Правда побеждает всегда, но в своих победах проходит десятки поражений…
Человеку кажется, что сделать то или другое ему мешает недостаток сил. На самом же деле все упирается в недостаток любви.
Сравнительное шныроведение, отрывки лекций.
Рина с Ярой стояли на крыльце и наблюдали, как шесть приблудных котов, загадочно преодолевших защиту ШНыра, уворачиваются от рыбьих голов, которые с крыльца швыряет в них Суповна.
– Чтоб тебя глисты проточили… чтоб на тебе практикант тренировался… а ты, сволота тошшая, чего уставился? Никто с тобой, рахитом, не поделился? Ну да, подавись! Быстрее жри, а то опять отнимут! А ну, отвянь от него ты, рыжий! Да-да толстомордый, к тебе обращаются! Ишь ты, мявяло раззявил! Свое сожрал, гаденыш лохматый, и к маленькому лезет! Вот я тебе хвост-то прищемлю, чтобы у тебя глаза из орбит выпрыгнули! – восклицала Суповна после каждого броска.
Когда рыбьим головам пришел конец, Суповна с сожалением заглянула в пустой таз и, довольная, с чувством сказала: «Уф!» Потом пальцем поманила Рину.
– А ну-ка, девка! Живо сюда дуй! Протри таз снегом! Ненавижу, когда рыбой воняет!
Рина зачерпнула тазом снег. Суповна стояла рядом и наблюдала за ее работой.
– Ну вы и ругаетесь! – сказала Рина.
Она опасалась, что Суповна вспылит, но старуха только рукой махнула.
– Ругаюсь – это да. Да разе это ругня? Сестра у меня троюродная была, Машка, в Рассохино жила одна-одинешенька, опосля брат ее в Москву умирать перетащил. Вот Машка, та да! Матерщинница была страшенная… мать-перемать… Как начнет крыть, изъерзаешься вся! И слова вроде обычные, но из души все идет! Мужики от нее зеленые уходили! А ведь мужики-то свои, деревенские, ногу им в ухо!.. Зато как пела! Прямо сердце переворачивала! Поет и плачет. А как-то говорит мне: «Хоть бы мне небо разик увидеть, как там тучки плавают! Только разик! А там и помирать можно, так его и разэдак!»
– Небо увидеть? А разве?.. Ой, она что, слепая была? – удивилась Рина.
– Как крот, язви ее холера! Так и в гроб легла… – удовлетворенно произнесла Суповна. – Таз-то, девка, давай! Чо его тереть-то? Чай, не смазливая рожа!
Отобрав у Рины таз, Суповна захромала к ШНыру. Потом вспомнила о чем-то и, обернувшись, сказала:
– Ты того, девка!.. Что, не улетела еще твоя чудища? Загляни после ужина! Я тебе жратвы для нее дам! Нехай лопает, пока не околеет!
Убедившись, что еды больше нет, натрескавшиеся коты полезли в подвальное окно, которое Кузепыч вот уже второй год подряд безнадежно закладывал картонкой. Едва заделает, а кто-то – раз! – снова картонку отодрал и коты «лезуть». Суповна обещала прибить гада на месте, если поймает, вот только у окошка подозрительно часто видны были огромные косолапые следы.
– И чего они прутся в наш ШНыр? – спросила Рина, провожая взглядом котов.
– Я об этом думала как-то. ШНыр только для нас, наш. А для мухи он – мушиный, для кошки – кошачий. – Яра гладила себя по щеке цветущей веткой яблони, сорванной в Зеленом Лабиринте, и это было странно среди седых елей и подмосковных снегов.