От редакции: мы хотели написать большую статью о красивом и старинном переулке с любопытным названием — статью о Сивцевом Вражке. Но не так давно адм-ция Дзена прислала нам письмо, в котором указала, что большие, содержательные, проработанные статьи читателям не интересны.
Это печально.
Поэтому вместо одного материала мы выпустим несколько постов. Это, конечно, скажется, на цельности повествования, но что поделать?.. Таков Яндекс.Дзен.
***
#пастернак рефлексирует
...в не убиравшуюся месяцами столовую с Сивцева Вражка смотрели зимние сумерки, террор, крыши и деревья Приарбатья... При наступлении темноты постовые открывали вдохновенную пальбу из наганов. Они стреляли то пачками, то отдельными редкими вопрошаньями в ночь, полными жалкой безотзывной смертоносности, и так как им нельзя было попасть в такт и много гибло от шальных пуль, то в целях безопасности по переулкам вместо милиции хотелось расставить фортепьянные метрономы. Иногда их трескотня переходила в одичалый вопль. И как часто тогда сразу не разобрать бывало, на улице ли это или в доме...
О чем же повествует писатель? Он повествует об одном из самых мрачных годов в истории русской столицы - о 1918 годе. Пора революционного лихолетья, пора Гражданской войны, пора ужаса, голода, эпидемий, репрессий.
Молодой Борис Пастернак снимал квартиру в доме в Сивцевом Вражке.
Дом этот был населен весьма любопытной (и весьма состоятельной) публикой: здесь преобладали зубные врачи, биржевые маклеры, коммерсанты. Дзеновская публика в массе почему-то (кстати, почему?) чутко реагирует на характерные фамилии, поэтому специально для таких читателей укажем, что Пастернак снимал комнату у журналиста Давида Розловского.
Сам дом был построен незадолго до Первой мировой войны по проекту модного архитектора Валентина Дубовского (в роли заказчика выступил коммерсант Никифоров). К тому моменту маэстро был автором уже нескольких десятков зданий в самых престижных районах Москвы, и, конечно, это была далеко не первая его постройка в районе Арбат. Например, Дом актера им. Яблочкиной располагается в огромном доходном доме купцов Филатовых, занимающий целый квартал между Калошиным и Кривоарбатским переулками (аккурат напротив театра Вахтангова).
Из-за начала войны дом Никифорова не успели отделать: возникли как проблемы с подвозом материалов. Поэтому больше ста лет он стоял с голым кирпичным фасадом. Пару лет назад местная жилконтора почему-то решила перекрасить его в кислотно-красный цвет. Вышло, мягко говоря, не очень. Москвоведы, специалисты по архитектуре и прочие общественные деятели возмущались и даже приглашали телевидение. Впрочем, за 2 года интенсивный красный немного выцвел и сегодня он уже не так режет глаза.
А что же Пастернак?
А Пастернаку был плохо. В своих дневниках и произведениях писатель указывал на то, что страдал от недоедания, а также не всегда вовремя платил за квартиру. Вообще что осенью 1917, что весной-летом 1918 жить в районе #Арбат было страшно: здесь шли ожесточенные бои эсеров, анархистов и большевиков (руководство которых в феврале-марте 1918 как раз переехало в Москву).
Крыши многоэтажных доходных домов использовались как боевые позиции. В подвалах как простых купеческих лавок, так и респектабельных особняков обустраивали склады боеприпасов, крохотные госпитали, типографии... Наличие в переулках Арбата зарубежных дипломатических миссий отнюдь не делало район более безопасным (скорее, наоборот повышало градус насилия: в 1918 году в Денежном переулке, в который упирается Сивцев Вражек, был убит немецкий дипломат Мирбах).
Высланный на знаменитом "философском пароходе" журналист и писатель Михаил Осоргин в своей книге "Сивцев Вражек" так описывал события тех дней:
С пулеметным треском катилась волна ненависти, смерти, а то и просто озорства и охальства, и все за свободу, и все за свободу, а в чем свобода? Боятся, стращают — и в ужасе вцепляются друг в друга. Посадить их за один стол, за один горшок щей, — все будут одинаковы, и в мыслях, и в желаниях, и с лица. Почему одни тут, а другие там? Как сами себя отличают? Отличают ли? Почему Иван против Ивана? И на могилах их вырастет одна трава. И солнце светит им одно, и дождик один-единственный всех мочит. Непонятно. А непонятное — смута и грех.
В довершение всего Пастернак заболел гриппом (той самой "испанкой") и несколько недель боролся за жизнь, страдая не только от болезни и недоедания, но и от холода: с покупкой дров также были проблемы. В это время за Борисом ухаживали его родители.
Наконец, придя в себя, в 1919 году писатель покидает Сивцев Вражек и перебирается в отчий дом...
***
Любопытно, что до того, как поселиться в доме переулке Сивцев Вражек, Пастернак жил буквально в ста метрах от этого места - в Нащокинском переулке.
Вообще на небольшом участке от Хамовников до Пресненского района есть множество мест, так или иначе связанных с писателем: он учился на Поварской улице, он жил на Пречистенке, а дом на углу Сивцева Вражка и Плотникова переулка он описал в романе "Доктор Живаго"...