они «бредят от удушья», но остаются верны своему воинскому долгу. Они не сворачивают перед обрывом, а выбирают «трудный путь опасный, как военная тропа…». И если на этом пути они погибают, то погибают «не зря» и это лучше, чем погибнуть «от водки и от простуд».
Вот какова основная идея творчества Высоцкого. Вот что находит отклик в сердце русского человека. Как раз идея необходимости борьбы со злом, идея самопожертвования, на интуитивном уровне воспринимается русскими людьми как что-то значимое, как главное в жизни, как то, что наполняет смыслом эту самую жизнь, без чего жизнь, сама по себе, теряет всякую ценность.
О чём бы ни говорилось в песнях Высоцкого, позиция автора и исполнителя была ясна и понятна. Он был уверен, что жить нужно именно так, и эта уверенность не могла не передаваться слушателям: "Но знаю я, что лживо, а что свято, – я это понял всё-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята, – мне выбора, по счастью, не дано". Это была целостная сформировавшаяся личность, со своими недостатками, страстями и даже пороками, но в главном имевшая ясное понимание, что есть зло, а что есть добро: «Как у вас там с мерзавцами? Бьют – поделом. Ведьмы вас не пугают шабашем? Но, не правда ли зло называется злом даже там в добром будущем вашем…». Герои песен Высоцкого – люди, сделавшие свой нравственный выбор. Причём этот выбор обусловлен тем духовным уровнем и теми условиями, в которых в данный конкретный момент пребывает персонаж повествования. Даже воры, которые «должны сидеть в тюрьме» в рамках своей специфики, у Высоцкого – совестливые люди: «Ведь в 12 часов людям хочется спать им же завтра идти на работу. Не хочу их будить не пойду воровать мне их сон нарушать неохота…». Идея, за которую можно умереть, необходима как воздух русскому человеку. Жить не ради барыша и богатства, не ради награды, а ради самой жизни, ради любви, ради дружбы было всегда нашей отличительной чертой. И Высоцкий жил и творил сообразно с этими идеалами. В этом смысле, он был поэтом, писавшим о настоящей любви, потому что: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15;13).
Вот в чём главный «феномен Высоцкого». Он любил людей, прощая им житейские слабости, но ненавидел в них, подлецов, трусов и предателей: "Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу, может, кто-то когда-то поставит свечу, мне за голый мой нерв, на котором кричу, за веселый манер, на котором шучу". Его творчество имело огромное воспитательное значение. Слушая его лучшие произведения, мальчишкам хотелось стать похожими на его мужественных, благородных героев, способных выполнить приказ даже ценой собственной гибели. Эта искренность, твёрдость и непоколебимость убеждений автора завораживала слушателей. "Мне судьба – до последней черты, до креста спорить до хрипоты, а за ней – немота, убеждать и доказывать с пеной у рта, что не то это всё, не тот и не та...". И народ не мог не обожать того кто давал ему твёрдую уверенность в том, что и сама смерть отступает перед красотой и достоинством вечных ценностей – любви и дружбы: "И я попрошу Бога, Духа и Сына, что б выполнил волю мою: пусть вечно мой друг, защищает мне спину, как в этом последнем бою".
Несколько поколений советских людей, выросших в условиях воинствующего атеизма, тем не менее, являются потомками своих православных предков. И хотя: "обязательные жертвоприношенья, отцами нашими воспетые не раз, печать поставили на наше поколенье, лишили разума и памяти и глаз...", однако: "мы всё-таки мудреем год от года – распятья нам самим теперь нужны...". К тому же существует и генная память, она сохраняет особенности мироощущения представителя того или иного этноса на протяжении всей истории народа. Русский человек, знакомый с Православием всегда будет остро ощущать несоответствие между тем, к чему он призван, т.е. между тем каким он должен быть сообразно с Евангельским учением Христа и тем, каким он является в действительности.
