За окнами было ещё темно, а настойчивый стук колокола-трещотки, которым будили сестёр, начал отсчёт новому дню. Настало утро, одно в череде многих, и всё-таки особенное, незабываемое.
- Настало, настало, - повторяла про себя Феклуша.
Она быстро поднялась, свернула тонкое покрывало, которое не спасало от ночного холода, перевязала съехавший на бок платок, поправила волосы. Феклуша с вечера готовилась к исповеди и почти не спала. Усталость, страх, волнение ввели её в состояние тошнотворной взвинченности. Мысли метались, не в состоянии остановить свой бег, и вновь и вновь возвращались к предстоящему ей шагу.
Феклуша в растерянности прошлась по келье. Чтобы немного отвлечься и успокоиться, она стала проговаривать вслух свои действия, словно боялась что-то упустить.
- Так, встала, поправила платок, обулась...
Сёстры - соседки по кельи, с недоумением наблюдали за её хаотичными действиями.
- Что с тобой, сестра Фёкла? - строго спросила сестра Дария. - Ты будто не в себе.
- Всё в порядке, сестрички, - отозвалась Феклуша, словно её оторвали от чего-то важного, и заторопилась к выходу.
- Господи, благослови! - продолжала она свой чуть слышный разговор с самой собой. - Перекрестилась. Подошла к двери, отворила.
Перед ней предстал монастырский двор - в центре храм в окружении корпусов, каменное мощение под ногами. Убывающий месяц, не мигая, прищурился с небосклона, а ветер разносил по округе звон церковного колокола, зовущего к богослужению.
От келий, где жили послушницы, до храма было, как говорится, рукой подать. Но теперь этот, столько раз пройденный, путь казался Феклуше почти непреодолимым.
- Вот он, мой путь к покаянию, - горько усмехнулась она про себя. - Такой короткий и такой трудный!
Задержавшись ненадолго перед входом в храм, Феклуша пропустила вперёд нескольких сестёр, и, наконец сама зашла вовнутрь. В храме было тепло, перед иконами горели лампады, сёстры зажигали свечи. Феклуша выбрала себе место рядом с иконой Иверской Божией Матери, осмотрелась.
Исповедь в монастыре совершалась по утрам, до литургии. Кучка монахинь стояли у солеи, ожидая выхода священника. Сначала исповедовались сёстры-монахини, выполнявшие серьёзные послушания, в первую очередь сестра-настоятельница, затем рядовые монахини, а затем послушницы и странницы, прибывшие в обитель.
Но вот прочитана разрешительная молитва, и сёстры стали подходить к аналою. Словно безмолвные рыбы одна за другой вплывали они под епитрахиль отца Иллариона и выплывали, поцеловав благословившую их руку.
Феклуша сильно волновалась. Ожидая своей очереди, она раз за разом повторяла про себя те страшные слова, которые должна будет сейчас произнести. Она благоговейно смотрела на трогательных молоденьких послушниц, добровольно ушедших из мира, на сосредоточенных и усердных монахинь. Сравнивая их жизни со своей, Феклуше становилось стыдно. Следом за ними должна будет исповедоваться она, отвергшая и растоптавшая всё, что было даровано Богом, предавшая мужа и ребенка. Феклуша искала правдивых и суровых слов, ни в чём её не оправдывавших и не украшавших. Казалось, что чем тяжелее будет их произнести сейчас, тем крепче прилепится душа к Богу, и, может быть, не отринет Он её, грешную.
Теперь она по-новому видела главный грех и причину всех несчастий - отступление от Бога, отсутствие в своей жизни твёрдой веры и Божией благодати. Именно так она могла объяснить немощи своей души и воли. Если бы она была с Богом, разве бы так поверила учителю, разве бы предала своих близких? Феклуша решила, что ей не в чем винить Евгения, ведь она сама выбрала перейти на путь безответственности и безбожия, по которому тот шагал с таким воодушевлением. Она сама предала Бога, и в ответ была предана тем, на кого так безоглядно положилась. Простит ли её Господь, если она простит Евгения?
Вот и исповедь. Феклуша, не помня себя от страха, подошла к аналою. Пелена слёз и поток невнятных и горьких слов. Отец Илларион внимательно слушал её и в задумчивости молчал. Феклуша с ужасом ждала его слов, словно сурового приговора. Рука батюшки коснулась плеча исповедницы, и он тихо произнёс:
- Не плачь сестра. Посмотри, кто перед тобой?
Феклуша взглянула на аналой сквозь радугу слёз и произнесла:
- Там Евангелие и Господь на кресте.
- Верно. Ты так долго несла свою горькую ношу, свой грех, а теперь Он возьмёт его на себя. Христос так тебя любит, что и на крест взошёл, чтобы душу твою очистить. А ты своим раскаянием разрешила Ему это сделать, распахнула двери. Не плачь, сестра, радуйся!
Покрыв голову послушницы епитрахилью, отец Илларион прочёл разрешительную молитву.
И в этот миг с Феклушей произошло нечто невообразимое. Огромное чувство тёплой отеческой любви коснулось сердца. Словно всю её окунули в эту любовь, и кто-то сильный и добрый взял на руки и обнял. В одно мгновение ушли страх и боль. Феклуша выросла без отца, но она точно знала, что именно так настоящий отец любит и оберегает своё чадо. Она подняла голову и в потрясении смотрела перед собой.
- Неужели это мне? - проскользнула мысль.
Она посмотрела в глаза отца Иллариона, этого совсем незнакомого ей человека, и почувствовала в его взгляде столько теплоты, словно сам Господь смотрел на неё и прощал. Волна чувств захватила сердце, и она опять заплакала. Но это были уже совсем другие слёзы.