Его брат мой принес, не знаю, откуда, да и не важно.
Раскрыл ладоши – вот, говорит, тебе! Чтобы жил у тебя кот, потому, что без кота нельзя.
Как- то так сказал, я не особенно точно запомнила, главное – увидела в руках братских котика, крохотного, такой меховой комочек, косточки и ни грамма веса – зато глаза! Янтарики с оранжевыми искорками! И черный, безо всяких там белых лапочек и манишек – мой любимый цвет!
“Берешь кота?”
“Конечно, беру, котенка-то, ночь на дворе, куда ж его!” (лукавила! я в него сразу вцепилась – мой! Поняла с первого взгляда!)
“Мотькой назови” – посоветовал брат, – “а что – нормальное имя! Будет Мотькой киса твоя”.
Я, как девушка начитанная и Булгаковым увлеченная, все же переименовала кота в Бегемота – солидное и совершенно неоправданное поначалу имя для котейки мелкого. Однако стал Мотька расти - подрастать, и очень скоро достиг поистине Бегемотовских размеров, предсказанных в романе.
Как по мне, так он всегда казался чуть больше, чем на самом деле: уж что-что, а производить впечатление этот кот научился очень рано.
Если сидит, то непременно как Багира из мультика про Маугли – пряменькая спинка, хвост вокруг лапочек кольцом пушистым, голова гордо поднята, на всех свысока поглядывает.
Если лежит, то непременно возлегает, римским патрициям впору так возлегать! И откуда бы в этом плебейского происхождения паршивце взяться патрицианской-то крови? Как причудливо порой тасуется колода! Не иначе бабушка его с ангорцем каким-нибудь дружна была.
Если кушать изволил, то, опять же, не абы что, а непременно рыбку белую (хек или минтай, слегка отварить, но не взбалтывать) и водички свеженькой из-под крана – из миски пусть пьют неудачники! Эй, ау! Включите воду победителю! Что, не слышите? Нет никого дома? Ладно, тогда я сам.
И ведь включал лапой кран с водой – умный и самостоятельный, правда выключать, напившись, так и не научился, или наверно просто счел это ненужным – пусть течет, посмотрю на струйку журчащего родника, помедитирую.
Спал, естественно, со мной – в ногах, на половину кровати, наискосок вытянувшись, а я уж как-нибудь, сбоку, с краю, притулившись и свернувшись клубочком, опасаясь упасть. Зато как сладко спалось под его кошачью колыбельную мурчалку!
Была у нас с Бегемотькой одна забава. Или скорее ритуал. Кот мой воды не боялся совсем, более того – любил, когда она течет из крана. И не только пить, как ранее уже сказано было, а и просто сидеть и ловить лапой струйки. И поэтому он непременно увязывался за мной, когда я шла мыться – уж там-то точно воды будет – хоть отбавляй. В те времена сияющей моей юности ванну по рецепту Клеопатры очень я любила принимать – молоко и мед размешать и в воду добавить. У Клеопатры конечно в ваннах таких воды как бы совсем и не было, но делая скидку на наши нетолстые времена, мне достаточно было небольшого количества медово-молочного эликсира, чтобы почувствовать себя почти что царицей.
Коту очень нравились эти мои заморочки: сидит на бортике, наглая морда, и пальцы ноги моей пытается выловить из воды. Однажды едва не свалился купаться – коварно был схвачен и почти утащен в воду! – но нет, выстоял, не упал и меха ценного не замочил. И лежал потом (возлегал) на машинке стиральной, жмурился, наблюдая, чтобы я не утонула, не приведи кошачий бог, а то дурная совсем – в молоке купаться!
Любил, когда я вечерами писала что-нибудь при свете настольной лампы. Сначала скромно так, на уголок стола, присаживался, погреться в лучах электросолнца, потом ближе к середине, на краешек тетрадки, потом лапой за ручкой шариковой ловить буковки (прям как Барсик, мой первый кот, все вы коты одинаковые), потом бочком на полстраницы, да и что уж там – целиком на тетрадь растянуться – «Я ж помогать пришел, чего вы, барышня, толкаетесь!».
Мне кажется, именно Мотька - Бегемотька впервые заставил меня задуматься о том, что коты – это существа какого-то иного, чем все домашние животные (вроде собак, хомяков и прочих морских свинок), более высокого что ли, порядка
Долго, пристально вглядываясь в мои глаза, не мигая и не отводя взгляда, он что-то видел в моей душе, в моем сердце, в моих мыслях, и, наверное, увиденное было ему интересно, иначе, зачем бы он играл со мной в эти гляделки? Не отрываясь, по нескольку минут смотрели мы друг-другу в глаза – кто первый мигнет? Я всегда проигрывала, и видит Бог, кажется мой кот умел усмехаться!
А еще он назначил меня своим питомцем и трогательно опекал. Успокаивал, когда я горевала (а кто не горюет в нежном-то возрасте),слизывал слезы со щеки шершавым языком, когтил колени до царапин, но никогда – слышишь, нынешний мой кот Фауст? никогда! – не царапал руки и лицо! Особенно – лицо! Никогда!
Стоило только наклониться к нему в разгар самой нашей отчаянной игры в бешеных мышей (или диких охотничьих котов в пампасах) – и вот – оп! Царапки убраны, остался только бархат в лапах, и этим бархатом – хлоп по лбу! Убери морду, играть мешаешь, шулер!
Играм тоже Бегемот меня научил (прямо-таки разве что не словами рассказывал, показывая, куда мне надо спрятаться, чтобы внезапно из-за двери выскочить с криком – поймала! И как сидеть в засаде, и как подкрадываться неслышно, и как превратить свою руку в добычу (или хвост котовский, это уж как жребий выпадет).
Вот так и бывает – из маленького мехового комочка вырастают большие мудрые Бегемоты, и берут всю власть в доме в свои теплые лапы. И, кажется, что именно тогда появилось у меня желание написать какой-нибудь рассказ про кота, причем кота большого и черного. А ну, брысь из моей головы!
Я абсолютно уверена, что он умел мои мысли читать. И более того – пытался научить меня понимать его кошкин язык. Говорить он, конечно, не мог, но своими поведением, движением головы и хвоста, лапами, глазами и ушами прямо наводил меня на мысли о том, что ему сейчас надо. И это не про еду, и совсем не про кошкины дела – это про что-то непостижимо-мудрое, разговоры о вечности! Он научил меня по ночам сидеть рядом с ним на подоконнике и смотреть на звезды, всматриваться в дождь, разглядывать темноту, любоваться снежинками в свете фонарей, запоминая их танец, угадывать полет ночной птицы и слушать космос.
Вспоминая свою юность, я почему-то вижу именно эту картину – мы сидим с Бегемотом в темноте возле окна, молчим, смотрим в ночное небо, думаем каждый о своем. И так спокойно нам и хорошо, что волны этого покоя через время и пространство накрывают меня сейчас, и я улыбаюсь, и засыпаю в его теплых лапах, и снятся мне волшебные сны.
Видимо, каждому моему возрасту был назначен свой кот. И мне повезло встретить моего Бегемота именно в юности, первого черного кота в моей жизни.