Даже у современных русских людей, знающих о Православии только понаслышке, и никогда не державших в руках Евангелие, эта память проявляется на интуитивном уровне в виде стремления к правде, справедливости, дружбе, святости, любви то, что называется: жить по совести. Но в реальной жизни, чаще всего, мы не находим этого идеала ни в себе: не имея душевных сил следовать голосу совести и влечению сердца, ни в окружающей нас действительности: сталкиваясь с другими людьми – такими же духовными слабаками способными и на ложь, и на предательство, и на трусость. Эта двойственность человеческой природы хорошо известна всякому христианину (Рим.7; 14-25). Кто не замечал в себе этой ненормальности, может поставить самому себе страшный диагноз: я никогда не пытался жить по совести. В каждом из нас живёт "мохнатый, злобный жлоб с мозолистыми цепкими руками". Высоцкий, в этом смысле, не исключение: "Во мне два Я – два полюса планеты, два разных человека, два врага...". Он остро переживал наличие в себе "второго Я, в обличье подлеца", но в отличие от многих из нас, он не мирился с таким положением дел: "Я оправданья вовсе не ищу, пусть жизнь уходит, ускользает, тает, – но я себе мгновенье не прощу – когда меня он вдруг одолевает...". Он боролся с этой двойственностью, со своей "плотью и дурной кровью", со своим "жлобом" всеми силами и, как умел. К сожалению, остро совестливые люди, лишённые элементарных знаний Православной аскетики, зачастую выбирают единственный способ борьбы: "Но я собрал ещё остаток сил, – теперь его не вывезет кривая: я в глотку, в вены яд себе вливаю – пусть жрёт, пусть сдохнет, – я перехитрил!".
Да, эта невозможность достичь идеала в реальной жизни, зачастую оборачивается другой крайностью – полным отрицанием всего святого: пьянством, развратом, стремлением к самоуничтожению, жестокостью и деспотизмом. "И нас хотя расстрелы не косили, но жили мы, поднять не смея глаз, – мы тоже дети страшных лет России, безвременье вливало водку в нас...". Это истоки русского бунта: "бессмысленного и беспощадного". Эта главная, если не единственная, причина пьянства нашего народа: "Слева бесы, справа бесы, нет, по новой мне налей! Эти — с нар, а те — из кресел,– не поймешь, какие злей...". "И если б наша власть была для нас для всех понятная, то счастье бы она нашла, а нынче – жизнь проклятая". Когда "вдоль дороги всё не так, а в конце подавно", тоска, как тисками сжимает душу, страшная безнадёга парализует волю, "двери наших мозгов срывает с петель", сознание мутится и тогда: "Что искать нам в этой жизни? Править к пристани какой? Ну-ка солнце, ярче брызни! Со святыми упокой...". И тогда начинает казаться, что: "И не церковь и не кабак – ничего не свято! Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята!". И тогда: "Толпа идёт по замкнутому кругу – и круг велик, и сбит ориентир...". И тогда хочется: "вдоль обрыва по-над пропастью, по самому по краю", чтобы испытать "гибельный восторг" по случаю "пропадания". Это состояние "фатального исхода" ужасно! Переживание жуткой безысходности в отсутствие религиозного ориентира, часто заканчивается для человека самоубийством. Можно с полной уверенностью сказать, что появление личности такого масштаба, как Высоцкий в советское время – это акт Божественного милосердия (Ин.3;27): "Там и звуки и краски – не те, только мне выбирать не приходится – видно нужен я там, в темноте, – ничего распогодится!...", – позволивший спасти души миллионам наших соотечественников, удержав их от рокового шага: "всё ерунда, кроме суда, самого страшного". Поскольку Бог, устами Высоцкого, дал им твёрдую надежду, что: "Ещё не вечер!", что: "Выезд есть из колеи - спасение!". Упрочил в них веру, что придёт время и: "Наше горло отпустит молчание, наша слабость растает как тень. И наградой за ночи отчаянья будет вечный полярный день...".
