ПЕРЕПОЛОХ
Рассказать кому не поверят. Только те, кто хорошо знал нашу семью, скажет, что я рассказываю чистую правду. Отец наш был очень добрым человеком из-за своей доброты и простоты всегда попадал в какие-либо истории. Однажды прихожу домой, а дома милиционеры и мужиков человек шесть да нас восемь. Полный дом людей. Не чего не пойму, только вижу у мамы слезы на глазах, дедушка с бабушкой перепуганные в своей комнате сидят, сестренки в своей, а гости незваные в зале окопались. Кто на диване, кто на стульях. Один милиционер, что-то строчит за столом, другой руками машет. Маму в сторонку отозвала, что происходит спрашиваю: Она мне потом, потом! Только к вечеру дом наш опустел. Мама на отца да в крик. И когда ты только ума наберёшься! Зачем ты их в дом привел, зачем? -кричит. Удивительно, отец голову опустил и помалкивает. Так думаю, не иначе что-то серьезное произошло. Мам не кричи, что случилось? Да пусть тебе отец расскажет, он же у нас умнее всех. Отец повздыхал тяжко, но спорить не стал. Тут дочка такая история приключилась. Двое мужиков которых я поселил в недостроенной половине дома оказывается у меня из гаража запчасти от машины воровали и одной старушке на улице Кирова продавали. А старушки запчасти зачем? Так ей они и ник чему были. Она запчасти у них с испугу по ночам покупала. Ну дела, -чувствую и я закипать начинаю. Мужики те что у нас жили, (сказал бы лучше папа, что бомжи или уголовники) милиции на глаза попались. Не местные, не работают, а водку покупают. Их и доставили в отделение. Там они признались, что живут у меня, а продукты и водку покупают на деньги, что за запчасти выручают. Папа ну сколько можно? – у меня слов нет. Ты забыл, про мужа с женой которых ты в дом привел ночевать, а они нас обокрали, забыл? Так, когда это было. Два года назад это было. Тут уже и я на крик сорвалась. Дочка, мне их жалко-оправдывается отец, я им верил. Не прошло и трех дней после этого случая в доме новое приключение. Открываю калитку, а на земле отец лежит. Руки в стороны раскинуты, голова неестественно запрокинута, глаза навыкат. Кричу что есть силы: -мама, мама. На крыльцо выскакивает перепуганная мать. Почти одновременно подскакиваем к отцу. Пытаемся перевернуть на спину. Отец труп, трупом. Мать в крик. На грудь отцу упала и уже не кричит, а воет. Я смотрю на родителей и не пойму, почему у отца брюки приспущены чуть ли не до колен. Что же делать думаю, надо отца домой тащить или милицию и скорую вызывать. Пока думала слышу отец застонал. Слава Богу кажется живой. Приподняли мы его и волоком в дом до кровати дотащили. С большим трудом как бревно на кровать закинули. Отец стонет, а лицо и лысина потом с крупную горошину покрываются. Ручьем этот пот с него стекает. Мам говорю скорую надо вызывать, пока он еще жив, а то виноватыми будем. Смотрю отец рукой пошевелил и головой знак подает. Мол скорую не надо. Вышли мы с мамой на веранду посоветоваться что делать- то дальше, даже не присели, дверь открывается выходит к нам отец. Бледный, ноги дрожат, руки трясутся. Мама к нем: - Федор, Федор, что с тобой? Чаю дайте. Минут двадцать он точно молчал, только чай пил, а потом улыбаться стал. Сидит молчит только улыбается. У меня уже грешным делом мысль стала закрадываться. Может он того. Наконец отец заговорил. Полечиться я хотел. Сижу на толчке, курю. Промежность сопрела от жары. Легко ли, целый день по целинным полям с сажнем на мотоцикле мотаться. Вспомнил что отец рассказывал, они на фронте раны пеплом лечили. Набрал пепла в руку, да и мазанул по пятой точке. Так давануло, что я головой дверь вышиб, и из туалета вывалился. Что дальше было не помню. Только на кровати в себя пришел. Смотрим мы с мамой на отца и незнаем не то нам плакать, не то смеяться.