РИЖСКАЯ ШКОЛА-ИНТЕРНАТ №1.
Это была общеобразовательная средняя школа, в которой дети не только учились, но и жили на полном государственном обеспечении. При этом дома они (мы) могли бывать лишь по воскресеньям и во время школьных каникул.
Школа была открыта в 1956 году и занимала два новых строения – пятиэтажный учебный корпус и четырехэтажное общежитие, стоявшее почему-то в отдалении, на расстоянии двух трамвайных остановок.
Здание школы было построено в так называемом "сталинском стиле" – имело толстые стены, покрытые гранитной крошкой, широкий подъезд с колоннами, вестибюль, выложенный псевдомраморными плитами, высокие потолки помещений. Внутреняя отделка также отличалась добротностью, по-всему было видно, что денег на строительство и оснащение этого учебного заведения не жалели.
В коридорах, выстеленных ковровыми дорожками, залах для прогулок на переменах и игры в настольный теннис полы были паркетными. В просторных светлых классных комнатах стояла новенькая школьная мебель. В большом актовом зале с паркетным полом и дорогим роялем была настоящая, как в театре, сцена с тяжелым раздвижным бархатным занавесом. Здесь же на пятом этаже разместились школьный радиоузел, библиотека художественной литературы и комната отдыха с полноразмерным русским биллиардом в комплекте со всеми атрибутами.
У меня получалось на биллиарде лучше других и поэтому, видимо, я был назначен ответственным за это помещение – получил ключи от него. Что называется, пустили козла в огород: каждую свободную минуту, даже на переменах, я самозабвенно гонял шары. В результате легко выигрывал "американку" с форой любому сопернику в два, а то и четыре шара.
Как-то раз в комнату отдыха зашёл директор, большой любитель биллиарда. Он жил в квартире при школе и приобрел его, понятное дело, не с/только для нас.
– Ну и кто тут из вас умеет держать кий? – захотел, стало быть, блеснуть мастерством.
Ребята призывно посмотрели на меня. Я ощутил радостное волнение – только что вернулся из столовой, после обеда у меня всегда была хорошая "кладка" и появился реальный шанс отомстить Рыжему за недавний ночной допрос в подвале общежития.
Тогда меня прямо из постели повели вниз и я в трусах и майке, дрожа от нервного холода, стоял там перед ним и его "командой", но требуемых показаний всё же не дал.
К нам применялись такие "высокопедагогичные" методы – внезапный ночной шмон и допрос.
Кто-то из друзей шепнул:
– Проиграй Рыжему, он же потом тебя задолбает...
Я прислушался к совету, подумал и с наслаждением забил все восемь шаров, пять с первого подхода и ещё три потом. Он за игру успел положить всего четыре и, побагровев от позорного прилюдного "облома", бросил кий на стол:
– Ишь как насобачился, щегол!..
В полуподвальном помещении школы находилась мастерская с небольшим токарно-фрезерным станком, верстаками и необходимыми инструментами для обучения мальчиков токарному, слесарному и столярному делу.
Девочки учились шить в специальном, оборудованном дюжиной ручных швейных машинок, классе на первом этаже. Там же были кабинеты физики и химии, оснащенные всем необходимым для практических занятий.
К школьному зданию с его задней стороны был пристроен великолепный светлый спортзал со множеством различных спортивных снарядов.
В нашем распоряжении также был стадион с футбольным полем, баскетбольно-волейбольной площадкой, ямами для прыжков в высоту и длину,
гимнастическим бревном, беговой дорожкой и скамейками – "трибунами" для зрителей. Летом старшекласникам выдавались дорожные велосипеды, зимой – беговые лыжи.
Одежда мальчиков: зимнее пальто с меховым воротником, шарф, шапка-ушанка, варежки; демисезонное пальто, кашне, форменная фуражка, перчатки, летний плащ; четыре костюма: школьный шевиотовый, вельветовый (для отдыха), лыжный комбинезон, хлопчатобумажная пара (для уроков труда); белые рубашки, нательное белье, носки с подтяжками, пижама; обувь: ботинки, сандалии, кеды, домашние тапочки. Воспитанник также получал три полотенца, туалетное мыло, мочалку, зубную пасту и щетку, носовые платки и расческу. Костюмы старшеклассников шились под заказ по индивидуальным меркам.