В том и притягательность личности Высоцкого, что своим жизнеутверждающим примером, он воодушевлял миллионы слушающих его людей, на свой маленький подвиг, сообразно с их духовными возможностями: "Эй вы, задние, делай как я!". Он не шёл на сделку с совестью, он боролся с собой, значит, так поступать мог каждый. И в этом смысле он, выполняя свою миссию, встал на путь борьбы с окружающей его неправдой. Но беда и роковая ошибка всякого человека, кто вступает на этот путь борьбы – полагаться только на свои силы. Если бы можно было одержать победу в этой борьбе своими силами, тогда и не нужен был бы Христос. Высоцкий не мог победить. Но он сделал почти невозможное – он разделил себя надвое. Один Высоцкий – это "жлоб", "подлец", "мерзавец", которого он всячески гнобил с помощью алкоголя и наркотиков – и он не имел право жить, а другой Высоцкий – это гигант духа, герой и воин, который презирает смерть и может, должен, живёт и творит сообразно с высшими идеалами: "И лопнула во мне терпенья жила – и я со смертью перешёл на "ты", – она давно возле меня кружила, побаивалась только хрипоты...", – и остался непобеждённым.
Можно без преувеличения сказать, что на тот момент времени для очень большого числа советских людей Высоцкий в своих лучших произведениях стал, своего рода, духовным ориентиром. Поскольку, только человек, решивший лучше умереть, чем жить "мучительной жизнью", доставшейся "через вину, через позор, через измену" имел право произнести: "Я при жизни был рослым и стройным, не боялся ни слова, ни пули и в привычные рамки не лез...". Только человек, переборовший в себе "подлеца" и конформиста мог с такой силой и решительностью заявить: "И во веки веков и во все времена, трус, предатель всегда презираем...". Только человек, для которого жизнь заключалась не в накоплении материальных благ, а в стремлении "давить в себе мерзавца" мог сказать: "Испытай, завладев ещё тёплым мечом и доспехи надев, что почём, что почём! Разберись, кто ты – трус иль избранник судьбы, и попробуй на вкус настоящей борьбы...".
Слыша эти слова, произнесённые с безапелляционной уверенностью и наполненные энергией правды, даже самые отъявленные негодяи находили отклик в своих сердцах на призыв к проявлению лучших, высших человеческих качеств. Они вдруг с удивлением обнаруживали, что, несмотря на все их недостатки, на всю их лживость и порочность, у них всё-таки сохранилось главное и лучшее их душевное свойство, единственное, что делает их людьми – способность жертвовать собой, способность любить.
В этом смысле Высоцкий, силой своей личности, каждого слушающего его человека, поднимал над повседневным житейским уровнем, уводил в область вечных ценностей, давал возможность выйти за рамки человеческой природы; преодолеть в себе звериный инстинкт самосохранения, одолеть своего "жлоба", хотя бы на мгновенье стать способным к любви, а значит приблизиться к Богу и, следовательно, пережить ощущение счастья. Кто хотя бы раз в жизни переживал нечто подобное никогда этого не сможет забыть, и навсегда останется благодарен тому человеку, кто помог ему это пережить. «И пишу я стихи про одежду на вате,– и такие!.. Без лести я б вот что сказал: Как-то раз мой покойный сосед по палате встал, подполз ко мне ночью и вслух зарыдал».
Какова посмертная участь В. С. Высоцкого? Каждому христианину хорошо известно, что единственный грех, который не может быть "прощён" Богом – это "хула на Духа Святого" (Мф.12;31). Хула на Духа Святого – это сознательное противление Истине. Когда человек преднамеренно совершает подлость. Знает, что поступает против совести и, всё равно так поступает. И такой поступок не результат минутной слабости, о котором впоследствии человек будет переживать, и в его совершении раскаиваться, а расчётливый циничный акт холодной злобной воли, желающей только одного – филистерского благополучия. Это когда в человеке окончательно и бесповоротно побеждает "мохнатый злобный жлоб". Когда наличие "еды и питья" и мещанского уюта, становятся главными стимулами при выборе жизненной "колеи". Когда человек "живо себя убеждает", что не он один так живёт и его уже "не волнуют, не свербят, не теребят ни мысли, ни вопросы, ни мечты", он не хочет ничего больше знать. Когда человек становится "расчётлив и жесток" и готов "всех продать – гуртом и в одиночку". Когда для человека собственное благополучие становится дороже любви и дружбы.
