"Возможно, под влиянием Яры, или, возможно, потому, что в ней самой что-то откликалось этому, Рина полюбила ходить в Зеленый Лабиринт. Окунуться посреди зимы в лето было наслаждением. Лечь на теплую землю на стыке двух миров, повернуться лицом к облакам и тут же, не вставая, зачерпнуть горстью снег. Обычно она брала с собой Сашку, а Сашка захватывал саперку. Созерцать красоту и ничего не делать он долго не мог. Ему обязательно надо было что-то рыхлить, пилить, сгребать ветки. Нередко Сашка прерывался, чтобы погоняться за Риной, пытавшейся спрятаться от него в сплетениях акации, лавра, самшита, розы и можжевельника, или поразмахивать саперкой, представляя, что поражает отточенным краем берсерков. Но это уже издержки интеллекта, который в определенном возрасте всегда переливается через край. В любом случае, Сашка был трудовым обоснованием пребывания Рины в Лабиринте."
"И вот сейчас Рина шла по Зеленому Лабиринту в одиночестве, с удовольствием опираясь ладонями о пружинящий, норовисто-упрямый самшит. Насекомые путались в волосах. В куртку врезался тяжелый шмель, отскочил, как теннисный мяч, и с недовольным жужжанием обогнув голову, куда-то унесся. Встречались здесь и золотые пчелы – чьи именно, Рина не знала. Собственной ее пчелы среди них скорее всего не было, потому что ни одна пчела на Рину внимания не обратила. Она все шла и шла, повторяя знакомые изгибы. Ближе к центру лабиринта больше становилось бабочек, привлеченных главной закладкой. Изредка то одна, то другая бабочка отрывалась от общего многоцветного мельтешения и отчаянно ныряла в снега. Рина провожала ее взглядом, не зная, вернется бабочка назад или так и сгинет, отчаявшись найти где-то еще лето.
Толкнувшись в последний изгиб лабиринта, Рина вышла на открытое место. Сквозь обвитую колючим шиповником арку на нее смотрел фонтан. Выщербленный камень дышал теплом. По его резным бокам медленно сочилась вода. Рина остановилась, зная, что ближе двух метров фонтан ее все равно не подпустит. Чего она ни делала, чтобы оказаться с ним рядом! И бежала ему навстречу со всех ног, и резко прыгала, делая вид, что отворачивается, и слова какие-то находила, и убеждала его, как убеждают упрямца, и что-то обещала – фонтан не подпускал, и все тут. К ее удивлению, Влад Ганич, когда-то увязавшийся за Сашкой, сумел подойти к фонтану сантиметров на шестьдесят ближе, чем она. И без всякого дополнительного усилия со своей стороны. Даже выражение лица у Влада при этом не изменилось – осталось таким же чистоплюйским. Он больше переживал, что колючки шиповника обдерут ему рукав костюма.
Рина дико смотрела на Влада. Ганич всегда казался ей дико противным. Не человек, а какая-то ошибка золотой пчелы, а тут вдруг каменный фонтан его подпускает чуть ли не на вытянутую руку!
У каменного фонтана время текло непредсказуемо. Даже часы, и те давали сбои. Невозможно было поймать алгоритм. Иногда пять минут растягивались в целую вечность, а иногда три часа могли проскочить как одна секунда. Вот и сегодня Рина не знала, сколько времени она провела перед главной шныровской закладкой, но, когда обернулась, увидела Кавалерию.
– Ой! Простите! – воскликнула Рина.
Кавалерия мотнула головой, показывая, что прощать некого и не за что.
– Я долго тут стояла, – сказала она каким-то особым согретым голосом. – Со спины ты немного похожа на… хотя совсем, конечно, не похожа. И рост другой, и волосы. Но я все равно думала: вдруг ты обернешься, и…
Рина что-то пробормотала, испытывая страшное неудобство. Сходное чувство она всегда испытывала, когда ее пускали в душу, а она стояла у порога и, стесняясь войти, многократно вытирала ноги о коврик.
– Он тоже любил тут бывать, – закончила Кавалерия уже с обычной своей интонацией.