Кормили нас пять раз в день. Кроме традиционных завтрака, обеда и ужина мы получали второй завтрак в полдень и "файфоклок" в четыре. Еда была разнобразной, калорийной и без ограничений по объему – каждый при желании мог получить добавку. Витаминов также хватало, они "росли" в наших собственных теплицах.
Более того. На выходные каждый воспитанник увозил домой увесистый пакет с "пайком": полукопчёной колбасой, сливочным маслом, сыром, мандаринами и\или яблоками, конфетами и прочим "дефицитом".
И "общага" была весьма комфортабельной по меркам советского общежития тех лет. В теплых спальных комнатах, расчитанных на 4 человека, стояли удобные кровати с панцирными сетками. Зимой дети спали под ватными одеялами, летом – под шерстяными. В каждой комнате были круглый стол, накрытый накрахмаленной белой скатертью, стулья, прикроватные тумбочки, встроенные шкафы и шифонер. На окне белоснежные тюлевые занавески, на потолке – трехрожковая люстра.
В конце коридора каждого этажа находились туалеты, душевые кабины и комнаты отдыха с полудиванами, пианино, а также редкими для того времени телевизором и радиолой с набором грампластинок. Постельное и нательное белье менялись еженедельно после обязательного, несмотря на наличие душевых, посещения бани, в которой раз в месяц проводилась также и санобработка верхней одежды.
Каждый месяц в школе праздновались дни рождения. Всех "виновников" усаживали в актовом зале за отдельный длинный стол вблизи сцены, остальные сидели поодаль за столиками накрытыми на 5 – 6 персон.
Именинники получали подарки от учителей и учеников – разные приятные мелочи вроде перочинных ножичков, фонариков, авторучек и, обязательно, книг с поздравлениями на внутренней стороне обложки. Грудь каждого украшал алый бант отличия.
Одновременно с поглощением всевозможных вкусностей – фруктов, тортов, печенья, шоколадных конфет, мороженого, орехов и даже безалкогольного шампанского наблюдался концерт художественной самодеятельности.
Часто на эти праздники приезжали фотокоры местных газет, чтобы потом наглядно отображать проявления щедрой заботы Советской власти о детях. И это было действительно так – достаточно роскошное, по меркам того времени, содержание детей в интернате их родителям не стоило ни копейки.
В то же время питомцы показательной школы являли собой большой контраст её внешнему великолепию и материальному богатству. Значительную часть контингента составляли дети из неблагополучных семей "московского форштадта" – так назывался самый криминальный район окраинной Риги. Кто-то не имел родителей (детдомовцы), у других они пили и не занимались детьми. Некоторые, уже довольно взрослые ребята, неоднократно задерживались милицией и их, недотянувших по тяжести содеянного до колонии для несовершеннолетних преступников, отправляли в интернат.
Так в нашем седьмом классе, старшем на момент открытия школы, оказалось несколько таких переростков. Им было уже по 16-17 лет, они курили, выпивали, были практически неуправляемы и на уроках, играя на задних партах в карты, запросто могли послать учителя "на три буквы".
Мириться с этим, конечно, было нельзя и в течение полугода их одного за другим исключили из школы, и все они потом попали в тюрьму за хулиганство, воровство, разбойные нападения и другие "дела" (из 16 учеников нашего класса – пятеро)...
С уходом правящей верхушки сами собой отпали правила и понятия зоны, которые пытались установить переростки, управляемость воспитанников росла и общая дисциплина к концу третьего года обучения была уже на хорошем уровне. Что не помешало мне (кстати, никогда не бывшим особым нарушителем) "схлопотать" в девятом классе двойку по поведению за третью четверть и, автоматически, годовую тройку.
В то время была пятибальная система оценок, но даже четвёрка (то есть "хорошо") по поведению почему-то считалась плохой отметкой, и после интерната мне было отказано в приеме в несколько школ.
С большим трудом удалось поступить в Рижскую 10-ую среднюю школу. Её директор тоскливо глядел в мой табель, качал головой и вздыхал – мало того, что из интерната, так ещё и с тройкой по поведению. Но в итоге решился – 10-ый класс этой бывшей женской гимназии целиком состоял из девочек и их надо было хоть немного "разбавить".
Кроме меня там появился ещё один парень, девчонок же было девятнадцать, они оказались ехидными и языкастыми, мы с Серёгой их побаивались.
Позднее выяснится, что наиболее ядовитым из них мы тайно нравились. Что, впрочем, не имеет никакого отношения к интернату.