Владимир Конашевич родился в Новочеркасске, в семье банковского служащего. Вскоре семья переехала в Москву. Жили скромно. Снимали четырёхкомнатную квартиру на Садовой-Самотечной в доме казачьего генерала Дукмасова. Отец служил в Крестьянском банке, расположенном в том же доме. Это была простая, бесхитростная жизнь с визитами к тёткам, играми в детской, придумыванием сказочных историй про маленьких человечков, новогодними ёлками… Много лет спустя в блокадном Ленинграде Конашевич с нежностью вспоминал о такой ёлке из детства: «Мы с сестрой стояли на пороге столовой в немом, восторженном изумлении. Ёлка сверкала живыми огоньками свечек. Огоньки отражались искрами на золотом и серебряном дожде, на позолоте орехов, блёстках коробочек и золотой обёртке шоколадных конфет. Крымские яблочки вертелись на своих нитках вправо и влево, показывая то жёлтые свои, то красные бока; а наверху сияла серебряная стеклянная пика…».
В 1897 году семья переехала жить в Чернигов — отец поссорился со своим начальником князем Кудашевым (управляющим банком), отказавшись провести не вполне законную операцию. В Чернигове Конашевич окончил реальное училище. Он с удовольствием занимался математикой, играл на скрипке. Увлекаясь символизмом и романтизмом, переписывал в тетрадь стихи Фета и Блока. Брал частные уроки у художника Ивана Ивановича Михайлова, затем стал заниматься у живописца П.Д. Цыганка.
В 1908 г. Владимир Конашевич поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, которое окончил в 1913. Учился у К. Коровина, С. Малютина, Л. Пастернака. С 1915 г. его жизнь связана с Петроградом-Ленинградом, который он не покинул и во время блокады.
В 1915 году Конашевич переехал в Петроград. Вместе с С.В. Чехониным и Н.А. Тырсой он расписывал Юсуповский дворец (1915-1917), ряд петербургских особняков, принимал участие в реставрации Павловского дворца-музея, устраивал выставки.Три года занятий декоративными работами позднее ярко проявились в его подходе к оформлению детских книг.
В 1918-1926 годах был помощником хранителя Павловского дворца-музея. После Великой Отечественной войны участвовал в восстановлении Русского музея.
В 1922-м А. Бенуа пригласил Конашевича стать членом художественного объединения «Мир искусства», созданного по инициативе А. Бенуа и К. Сомова для изучения истории искусства, преимущественно живописи и музыки. В. Конашевич считал, что искусство – это выражение личности художника. Его собственная личность проявилась в его творчестве, которому присущ особый, романтически-сказочный стиль, близкий к рококо. Затейливо-декоративная манера, ироничность, гротесковость, смягченная теплым юмором. Первой детской книгой Владимира Михайловича стала «Азбука в рисунках В.Конашевича» (1918). Как вспоминала дочь художника, «Азбука» родилась из писем, которые Конашевич писал жене, уехавшей с дочкой к родным на Урал и застрявшей там на долгое время (Урал оказался отрезан армией Колчака): «Папа писал маме письма, а мне присылал картинки. На каждую букву алфавита. Мне было уже четыре года, и, очевидно, он считал, что пора уже знать буквы. Позднее эти картинки были изданы под заглавием “Азбука в картинках”». В отличие от композиционно сложной «Азбуки» Александра Бенуа, Конашевич создал книгу, выстроенную при помощи крупных изображений предметов и животных, нарисованных акварелью.
В 1918 г. с иллюстрациями В. Конашевича выходит «Розовая азбука» Е. Соловьевой, составленная уже по принципам новой орфографии и объясняющая реформы русского языка, но в той же иллюстративной манере, что и предыдущая азбука: утонченной и в то же время конкретно изображающей предметы и явления.
В 1922 г. В. Конашевич оформляет сборник стихотворений А. Фета, используя изысканные орнаменты и арабески, и лирическую поэму И. Тургенева «Помещик». Для сборника Конашевич сам подбирает стихотворения, а иллюстрации делает, где-то едва касаясь бумаги и чуть намечая контуры фигур и действие прерывистыми, лёгкими линиями, где-то прибегая к эмоциональной, густой штриховке; он создаёт своё — визуальное поэтическое повествование. Не случайно исследователь его творчества Ю. Молок писал, что рисунки Конашевича к стихам Фета «остались в истории русской графики как превосходные лирические страницы… где художник не побоялся состязаться с поэтом».