Она прошла к фонтану и, достав из рюкзака несколько камней, несильно подбросила их. Фонтан втянул закладки. Три сполоха были красными, один – синим. За этим Кавалерия, как видно, и пришла в Зеленый Лабиринт. Фонтан проглатывал закладки без следа, как трясина проглатывает предметы. Когда закладки прикасались к нему, он становился очень мягким, твердея уже в следующую долю секунды. Закладки фонтан поглощал целиком. Куски же породы, заключавшие в себе закладки, выталкивал. Если опустить голову, вокруг фонтана можно было увидеть десятки и сотни «отработанных» камней. Постепенно они врастали в землю, когда она раскисала от дождей, и с каждым десятилетием почва вокруг Каменного фонтана становилась выше. Один из свежих и еще не втоптанных камней был похож на пони, вырезанного из горного хрусталя. Число ног не совпадало, спина была слишком покатой, но все же это был определенно пони, возникший стихийно, когда кто-то из шныров откалывал породу, чтобы привезти ее с двушки. Показав пони Кавалерии и получив в ответ короткий кивок, Рина сунула камень в карман, сразу забыв о нем.
Рина смотрела на Кавалерию. Во всех ее движениях – в том, как она отбрасывала со лба волосы, как говорила, как поправляла расшатанную оправу очков – ощущалось замешательство, расстройство, занимающая ее всецело мысль.
– Четыре вспышки – четыре судьбы, – сказала Рина, имея в виду брошенные в фонтан закладки.
– Четыре разные судьбы, – поправила Кавалерия так строго, словно это было очень принципиально.
Рина опустила глаза. Только что, подбрасывая камни, Кавалерия случайно коснулась фонтана своей нерпью, и теперь нерпь сияла так, что сияние пробивало сквозь рукав шныровской куртки.
– Расскажите мне о вашем сыне! – попросила Рина.
Кавалерия долго не отвечала, разглядывая рукав. Нерпь постепенно остывала. Сияние гасло. Когда же наконец Кавалерия заговорила, голос ее был лишен выражения. Лишь внутри что-то звенело, точно в глубине леса едва слышно ударяли в колокол.
– Он был дерзким, как Икар.
Рина вопросительно оглянулась в сторону пегасни.
– Нет, не тот Икар. Как сын Дедала, который поднялся к солнцу, не подумав, что крылья могут расплавиться… Я не должна была ему позволять! Он нарушал все правила. Скалы Подковы – для него это было слишком близко. Он морщился, говорил, что ему скучно, и лез за первую гряду. Там ему доставалось, возвращался полуживой, охрипший, с синевой под глазами. И почти никогда не приносил закладок!
– Не приносил?
– Конечно! Какую закладку он мог найти, когда ногтями и зубами держался за гриву пега, чтобы подальше отлететь от Скал Подковы? Это я виновата! Я всегда ему уступала! Чем больше любишь, тем строже надо быть, а я не могла.
– И двушка его пропускала за первую гряду? – спросила Рина.
Кавалерия кивнула.
– Да. Он был любящий, смелый, не жалел себя. Нырял раз за разом, как отчаянный. А я дрожала и боялась, что он в своей дерзости…
– …подлетит слишком близко к солнцу? – угадала Рина.
– Да. Возьмется за что-то такое, чего не сможет поднять.
– И так случилось?
– Не знаю. Возможно. Бывает: эльбы в болоте перестают нападать на шныра. Они выжидают, притворяются побежденными. Они шепчут, что ты одолел их, что ты выше их сетей, и незаметно нашептывают, чтобы ты принес закладку, которая изменит все человечество. Еще бы: зачем приносить закладку для одного больного ребенка, когда можно одним махом истребить все болезни? И разве не глупы мы, что повинуемся? Размениваемся на пустяки? Боимся пойти по короткому пути и, как послушные бараны, ищем только те закладки, за которыми нас посылают?
Рина опустила глаза. Колокол внутри у Кавалерии набирал набатную силу.