Подходит ли, подобная характеристика к человеку, который не любил "холодного цинизма" и "уверенности сытой"? Который "ненавидел сплетни, в виде версий, червей сомненья, почестей иглу"? Которому было "досадно, что слово "честь" забыто, и что в чести наветы за глаза"? Который искал "край, где светло от лампад; и где люди живут и, как люди живут"? Которого в жизни интересовали не рубли, а желание узнать: "а есть предел – там, на краю земли, и – можно ли раздвинуть горизонты?". Для которого "жить", "любить" и "дышать" – было одним и тем же? Который вставал к микрофону: "как к образам... Нет-нет, сегодня — точно к амбразуре!". Который всю жизнь боролся со своим "жлобом" так и уйдя непобеждённым? И, конечно, там за порогом смерти, для Владимира Семёновича эта борьба обязательно завершится полной победой. И пророчески звучат слова самого В. С. Высоцкого написанные им незадолго до кончины: "Мне меньше полувека – сорок с лишним, – я жив, тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть чем оправдаться перед Ним!".
Владимиру Высоцкому посвящается.
Да, 42 ему осталось навсегда... Не слышно, больше, добрых его шуток... Наверное, он мучился, когда, жить оставалось меньше полусуток...
И что-то не допито на столе... И пепел, от погасшей сигареты... Одним поэтом меньше на земле... Живут недолго, на земле поэты...
Нам способ жизни их не перенять... Их муки творчества для большинства незримы... Но души их, за право сочинять, становятся до боли уязвимы...
Теперь, его нам к жизни не вернуть, ещё один гуляка пал московский Поэты быстро, свой проходят путь... Как свой прошёл, когда-то, В. Высоцкий...
Далее текст для "особо продвинутых"
И всё же сомнения остаются: ну как же так, бабник, алкоголик, наркоман и вдруг "духовный ориентир", "акт Божественного милосердия" ну не может такого быть! Ответ на этот вопрос можно дать только с религиозной точки зрения. Случайностей не бывает. В мире существует Божественный Промысел, цель которого привести к спасению – т.е. к блаженной жизни с Богом – как можно большее число людей. Поскольку Бог есть Дух (Ин.4;24) и Любовь (1Ин.4;8), то и пребывать человеку с Богом возможно при условии наличия в нём духа облагороженного любовью. Одно из свойств Божества – постоянство, Он всегда Любовь. Значит, меняться, приобретая божественные свойства, надо человеку. Начало этого процесса полагается покаянием (метано́йя греч. μετάνοια, «перемена ума», «переосмысление») – изменением ума. Сменой жизненных приоритетов, исходя из перспективы вечной жизни. В перспективу вечной жизни надо поверить. Отсутствие такой веры – вина человека, дефект воли, отсутствие мужества, слабость духа. Для того чтобы поверить и жить сообразно с этой верой, нужна смелость, твёрдая послушная духу воля, и решительность, поскольку приходится пренебречь очевидностью окружающей действительности с её установившимися правилами и законами в надежде на эфемерное "вечное существование" не обеспеченное никакими гарантиями. Решаются на такую жизнь немногие. Те, кто решились и начинают пытаться насаждать в своём естестве божественное чувство любви, сталкиваются с целым рядом сложностей и проблем. Одной из таких проблем является ненормальное, разбалансированное состояние человеческой природы, когда нарушена иерархия трёхсоставного человеческого естества. Дух, душа и тело, как лебедь, рак и щука в басне Крылова, хотят разного. Умный дух, в силу божественного происхождения (Быт.1;26) (Быт.2;7), ищет любви и знаний; душа желает чувствовать и переживать; а тело – беспрепятственного отправления физиологических потребностей и возможностей. Переживать состояние "расстроенности" невыносимо. Естественное состояние человека – целостность. И человек, конечно, стремится её достичь. И он её достигает. Но на каких условиях?
