Смоленское кладбище - Смоленка - одно из 13 исторических кладбищ Петербурга. Я хожу туда приобщиться к вечности. Как собственно кладбище Смоленка воспринимается с трудом, разве только теми, кто приходит туда ухаживать за родными могилами.
А я хожу туда как в музей. По надгробиям - многим из которых почти два века! - можно изучать историю. Вспоминается один курьезный случай. В 2009, в самый разгар кризиса, мне пришлось уволиться с работы, я осталась практически без средств к существованию, перебивалась случайными заработками и ездила на Смоленку как на работу – «беседовать» с Блаженной Ксенией. Как выдержали мои мозги - отдельная тема, речь не о том. Один милый юноша, нарезавший тогда вокруг меня олимпийские круги и ни сном ни духом не помышлявший о моей вынужденной бедности, предложил мне «где-нибудь прогуляться и выпить вина». Я живенько откликнулась.
- Отличная идея! - сказала я. - Прогуляться и выпить - как раз то, что нужно.
- Куда подъехать? - обрадовался юноша.
- К Смоленскому кладбищу, - с готовностью ответила я. - Я там почти каждый день.
И юноша панически бросил трубку. Наверное, разлюбил.
Расскажу еще одну историю, которая вот уже несколько лет не дает мне покоя, потому что, вспоминая о ней, я начинаю сомневаться в привычной природе вещей, а именно, что мир материален.
Случилась она в 2013 году.
Брожу я по кладбищу с камерой, «луч солнца золотого», прорезая листву, прячется в закат; я тоже уже устремляюсь к выходу, как вижу скульптуру, которая сама просится в объектив: ангел с отбитыми крыльями. Но находится ангел внутри заброшенного семейного захоронения, датированного началом XIX века и огражденного заржавевшей сеткой-рабицей. Замка на калитке ограждения нет. И я, ругая себя в душе за непозволительную наглость, захожу внутрь и только собираюсь по инерции закрыть за собой дверь, как вслед за мной на участок этого склепа под открытым небом вбегает гладкошерстная черная кошка!
Ну, кошка и кошка, думаю я, не настолько уж я суеверна, чтобы шарахаться от черных кошек. Все-таки притворяю плотно дверь, поворачиваюсь к кошке спиной, краем глаза наблюдая, как она усаживается на крышке склепа. Потом увлекаюсь «брошенным ангелом», делаю сотню снимков с разных ракурсов, вспоминаю про кошку. Оборачиваюсь - кошки нет! Чувствую некий озноб, потому что время уже, как ни крути, позднее, место безлюдное. Сдуру пытаюсь «кыскыскать», заглядываю под гигантские лопухи и за надгробия. Уже почти у выхода встречаю пожилую женщину в косынке и юбке в пол, которая предупреждает, что «кладбище закрывается для посещений».
- Я тут только что кошку видала, представляете, - делюсь с нею, пытаясь унять нервную дрожь. – Посидела на могилке и исчезла. Как испарилась!
- Бывает, - без эмоций отвечает женщина, не переставая идти. – Наверное, чья-то заблудшая душа…
Вот и пойми потом эту парочку «не сомневающихся» - эмпиризм и материализм!