– Вот скажи: разве ты сама никогда не задумывалась об этом?.. Зачем мы ищем эти скучные камни на приисках? Почему все шныры, привязав себя веревками к пегам, не рванут через первую гряду ко второй? В первую и последнюю атаку! Конечно, многие погибнут, не выдержав жара, но ведь там, у второй гряды, можно найти все, что угодно! Бессмертие для всего человечества! Дорогу к звездам! Абсолютное счастье! Лекарство от всех недугов – вообще все!
Рина слушала ее, боясь поднять лицо. Щеки ее пылали. Она была увлечена.
– Я об этом не думала, – призналась она.
– Ну да. Это его мысль! – с сожалением сказала Кавалерия. – Он не желал понять, что такая закладка будет самовольной! В ней не будет смирения перед той высшей мудростью, которая требует от нас искать лишь то, за чем нас отправляют. Не переворачивать мироздание, а обжигать горшки. Учиться медленно, постепенно, благодарно. Если ты не художник, то не бросайся дорисовывать холст художника, вырывая у него из рук кисти! Ныряй, и однажды горизонты откроются тебе сами, когда ты будешь достоин, но не раньше!
– Но ведь с самовольной закладкой не всегда застреваешь в болоте! – осторожно сказала Рина.
– Не всегда. Но любая самовольная закладка всегда ломает нам хребет. Так и произошло с Русланом, когда он достал стрекозу! – жестко сказала Кавалерия.
– Вы видели эту закладку?
– Своими глазами нет. Но Руслан связался со мной по кентавру, когда вышел из нырка. Был очень возбужден. Повторял, что стрекоза способна изменить историю. Переиграть все заново! Он хотел сделать все сразу, даже не возвращаясь в ШНыр, потому что знал, что я буду его останавливать!
– И он переиграл?
Вопрос рассердил Кавалерию. Она выпрямилась. Осанка ее, и без того идеальная, стала просто пугающей.
– Нет. Закладка не была полной. Он знал об этом и даже сказал мне. Я предупреждала его, но он не поверил и улетел, а с ним вместе исчезла и закладка! Больше я его никогда не видела и не знаю, как он погиб.
– А вы знаете, что он хотел изменить?
– Догадываюсь, – сказала Кавалерия сухо, но объяснять не стала. – Как возникли ведьмари? Это тебе известно?
– Конечно, – удивленно ответила Рина. – Из шныров. Шныры срывались, брали закладки и…
С пугающей тщательностью Кавалерия застегнула пустой рюкзак.
– И да, и нет. Они уходили с обидой на ШНыр и на весь мир, но обычно не собирались вместе. Им требовалось что-то объединяющее, некий центр, идея, а их-то как раз и не было, потому что ненависть – не идея… Все началось с Гая. Взгляни на фонтан! Помнишь, когда-то ты обратила внимание, что он расколот?
Рина взглянула на грани огромного камня, по которым, медленно журча, стекала вода.
– На три части. Тут скорее всего центральная.
– Так и есть. До Гая скол был один. Гай нашел способ расколоть оставшееся. Он выбрал момент, когда все первошныры куда-то отлучились и никто не мог ему помешать.
– Но ведьмари не могут приблизиться к этой закладке!
– Сейчас нет. Она защищается от них, да и нам тоже доверяет не сразу. Тогда же она была доверчивой. Но и Гай был иным. Защита ШНыра пропускала его. Зеленый Лабиринт он сажал своими руками вместе с другими первошнырами… Отколотую часть каменного фонтана – видимо, она была не такой уж большой – Гай увез с собой.
– А почему не самую большую? – удивилась Рина.
Кавалерия усмехнулась.
– Слишком тяжелая. Грузовиков тогда не было. Но не в этом суть. Отколотая часть камня стала для ведьмарей знаменем и одновременно защитой.
Рина не привыкла, что ведьмарей надо от кого-то защищать. Скорее уж наоборот.
– Защитой от кого? От первошныров?
Кавалерия удивленно вскинула брови.
– Не думаю, что первошныры нападали. Нет, отколотая часть фонтана защищала ведьмарей от взятых ими закладок! Продлевала жизнь и сохраняла разум. Да она и сейчас продолжает делать это.