Если мы обратим внимание, по каким причинам мы обычно "расстраиваемся" – теряем целостность – то заметим, что таких причин всего две – это неудовлетворённое желание чем-либо обладать и – горечь от утраты того, что мы считали своим. В физическом (телесном) плане – это стремление обладать, вещами и предметами. В душевном – получать чувственные удовольствия. В духовном – желание власти, признательности и славы. В человеческом естестве эти стремления переплетаются, одно переходит в другое, и уже не поймёшь, то ли человек хочет славы и рвётся к власти для того чтобы иметь возможность обладать вожделенными вещами и испытывать в неограниченном количестве чувственные наслаждения, то ли он приобретает вещи и предметы из честолюбивого желания прославиться. Корень такого "расстройства" – себялюбие. Иными словами, когда человек любит себя больше, чем кого бы то ни было, то он расстраивается, видя, что кто-то обладает большими по сравнению с ним возможностями – будь то вещи, наслаждения или известность.
Но кто же этот "Я" – предмет любви? Это фантом, мираж, призрак, творение самого человека. Это "ветхий человек" Апостола Павла (Кол.3;9 Еф.4;22). Это тот самый "мохнатый злобный жлоб" Высоцкого. Это созданный воображением некий идол – образ «самого-себя-хорошего», достойного всяческих благ, почестей и наград. Образ весьма далёкий от реальности, в наличие которого человек начинает верить и, тем самым даёт ему право на существование. Он приносит ему в жертву все свои силы, время и устремления. И в этом смысле человек обретает некую целостность, замыкаясь на любви к кумиру. Но воображаемый кумир – это иллюзия, его на самом деле нет и, дух-ум, пытаясь отыскать "объект любви", находит в недрах человеческого естества лишь вожделевающую душу и дебелое тело, к которым и попадает в полную зависимость. Таким образом, безумная душа и смертное тело становятся тем самым, искомым нами, кумиром. А так как природа духа имеет божественный характер (Быт.1;26), одно из свойств которого беспредельность, то к каким бы желаниям и наслаждениям не устремлялся человек, они начинают развиваться до бесконечности. Так рождаются страсти. Чем сильнее духом человек, тем энергичнее и настойчивее он стремится добиваться "своего". Тем выше вероятность того, что ему это удастся, "несмотря ни на что". А "великаны духа" становятся или величайшими злодеями, или глубоко порочными людьми. И только условия земного существования, в которых оказывается человек по Божественному Промыслу, не дают развиться страстям в полной мере.
Таким образом, человека начинает расстраивать всё, что наносит ущерб его же собственному созданию – жлобу-кумиру. Чтобы избежать неприятного ощущения "расстраивания", человек начинает лихорадочно удовлетворять своего "жлоба" посредством стремления к обладанию: вещами; переживанию чувственных удовольствий; наглядного подтверждения своей значимости и видимого превосходства над другими людьми. Не трудно предвидеть какое огромное количество бед, страданий и разочарований подстерегает человека на этом поприще. Его кумир постоянно подвергается опасности быть неудовлетворённым, осмеянным, невостребованным, неоценённым, униженным, обиженным, обделённым, оскорблённым и т.д. и т.п. И, в конце концов, кумир "сгинет" вместе с телом и его "пушинкой, ураган сметёт с ладони". Что же останется? Какие свойства человеческого духа сохранятся? Ведь ради удовлетворения жлоба-кумира человек лгал, предавал, трусил, лицемерил, обкрадывал и обманывал. Он любил только своего идола – иллюзию, ничто, фантом, который сам и создал в своём воображении. О какой блаженной жизни с Богом-Любовью может тогда идти речь? После смерти, заражённый вирусом страстей дух-ум, лишённый внешних препятствий в виде тела, как безумный устремляется на поиски привычных ощущений. Но в духовном мире нет знакомых ему чувств, вещей и предметов. Кумир сгинул, и "любить" стало некого. Это ад.
