Через полчаса я уже звонила в обитую дермантином дверь в кирпичном пятиэтажном доме. Дверь открыли незамедлительно. Не знаю, что именно я собиралась увидеть, но Людмила Валерьевна за прошедшие годы не изменилась совсем. Такая же высокая и худая, с прямой спиной и толстой косой, уложенной вокруг головы. Время оказалось над ней не властно. Она с интересом осмотрела меня.
- Проходи, - она жестом пригласила меня в гостиную. Это было уютная небольшая комната с пианино и классическим диваном напротив. Всюду висели фотографии Великановых: Дмитрия, Марии и Марты. Нас с Соней в этом доме никогда не жаловали, но я была благодарна Людмиле Валерьевне за то, что она не кривила душой. – Раз уж ты примчалась сюда на ночь глядя, у тебя должны быть веские причины.
- Я собиралась к вам завтра, но сегодня мне сказали нечто такое, что ждать до завтра я просто не могла, - честно призналась я. – И только вы можете ответить на мои вопросы.
- Могу догадаться, что тебя волнует, - кивнула старуха. – Твоя мать тоже была такой: уж что засело в голове, так вынь да положь.
- Вы знали мою мать?
- К сожалению. Не люблю такой тип женщин, хоть про покойников плохо и не говорят. Они незаслуженно слишком много получают от жизни.
- Как-то неправильно судить, кто и чего достоин в жизни, - мягко возразила я. – Богу виднее.
- Я не верующая, - оборвала меня хозяйка. – Ну, задавай свои вопросы, или ты думаешь, я всю ночь с тобой беседы вести собираюсь?
- Скажите, я действительно биологическая дочь Дмитрия? – глубоко вздохнув, выпалила я.
Бледные старческие глаза напряженно посмотрели в мои.
- Кто это тебе сказал?
- Не важно, кто, главное – правдивы ли эти слова.
Снова меня обдала волна молчаливого презрения.
- Да, это так, - наконец ответила Людмила Валерьевна. – Дима признался моей дочери в измене сразу после гибели твоих родителей. Твоя мамаша правда хотела все от него скрыть, но глаза-то у него, слава богу были. Это Николай прожил в счастливом неведении и в таковом умер. И моя дуреха-дочь решила, что нельзя оставить тебя в детдоме. Не только простила, но и приняла тебя как родную. Я была против, но куда там! Вот чем все закончилось.
- Что вы имеете в виду? – насторожилась я.
Старуха сверкнула глазами, какие они у нее были говорящие!, и усмехнулась.
- Теперь ты потребуешь долю у Марты, ведь я права? Но ты бастардка, так это называлось во все времена. Мой совет: не копайся в прошлом и не вытаскивай грязное белье.
- Я совсем не за тем хочу знать правду. Боже, как я устала говорить всем и каждому, что деньги мне не нужны! Ведь Марта знала про меня?
- Знала, - легкий кивок. – Она была не маленькой уже, когда ты пришла, да и дурой никогда не слыла. Ей приходилось хуже всех. Моя дочь, та вся в отца, словно блаженная глядела на мир. И любила тебя как родную. И только я, да Марта, знали, видели, что это не к добру. Такие как твоя мать, да и ты, вы отрава, - внезапно перешла хозяйка на шепот.
- Вы ненавидите мою мать, но ведь в измене всегда участвуют двое, - огрызнулась я.
- Женщина, - старуха подняла указательный палец. – Все зло мира в женщинах. Знаешь ли, девочка, женщины делятся на три типа: первые некрасивые, не обладающие харизмой и шармом, они довольствуются объедками от двух других типов, тут ничего интересного. Вторые красивые, приятные умницы, им одинаково везет и не везет в жизни, как они сумеют устроиться, как воспитают их матери, какой мужчина им встретиться. С ними все просто. А вот третий тип, как раз твоя мать. Они могут быть красавицами и далеко не являться таковыми, но у них есть нечто, заставляющее мужчин сходить с ума. Женщины их не любят, поэтому у них и не бывает подруг. Зато любой мужчина готов в лепешку разбиться ради этакой мороженной селедки. Они живут только ради себя, никогда не мучаются вопросами морали и угрызениями совести. При этом производят впечатление умниц, порядочных и верных. Такой была твоя мать. Красавицей ее назвать было сложно, но мужчины сходили по ней с ума. А она никогда не говорила ни окончательного да, ни окончательного нет. Принимала их ухаживание как данность, ничего не давая взамен и не требуя ничего. Они сами ей все приносили.