Рина запутывалась все больше.
– Разве от закладок нужно защищать?
– Пять баллов! А от кого еще? – подбоченилась Кавалерия. – Это кажется, что можно без вреда пожирать закладки. Нет, милочка! Они опаснее яда, какими бы замечательными ни казались на первый взгляд!
Кавалерия взглянула на Рину и, почувствовав, что окончательно сбила ее с толку, ободряюще ущипнула за рукав куртки.
– Ну-ну! Разумеется, я говорю о ЧУЖИХ закладках! Они тебя одаривают, но они же и убивают, потому что это не твой дар, не твоя часть души, а все, что не твое, не может стать твоим навечно.
– То есть все же смерть?
– Хотя и отодвинутая во времени. А так я не сомневаюсь, что каждого из нас на двушке – за первой грядой, а может, и не за первой – ждет его собственная закладка. Она неповторима, единична, создана именно для тебя, и для каждого она своя. Когда-нибудь – возможно, потом, за гранью жизни – каждый из нас ее получит и приобретет то, о чем и не мечтал, а пока нет ничего хуже, чем поспешить и схватить чью-то чужую.
Рина соображала. Ей приятно было представлять, что где-то на двушке ее ждет собственная закладка. Причем ждет уже сейчас.
– А найти ее нельзя? Прямо сейчас! А вдруг! Могут же быть невероятные совпадения? – спросила она нетерпеливо.
– Мне проще поверить в невероятную глупость! – Пожимая плечами, отчеканила Кавалерия. – Не хочу навязывать свой взгляд на вещи, но не думаю, чтобы преждевременная встреча даже со своей закладкой пошла кому-либо на пользу!
Рина почувствовала, что тему лучше замять.
– Но почему та половина… нет, треть камня… до сих пор дает ведьмарям силы?
– Она переродилась. Кроме того, на двушке – а каменный фонтан, безусловно, оттуда – все происходит с непонятной, необъяснимой для нас неспешливостью. Постепенно дается, но не сразу и отнимается. Одно точно: с каждым годом ведьмари становятся ненасытнее, злее, отчаяннее. Ничто уже не может их надолго обрадовать или отвлечь. Все это означает, что их часть камня постепенно теряет силу…
Разговаривая с Риной, Кавалерия машинально отрывала от ветки самшита сухие листики, не вредя зеленым. Рина узнавала эти движения: точно так же она выщипывала осенью репьи из гривы и шерсти пегов.
– Афанасий сказал: ведьмари ищут недостающую часть закладки со стрекозой! И даже догадываются, что она в ШНыре. Зачем она им теперь, спустя столько лет?
Очки Кавалерии тревожно блеснули, поймав и заключив в себе солнце.
– Вывод один: они нашли вторую часть закладки. Но где? Как? – сказала она тихо.
– А вы точно знаете, что Руслан погиб? Не был захвачен в плен или… – неосторожно ляпнула Рина.
– Или ЧТО? – грозно переспросила Кавалерия.
Подталкиваемая раскаяньем, Рина шагнула к ней, но та категорично вытянула ей навстречу ладони, не подпуская ее к себе.
– Нет, нет и нет! Не смей извиняться! В определенном контексте извинение хуже нового оскорбления! Я не обижена! Вопрос был обоснованным! Нет, он не сдался, не слился с закладкой и не стал ведьмарем. Он погиб. Можешь поверить моему материнскому сердцу.
Кавалерия повернулась и быстро пошла. Рина, не ожидавшая, что разговор так неожиданно оборвется, бросилась за ней следом не сразу. Когда же бросилась – запуталась в сплетениях лабиринта.
– Я поняла! Он хотел помешать Гаю расколоть каменный фонтан? Да? – крикнула Рина поверх кустов.
Она думала, что Кавалерия далеко и потому кричала громко, но ответ прозвучал совсем близко, и Рина поняла, что их разделяет один виток лабиринта. Причем ответ был совсем, как показалось Рине, не по существу.
– Кто ребенка любит, тот и оттискивается в нем, – тихо сказала Кавалерия.