Естественное, первоначальное положение дел, к которому надо возвратиться, таково: дух-ум свободной волей устремляется к Богу, пытаясь Его познать. Душа при этом испытывает чувство любви, так как по мере познавания Бог открывается, как Любовь, а тело, как инструмент души, это чувство любви реализует в поступках человека. Приобретаемая при этом целостность носит непоколебимый характер, ничто её не в силах нарушить, поскольку, во-первых: Бог вечен и непостижим, а значит, для человеческого духа будет всегда Объектом устремлений. Во вторых Бог есть Любовь, а значит человек, познавая Его в меру своих духовных возможностей, всегда будет переживать чувство любви. И в третьих любя, человек жаждет благополучия не себе, а окружающим его людям, а значит, у него ничего нельзя будет отнять – он сам готов всё отдать; его нельзя будет оскорбить или обидеть – Объект его любви и поклонения находится вне его, хотя и воспринимается, как внутреннее переживание (Лк.17;20-21); его нельзя будет лишить любви – поскольку это чувство становится его душевным свойством. Душа, наполняемая духом любви, как воздушный шар тёплым воздухом, увеличивается в объёме и, человек становится великодушным. Мало того, что такое состояние делает его неуязвимым перед внешними жизненными обстоятельствами, но и переживается оно уже здесь на земле, как ощущение счастья, а после смерти обеспечивает блаженную жизнь невыразимую словами.(1Кор.2;9) "Гиганты духа" в этом случае становятся святыми. Даже когда человек, по каким-либо причинам будь то невежество, лень, слабоволие, не пытается культивировать в себе спасительное чувство любви, Божественный Промысел создаёт такие условия существования, при которых это спасительное свойство возникает в душе даже невольно, как одномоментный порыв духа: "Кто-то там впереди навалился на ДОТ – и Земля на мгновенье застыла...". Это, как правило, относится к людям с большим духовным потенциалом. Если человек уходит в вечность, жертвуя самым дорогим, что у него есть – жизнью, за других людей, значит он, пусть на короткий промежуток времени, но достаточный для того чтобы определилась его посмертная участь, сумел низвергнуть своего жлоба-кумира, разбить идола самолюбия, совлечься "ветхого человека", сделать нравственный выбор. В этом и состоит цель (стать по настоящему цельным) и смысл жизни. Именно поэтому Спаситель отметил такую жертву, как высшую степень проявления любви (Ин.15;13), т.е. спасительный духовный максимум, которого способен достичь человек.
Для большинства остальных людей такой порыв духа недоступен и, Божественный Промысел ставит их в такие условия существования, когда нравственный выбор осуществляется посредством взаимодействия с другими людьми на протяжении всей их жизни. Голос совести в данном случае играет решающую роль: "А после скажут: "Он вполне всё знал и ведал!..."– Мне будет мерзко, как во сне, в котором предал...". Следуя голосу совести, человек неминуемо вступает в противоборство со своим кумиром. Именно поэтому песни Высоцкого вызывают такое живое участие в сердцах тех, кто ещё способен на борьбу с идолом самолюбия, так как в них улавливается отголосок борьбы духовного исполина – автора. До тех пор пока человек способен бороться, и борется со своим жлобом-кумиром, участь его не определена и он пребывает в "спасительном настроении". "Душу, сбитую утратами да тратами, душу, стертую перекатами, – если до крови лоскут истончал, – залатаю золотыми я заплатами – чтобы чаще Господь замечал!".