- Я уже поняла, что вы не любили мою мать, - сухо отозвалась я. – Если по женщина сходят с ума мужчины, значит, она того стоит, - хоть я это и сказала, но в глубине души совсем так не думала. Мне иногда и самой было не ясно, что мужчины находили в той или иной особи женского пола.
- Ты такая же, - отмахнулась от меня как от назойливой мухи хозяйка. – Хоть тебе и не достает ее жизнерадостности. Она привлекала их к себе улыбкой, смехом, легкостью. И при этом оставалась недоступной холодной звездой. И они начинали верить, что тот, кто добьется ее расположения, обретет сокровище, поднимется над миром. А ты просто холодная, рассудительная и правильная, - последнее слово в устах Людмилы Валерьевны прозвучало как ругательство.
- Нет, тут вы ошибаетесь. Вокруг меня мужчины не вьются, - покачала я головой. Мне нужно было вывести ее из себя окончательно, чтобы получить ответы на другие свои вопросы.
- Потому что они тебя бояться, сразу видят, что получат отказ. Хотя Марта мне рассказывала про того мальчика, которым ты вертишь, как хочешь уже столько лет.
- Мы с ним вместе, - вспыхнула я. – это не называется вертеть.
- Тогда почему не женитесь? – ядовито улыбнулась старуха. Я проигнорировала ее.- С тобой будет только такой же как ты, холодный и рассудительный. Иногда жизнь справедлива, и подобные твоей матери напарываются на достойного соперника. И страдают как самые обычные женщины.
- Недаром вы были преподавателем философии, - хмыкнула я, чем смогла все же вызвать вспышку гнева на ее лице.
- Что еще ты хотела у меня узнать?
- Кому Марта продала свою часть акций компании отца? – от меня не скрылось легкое замешательство хозяйки, но она быстро вернула себе вид независимый и чуть надменный.
- Внучка мне не говорила об этом. Как только ей исполнилось 18, Марточка все сама решает. Спроси у нее.
- Она может неверно истолковать мой интерес сейчас, - солгала я. Старуха явно не знала о новом завещании, но в свете последних открытий, мой интерес можно легко объяснить и без этого.
- В чем же твой интерес?
- Он не относиться ни к Марте, ни ко мне. И я не могу рассказать вам о причинах, но поверьте они веские.
- Я ничего не знаю, - старуха поджала губы.
- А найти убийцу дочери вы не хотите? – пошла я в атаку. – Ведь человек, купивший акции, может быть заказчиком. Может быть исполнителем. Вы уже простили их? Не в вашем характере это.
- Я старый человек и не хочу снова переживать этот кошмар! – вскричала хозяйка, а до меня начал доходить истинный смысл ее истерики.
- А столько лет носить этот кошмар в душе вы можете? – выстрел был наобум, но он попал в цель.
- Я пережила. Иногда событию предшествует очень долгая цепь предсобытий. Лучше не будет, зато может быть еще хуже.
- Но это убийство, - тихо произнесла я. Она с удивительной для женщины такого возраста скоростью и грацией, подскочила ко мне и схватила за плечо.
- Не смей копаться в этом! Не твоего ума дело! Проваливай!
Я поднялась. Мне ничего другого не оставалось. Но напоследок я выпустила еще одну стрелу:
- Скажите, ваш муж ушел к такой же женщине? Женщине третьего типа?
Людмила Валерьевна гордо вскинула подбородок:
- Она ему изменяла до самой его смерти! – и захлопнула дверь.
Сидя на автовокзале, в ожидании обратного рейса, я пыталась переварить все, что узнала. Ощущение было такое, будто меня вывалили в грязи. И чем дальше я копалась в прошлом, тем в большей грязи оказывалась. Может быть, Людмила Валерьевна в чем-то и права: несмотря ни на что, я готова была идти дальше. Мне нужны были правда и результат.
