ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Про то, что у котов тоже есть расписание и... нервы
Вот вы думаете, что только у людей есть расписание? Не-е-ет! Вы глубоко ошибаетесь. Потому что у котов оно уж точно есть. Во всяком случае, наш кот Сэнсэй чётко следует своему расписанию и не переносит, когда оно нарушается.
Ранним утром часов в шесть Сеня просыпается на одном и том же месте — на нашей с Андрюхой кровати. Медленно потягиваясь, кот плавно и аккуратно идёт по буграм одеяла, тихонечко усаживается напротив моего лица и гипнотизирует мою физиономию до половины восьмого. Когда я встаю, он стремглав мчится в ванну — там он должен попить воды прямо из крана. А я, включив коту именно горячую, а не холодную воду, обязана достать деревянную расчёску и привести шикарную Сенину шубу в идеальное состояние.
Дальше всё чётко по графику: завтрак в моём присутствии, провожание Мурыча в школу, созерцание с холодильника меня и Андрюхи, пьющих утренний чай, и самое главное утреннее развлечение — это мешать мне собираться на работу. Кот давно уже понял, что когда я делаю макияж и надеваю платье, — это верный признак того, что я уйду из дома. Кот с этим борется — постоянно и изощрённо. Стоит мне поднести тушь к ресницам, как вдруг меня кусают за коленку. Это не больно, но ужасно щекотно! Сколько раз приходилось всё смывать и начинать наносить боевой раскрас заново! Стоит зазеваться — и кисточки с тенями летят на пол. Кот смахивает их хвостом как бы ненароком и с невинной мордой. Но самое коварное действие — это повиснуть на мне чуть пониже спины всеми когтями передних лап. И это именно тогда, когда я уже вся при параде — в трикотажном платье и с готовностью выскакивать на работу. При этом кот жалобно ноет и пыхтит. Я с этими манипуляциями борюсь как могу: крашусь с оглядкой, на платье натягиваю халат и снимаю его уже перед выходом, стараюсь не реагировать на нытьё и несчастные глаза. А когда я ухожу, кот ложится спать. Это мне Андрюха рассказывает, потому что он дома работает и видит, чем занимается кот.
А дальше всё просто: обед с Мурычем, сон до вечера, ужин с Мурычем и, о счастье, слушание чтения сказки на ночь. Без этого кот не может. Когда я говорю: «Сеня, идём читать», кот стремглав мчится в комнату к младшему, плюхается на кровать и наслаждается идиллической вечерней картинкой — Мурыч вертится под одеялом, то и дело перебивая меня вопросами, я читаю, сидя в кресле, отвечаю на бесконечные «почему» и «зачем». Мурыч засыпает. Потом мы секретничаем с Егором минут пятнадцать перед сном, а после мы с котом идём или писать книгу, или рисовать. Это наше с ним время. Больше оно никому не принадлежит. Глубокой ночью я с Андрюхой пью чай, мы болтаем о том о сём, а кот с прищуром смотрит на нас с холодильника, и на морде у него написано: «Вот и молодцы. Всё правильно. Всё так, как я люблю».
Но иногда в расписании кота бывают сбои. Однажды, когда Егор заболел, я вместо того, чтобы идти рисовать, вдруг совершенно бессовестным образом стала тратить время на лечение старшего сына. Сэнсэй истуканом сидел рядом с кроватью Егора, пока я мерила температуру, клала холодную тряпочку на лоб болящему, сюсюкалась и нянчилась. Вдруг в одно мгновение Сеня взлетел на постель и вцепился всеми четырьмя лапами в торчащую из-под одеяла голую ногу Егора, разодрав до крови бедняге голень. Егорыч от неожиданности и боли заорал, а я, схватив мокрую тряпку со лба больного, нещадно отдубасила ею мохнатого ревнивца со всей материнской страстью. В шоке от случившегося были все — и проснувшийся от воплей Мурыч, и несчастный больной Егорыч, и озверевшая от дикости происходящего я, и кот... Только Андрюха, прибежав в эту кутерьму и быстро поняв что к чему, хмыкнул и сказал: «Туся, ты сама виновата — избаловала всех вниманием. Поэтому кот и взбунтовался — ему ведь не досталось от тебя сегодня ничего. Вот нервы и сдали. А ты его ещё и мокрой тряпкой по морде...»
С Сеней мы, конечно, помирились — на следующий же день. Мы отходчивые. Сэнсэй, как и я, умеет прощать. Но в Сениной жизни есть то, с чем смириться кот не в силах. Сеня не переносит, когда я принимаю ванну. Кот считает, что это равносильно самоубийству! И поэтому всячески препятствует этому процессу.
Если Сэнсэй усёк, что я взяла полотенце и халат, то со скоростью ракеты первым мчится в ванну и прыгает в неё. Там он распластывается, как тряпка, и ни за что не хочет вылезать. Дважды кот уже лоханулся и прыгал в ванну, полную воды...
Если же я всё-таки уже совершила акт намокания, то страданьям нет числа. Сеня со стоном, вставая на задние лапы, с укором глядит мне в глаза и умоляет: «Да вылезай же ты, непутёвая! Утопнешь!»
Если стоны не помогают, страдалец прыгает на край водяного ада и вымаливает: «Ну хватит действовать мне на нервы! Прекрати это безобразие! Вылезай!» Я вылезаю. Выталкиваю кота за дверь. Закрываюсь и... Вопль и стенания разрывают мою трепетную душу сквозь дверные щели! Вот так и живём: кот меня спасает, а я никак не хочу спасаться…