В 1922 г. выходят оформленные В. Конашевичем сказки Шарля Перро и «Сказка о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина. В книжках этих — нарядных, изысканных — прослеживались традиции художников объединения «Мир искусства». Печатались сказки в Берлине, на хорошей бумаге, при помощи офсетной печати (которой в России тогда ещё не было), позволявшей воспроизвести все нюансы лёгкого акварельного рисунка, но в прессе подвергались нападкам за то, что были сделаны «скорее для библиофилов, чем для детей»
В 1923-1930-х гг. В. Конашевич сотрудничал с издательством детской литературы «Радуга», с первым советским изданием для детей «Северное сияние», с журналами «Новый Робинзон», «Чиж» и «Ёж», «Костёр», «Мурзилка».
С 1923 года В. Конашевича связывает тесное сотрудничество с С. Маршаком, которое началось с книги «Дом, который построил Джек». Большой резонанс литературной критики вызвали иллюстрации Конашевича к стихотворению С. Маршака «Пожар». С помощью всего трех цветов – красного, желтого, черного – художник сумел создать запоминающееся, выразительное, динамичное, напряженное зрелище.
В 1924 г. В. Конашевич иллюстрирует сказку К. Чуковского «Мухина свадьба» (в 1927 г. выходит под названием «Муха-цокотуха»)
В 1930 г. с иллюстрациями В. Конашевича вышел «Вот какой рассеянный» С. Маршака.
Но я хочу вспомнить о рисунках В. М. Конашевича в издании 1930 года, в которых Человек Рассеянный начал жить. Легкие, почти небрежно набросанные подвижным, но точным пером и условно, в два тона подкрашенные — они, пожалуй, не покажутся на первый взгляд достаточно серьезными, заслуживающими, да еще сорок лет спустя, отдельной статьи. Но у веселых и живых рисунков Конашевича есть своя глубина, не сразу заметная внутренняя значительность. В них стоит вглядеться.
Ю. Герчук / Детская литература. 1970. № 9
Противопоставляя этим рисункам сделанную через четверть века книжку А. Каневского на ту же тему, А. Девишев говорит о неприятном «сутулом старикашке» старых рисунков Конашевича. Мне не хотелось бы ради схоластического вопроса «кто лучше?» критиковать характерные для своего времени и имеющие определенные достоинства рисунки Каневского. Но нужно заметить, что вызвавший эти нарекания веселый схематизм героя Конашевича куда больше сродни задорному ритму стихов Маршака, чем повествовательно-правдоподобные рисунки и Каневского, и самого Конашевича, который в поздних вариантах бесконечно переиздававшейся книжки все дальше отходил от игровой легкости первого издания в угоду изменявшимся педагогическим и художественным принципам времени. И при кажущейся «несерьезности» старых иллюстраций, именно в них и именно благодаря, а не вопреки их немного иронической схематичности, ощущается подлинность изображенной жизни, сохраняющая их живыми и свежими через сорок лет после того, как они были изданы впервые. Ю. Герчук / Детская литература. 1970. № 9
В. Конашевич признавался, что К. Чуковский – его любимый автор. А Чуковский считал Конашевича любимейшим иллюстратором. «“Муха-Цокотуха”, – писал К. Чуковский В. Конашевичу, – давно уже столь же моя, сколь и Ваша». Когда открывалась персональная выставка Конашевича, Чуковский писал: «Ваш праздник – это мой праздник, праздник всех моих Бармалеев, Айболитов и Мух-Цокотух. Благодаря Вам эти люди и звери явились миллионам советских ребят в прекрасном, поэтическом, благородном, изящном обличии... В каждом Вашем штрихе, в каждом блике я всегда чувствовал талант доброты – огромное в три обхвата сердце, без которого было бы никак невозможно Ваше доблестное служение детям».
Хотя начало этого знакомства было не очень приятным. Чуковскому крайне не понравились рисунки Конашевича.
Третьего дня пошёл я в литографию Шумахера <…> и вижу, что рисунки к «Мухе-цокотухе» так же тупы, как и рисунки к «Муркиной книге». Это привело меня в ужас.
Из дневника Корнея Чуковского
В 1935 г. выходит сборник «Сказки» К. Чуковского с иллюстрациями В. Конашевича, за который оба автора подверглись жестокой критике приверженцев пролетарского искусства. Художника обвиняли в «левачестве», формализме, эстетстве и нелюбви к детям. «Дети отвернутся от пачкотни формалистов», - писал автор анонимной статьи «О художниках-пачкунах» (газета «Правда», 1936 г.). Изящно-прихотливый, романтический стиль В. Конашевича был далек от официальных канонов социалистического реализма.
Есть школа компрачикосов детской книги, ма́стеров-пачкастеров. Художник Конашевич испачкал сказки Чуковского. Это сделано не от бездарности, не от безграмотности, а нарочито — в стиле якобы детского примитива. Это — трюкачество чистейшей воды. Это — «искусство», основная цель которого — как можно меньше иметь общего с подлинной действительностью.
О художниках-пачкунах («Правда», 1 марта 1936 г.)
Читать дальше на сайте ПроДетЛит