Дома меня ждал сюрприз: на ступенях перед дверью сидел Игорь. Я улыбнулась ему, с ним моя жизнь становилась не такой мрачной. Но разговор с бабушкой Марты перевернул многие мои представления о жизни. И Игоря это касалось напрямую.
- Привет, - он чмокнул меня в щеку. Родной, теплый, пахнущий любимым одеколоном. – Я уж не знал, где тебя искать, телефоны не отвечают, в универе не появляешься.
- У меня были дела. Да и ты намного раньше срока вернулся.
- Надоело там. Эта речь их проклятая. Не могу долго слушать, начинаю лезть на стену.
Мы сняли верхнюю одежду и прошли на кухню. За ужином я поведала Игорю некоторые события, которые произошли в его отсутствие. Рассказать все я пока не могла даже ему.
- Игорь, - я перешла к самой трудной части разговора. – Нам нужно поговорить.
Он отложил вилку, посмотрел на опустевшую тарелку и поправил кончик салфетки, который совсем в этом не нуждался:
- Знал, что когда-нибудь это услышу. Говори.
- Игореш, - я мучительно подбирала слова. – Ты знаешь, что я тебя очень люблю. Вы с Сонькой два самых, да что там самых, единственные мои близкие люди. Без вас я б уже повесилась давно.
- Вот только таких слов не надо, - жестом остановил он меня.
- Да я не в том смысле, - я не знала как сказать, а сказать было нужно. – Мне кажется, что между нами за столько лет выработалась дружба, а любовь прошла. Переросла в привычку и братскую любовь, что ли. Мне трудно объяснить тебе, а еще больше не хочется обидеть тебя. Ведь я хочу, чтобы ты и дальше был в моей жизни, всегда в ней был. Но…
- Но не в качестве будущего мужа, - продолжил за меня Игорь.
- Да, - тяжело отозвалась я. – Не знаю, буду ли я вообще когда-либо готова к браку, но обманывать тебя дальше, заставлять верить, что скоро мы поженимся, я не могу. Ты простишь меня? – в глазах стояли слезы, поэтому лицо Игоря я видела смутно.
Он тяжело вздохнул:
- Нечего мне прощать. Твое решение, твои чувства, и я их уважаю. Да, мы с тобой сроднились за эти годы. Мы понимаем друг друга без слов. Мы любим одно и тоже, почти. Но ты права, это действительно больше дружба-любовь, чем любовь.
Я хотела что-то сказать, но он остановил меня:
- Подожди, сегодня я тоже хочу тебе кое-что сказать. Пусть сегодня будет вечер откровений. А завтра мы продолжим жить и никогда больше не вспомним о сказанном сегодня. Просто будем знать, - он помолчал, глядя мне в глаза, а сердце у меня разрывалось от боли. – Я люблю тебя, и буду любить еще долго. И я хотел бы жениться на тебе,- он говорил так спокойно, так нежно, что я готова была разрыдаться навзрыд. – Но я всегда знал, что наступит момент, и ты уйдешь. Правда, я думал, что так будет, когда появиться кто-то третий. Кто-то, кто сможет тебя укротить.
- Третьего нет, - тихо сказала я, сама не зная, так ли уж его нет.
- Я знаю, - спокойно ответил он. – И буду с тобой рядом, всегда помогу тебе. Я никуда не денусь. В конце концов, именно так я с тобой существую уже давно. Но приятно было обманываться, что ты моя.
Игорь встал с места, я тоже встала и порывисто обняла его. Хотелось отмотать все назад, попросить прощения и сказать, что я выйду за него замуж хоть завтра. Но это было бы неправильно, поэтому я только молча обнимала его. Так мы стояли довольно долго.
- Пожалуй, мне пора, - отстраняясь сказал он. Я молча кивнула, смотрела как он надевает ботинки и куртку. Потом он подмигнул мне напоследок и хлопнул дверью.
Я же подошла к кухонному окну и выглянула во двор. Шел снег. Он кружился большими хлопьями и придавал свободному пространству какую-то воздушность, объемность. Внизу я видела силуэт Игоря. Он вышел из подъезда, поднял воротник куртки и быстрыми шагами пошел прочь.