А просить было действительно нелегко, да ещё как! Феклуша никогда не представляла, что ей придётся просить подаяние. Но, как говориться, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Сначала было так стыдно, словно она вышла на площадь нагой — обнажила перед всем миром собственную беду и немощь. Но потом появилась привычка, тем более у стен монастыря побиралась местная беднота. Она привыкла к звону монет, которые пересчитывала по вечерам, привыкла смотреть с на людей снизу вверх. В воскресные дни монастырь посещало немало богомольцев. Лица, лица - сострадающие, равнодушные, брезгливые. Самыми неприятными были уверенно-равнодушные люди, которые спокойно выслушивали Феклушину просьбу и проходили мимо. Большинство из них выглядели прилично или приезжали в добротных экипажах. И дело было не в том, что они могли пожертвовать куда больше, чем сердобольная беднота. Обидно было их пренебрежение, горькое понимание того, что она сама, её жизнь и жизнь её дочери не стоят для них даже усилия, чтобы протянуть руку в кошелёк и вынуть из него несколько монет. Некоторые же бросали монеты, стараясь не глядеть в сторону нищенки, и поспешно удалялись, так что не всегда удавалось узнать имя жертвователей. Но были и радушные, сочувствующие, которым Феклуша была особо благодарна и усердно молилась за них Богу.
Сёстры же, зная, что всё в обители делается с благословения настоятельницы, относились к её нищенству как к послушанию и не выделяли из своей среды, однако многим было любопытно узнать, для чего сестре Фёкле так нужны деньги. Много открытий о своих соседок сделала Феклуша - кто-то радовал теплотой и состраданием, а кто-то удивлял равнодушием.
Феклуша не один раз пересказывала свою историю, но самый болезненный момент - причину, почему муж выгнал её из дома, она обходила стороной. Она каждый раз словно прикасалась к гноящейся ране и отдёргивала руку. Только сестра Дария потребовала обстоятельного и полного ответа. Но когда узнала всю правду, не разгневалась и не осудила, как ожидала Феклуша. Она долго молчала, глядя перед собой, словно что-то вспоминала, и Феклуше показалось,что она увидела слезы в глазах суровой монахини. А вечером того же дня, как состоялся разговор, сестра Дария подошла к Феклуше и протянула ей серебряную брошку.
- Не к чему она мне, ведь я монахиня. Хранила, как память о покойных родителях. Но лучшая память — молитва. Возьми — вещь недешевая. Пусть пойдёт на доброе дело - будет на помин их души...