Однажды знакомый египтянин сказал мне: «Женщина должна говорить всегда чуть тише мужчины. Не люблю, когда они слишком громкие». Я чуть не поперхнулась от возмущения. «Ах ты, думаю, мелкий восточный тиранишка. Привык у себя на родине, что женщины боятся слово сказать... Бедные. Как хорошо, что я не оттуда»
Через год я гостила в доме его семьи. В первый же день стало очевидно, что самая тихая и спокойная тут я...
Дело было в небольшом провинциальном городке. В трёхкомнатной квартире жили родители моего друга (назовём его Шрек), он сам и три сестры. Отец был болен и не работал, так что семью содержали Шрек и доходы с земель, которые они сдавали в аренду.
Мать-завуч и сёстры-студентки часам к двум уже бывали дома. За полтора-два часа все вместе успевали убраться и приготовить еды, и скука наваливалась на семейство. Тут время не было ценным ресурсом, каждая старалась скоротать его, как могла: в лучшем случае арабки читали, смотрели ТВ или готовились к экзаменам, в худших – докапывались до отца семейства.
Они то хохотали, то бурно что-то обсуждали, то ругались. От постоянного шума болела голова и было сложно понять, что происходит, потому что одно перетекало в другое почти неотличимо. Казалось, что арабки в любую минуту готовы выцарапать друг другу глаза или заобнимать до полусмерти.
Посидеть спокойно в комнате или заняться своими делами было нельзя — египетское гостеприимство догоняло и начинало выбивать из тебя печальный славянский дух. «О, я вижу, тебе скучно. Посмотри с нами телевизор. Хочешь пиццу? А тортик? А фуль? А кошари? А бутерброд?»
Когда всё окончательно надоедало, дамы ложились спать до ближайшего намаза. И неважно, был это полдень или глубокая ночь.
Окна почти всегда были зашторены (на случай, если любопытный сосед решит подсматривать). Из-за того, что не было ни естественного света, ни четкого распорядка дня, я часто не знала, какое сейчас время суток. Просто выходила на прогулку и — сюрприз — оказывалось, что ночь. В принципе, так даже лучше, ночью жизнь в городке была ещё оживлённее, чем днём. Многие лавки, кафешки и даже юридические конторы открывались только по ночам, потому что днём слишком жарко.
Поздно вечером Шрек возвращался с 12-часовой смены такой уставший, что еле волочил ноги. На него набрасывалось 4 темпераментные южные женщины, которым нужно было куда-то деть энергию...
Через пару лет после моей поездки семья переехала в столицу. Одна из сестёр устроилась работать во французское посольство, другая — в банк. Все зажили более полной и гармоничной жизнью. Но тогда единственным развлечением ещё был Шрек.
Женщины ему наперебой ему о чём-то рассказывали, да так, что информацию слышали все соседи. Жаловались на недостаток внимания, звали в кафе/на прогулку. Иногда Шрек уходил спать в немилости, иногда — сдавался и шёл обуваться.
К слову, поведение арабок на улице и при посторонних — это отдельная тема. Меня поразило, насколько резко меняются женщины, как только приходит гость. Ну, как гость — не очень любимый дальний родственник, с которым семья судится.
Лица сразу становятся очень серьёзными. Все женщины, кроме одной, расходятся по комнатам. Одна из дочерей единым движением набрасывает на голову платок. Она молча идёт на кухню, наливает отцу и гостю чаю, ставит чашечки на стол переговоров и молча уходит к себе. Представить, что десять минут назад она дерзко качала права с тем же мужчиной, невозможно. Может быть, именно из-за этой особенности у европейцев и складывается образ покладистой восточной девушки.
При этом, все эти приличия и преувеличенная смиренность вообще не от страха или уважения перед «главой семьи». Мать Шрека вышла замуж без любви. Это был договорной брак. Ей было без разницы, за кого выходить, а вот ему решение семьи далось тяжело: до брака у него была возлюбленная.
Несколько лет они жили как кошка с собакой, он поднимал на неё руку. Потом отец уехал работать в Каир и оставил жену одну воспитывать детей. Деньги, конечно, присылал, но мать это мало утешило, потому что от сочувственно-презрительных взглядов деньги не оберегают. В арабской стране репутация важнее всего.
Когда под старость отец вернулся больной и немощный домой, ему там мало кто был рад. Мать выделила ему отдельную комнату и попросила одну из дочерей носить ему еду дважды в день. На этом всё, общаться с отцом никто не хотел. Он сидел в той комнате безвылазно, и только Шрек с ним общался, делал перевязки и уколы, измерял давление.
Насмотревшись на неудачный опыт матери, девочки совершенно не рвались замуж. Время от времени к ним приходили свататься женихи, но они упорно отвечали отказом. Старшая и самая рассудительная сестра — Хагар — грустила от этого больше всех. Впустить в свою жизнь мужчину она боялась, но жить пустой бесцельной жизнью в провинции ей тоже не улыбалось. Хагар была сравнительно спокойной, много читала и постоянно пыталась услужить. Я заметила, что мать почему-то уделяет ей меньше внимания, чем остальным. Иногда делает вид, что не расслышала её слов.
Мне показалось, что крики и ругань ничего не значили в этой семье. Настоящим способом показать нелюбовь было молчание. На второй день моей поездки отец семейства вышел из комнаты с пустой тарелкой, прося её забрать. Самому дойти до кухни ему было тяжело. Все демонстративно отвернулись и делали вид, что не слышат. «Фатма, хабиби, забери, пожалуйста. Хеба, ты не заберёшь?». Я понимала, что такое отношение к нему не на пустом месте, но невозможно было смотреть, как старика обижают при посторонней. Я встала и сама забрала тарелку. Отец Шрека, видимо, настолько отвык от человеческого отношения, что даже такая ерунда растрогала его чуть ли не до слёз. Иногда арабки бывают мстительными.
После той поездки я читала много блогов русских женщин, которые замужем за арабами. Очень многое, что они говорили об арабских женщинах, было в точности как в семье, где я гостила.
Сейчас я вспоминаю слова Шрека про тихих женщин, и мне его жаль. Это был не каприз самодура, а мечта человека, уставшего от вечных склок. Есть в головах его соотечественников идеальный образ тихой, спокойной девушки, домашней и трогательно-стеснительной. Это скорее фантазия, чем требование.
Вообще, наблюдая за местными на улице, дома и по телевизору, я заметила, что среди египтянок есть две крайности. Первая — экспрессивные, напористые и шумные женщины. Вторая — те самые стесняшки. О таких обычно мечтают арабы, но достаются они далеко не всем. Хотя бы потому, что вторых намного меньше первых.