В условиях, когда общий духовный уровень народа снижается, в его среде появляются люди, через которых Бог помогает возбудить или сохранить спасительное настроение у тех, кто ещё на это способен. Поэтому появление в истории любой исключительной личности незаурядного масштаба не случайно, а имеет провиденциальный характер. В. С. Высоцкий – это не случайное явление. Неужели Бог, всё предвидя, наделил могучим талантом и недюжинными духовными силами, внешне не привлекательного, лишённого вокальных данных, рядового жителя нашей страны, более того – будущего пьяницу и наркомана "по ошибке"? Такое предположение абсурдно. Ну кто бы стал слушать "приятный фальцет" внешне благополучного советского гражданина? Не естественнее ли предположить, что именно таким и должен был быть человек – «инструмент» Божественного Промысла, в тех жизненных обстоятельствах абсолютного религиозного вакуума, чтобы спаслось максимальное число русских людей, кто ещё был способен на это спасение? Ведь он должен был быть именно "средних масштабов", который не может "игнорировать бабов" и не может "спиртного не пить", чтобы с ним отождествило себя максимальное число россиян, по своему духовному уровню опустившихся до животного состояния. Психологически это просто необходимо, чтобы Слово не встречало препятствий в виде статуса, внешних данных, учёности и прочих преимуществ разобщающих людей, и проникало в душу, едва касаясь повреждённого пороком сознания. Власть не применяла к Высоцкому мер, не только по тому, что опасалась его популярности у народа, но потому, что и среди власти находились совестливые люди, в душах которых Слово начинало производить перемену ума: "Меня к себе зовут большие люди, чтоб я им пел "Охоту на волков".
Однако история нашей страны и русского народа, в очередной раз показала, как легко в отсутствии религиозного ориентира можно увлечь людей ложной идеей свободы, сыграв на их естественном стремлении к справедливости. «Архитекторы перестройки» ловко подменили подсознательное стремление русского народа к духовной свободе от «жлоба», на свободу иного характера – для «жлоба». Наделив, с помощью СМИ, образ «жлоба», такой привлекательностью, что для большинства советских людей сомнений не оставалось: за то, чтобы «жлоб» имел право на всё ему причитающееся, можно и Родину продать. Желание сытно жить, "как там", возобладало в сознании нашего "лишённого разума и памяти, и глаз" обезбоженного народа. Это позволило "перестройщикам" сотворить с нашей страной то, что она сейчас из себя представляет.
Но вот, что удивительно. Сейчас, как и при советской власти, либерально настроенным политикам, пытающимся наш народ в массовом порядке подогнать под «западный стандарт», (используя для этого "правильные законы" и всю мощь телевизионного внушения, а на тех, кто не впихивается в это прокрустово ложе «рыночных отношений» вешающих ярлык неудачника, лентяя и недотёпы), идеалист Высоцкий не нужен. И действительно, если главное в нашей стране это «экономические вопросы», то друзья превращаются в партнёров (от которых в нужный момент по экономическим соображениям можно и отказаться); совесть заменяется законами (которые, исходя из экономической целесообразности, когда нужно можно легко и поменять); любовь – это только известные отношения между мужчиной и женщиной, (которые, по экономическим причинам можно как начать, так и прекратить); а добро – это то, что мне в данный момент с экономической точки зрения выгодно. Нам не нужен Высоцкий, потому что мы вновь оказались «в чужой глубокой колее с крутыми скользкими краями», но боимся об этом сказать вслух, иначе придётся расстаться с «нормальными условиями», не сможем «двигаться вперёд» и «доехать туда, куда все». Нам не нужен Высоцкий, потому что в жизни главное деньги, а он колет нам глаза своим: «Кто без страха и упрёка, тот всегда не при деньгах…». Нам не нужен Высоцкий, потому что наша молодёжь должна хотеть «брать от жизни всё», а он поёт о том, что было время, когда: «в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки…». Нам не нужен Высоцкий, потому что нам нужны дельцы и коммерсанты, способные ловко «приватизировать» чужое и не упустить «своего», а не патриоты Родины только и умеющие что жертвовать собой. Нам не нужен Высоцкий со своим призывом к борьбе, потому что для того чтобы стать "цивилизованным народом" в нас должен окончательно и бесповоротно победить "мохнатый злобный жлоб". Нам не нужен Высоцкий, будоражащий душу своей правдой, прямотой и благородством, потому что нам необходимо решать свои «экономические вопросы», а для этого нужны совсем иные качества.