Лето 1942 г. для Красной Армии началось с катастрофы: на огромном участке прорван Юго-западный фронт, немцы вышли к Кавказу и Волге, командование и армии напрягают силы, чтобы остановить трагедию. 28 июля появляется знаменитый приказ № 227, названый «Ни шагу назад!» Но ещё раньше практически все газеты СССР публикуют два стихотворения, ставшие символами этих трагических дней.
Константин Симонов 18 июля 1942 года в «Красной звезде» напечатал стихотворение «Убeй его!»
24 июля 1942 г. та же газета "Красная звезда" опубликовала статью Ильи Эренбурга «Убeй!» и стихотворение «Немец», чтобы было совершенно понятно, о ком идёт речь. Договорились? Или острейшая потребность водила пером?
Это не просто совпадение – это символ того, что ощущают два поэта.
Важно, что оба стихотворения строятся на развёрнутом сюжете. У Симонова стихотворение композиционно основывается на философской триаде: тезис – антитезис – синтез. «Если дорог тебе твой дом… – но в доме немец, он оскорбляет мать, позорит память отца, погубил старенького учителя, мучает любимую женщину – он не имеет права на жизнь, поэтому
Так убeй же хоть одного!
Так убeй же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убeй!
У Ильи Эренбурга соединяются публицистика газетной статьи и лирика стихотворения. Статья действительно страшная и предельно беспощадная, кажется, она полностью разрывает все традиции русской классической литературы: «Если ты убил одного немца, убeй другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убeй немца! - это просит старуха-мать. Убeй немца! - это молит тебя дитя. Убeй немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убeй!»
А дальше будет стихотворение «Немец». И опять – оно демонстративно сюжетно, и сюжет очень неторопливо разворачивается: немец работает. Он убиваeт русских людей. Нет, не врагов, не солдат, просто русских. Вот он замучил девочку, а теперь
И ходит он, дома обходит,
Убьeaт, покурит и уснет,
Жене напишет о погоде,
Гостинцы дочери пошлет.
Он не зверь, не палач – он немец, и этим сказано всё, он просто не должен жить, и хотя
… равнодушные, сухие,
Его глаза еще глядят.
И до утра не спит Россия,
И до утра бойцы не спят,
И жадно вглядываясь в темень,
Они ведут свой счет обид,
И не один уж мeртвый немец
В земле окаменелой спит.
Но это другие немцы больше не будут никого убивaть, а «немец тот – ещё живой!» Поэтому вывод поэта предельно прост: «Не промахнись. Не пропусти. Убeй!»
Да, идёт страшная война, речь о том, будет ли вообще существовать страна и уцелеет ли народ? Но имеет ли право русский поэт, то есть тот, кто несёт в своей душе великие традиции великой русской культуры и литературы, так откровенно вставать на антигуманистические позиции? Призывать к уничтожeнию, к отказу от традиционных нравственных принципов?
В конце концов, мы можем вспомнить финальные строки Бородинской эпопеи в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». Да, это битва за Россию, за Москву, русские защищаются, они правы в своей моральной позиции, они на своей земле и за неё сражаются, но чем Толстой закончит эпизод сражения в романе? Не восторженным описанием героизма, не повествованием о подвигах – как всегда у Толстого, в момент высшего напряжения появится образ неба – высшей, вечной, надчеловеческой силы, и в Бородинском сражении на головы людей (не французов, немцев, русских, а людей!) посыплется дождь – это небо оплакивает своих неразумных детей, которые всё никак не перестанут убивать!
Значит, наши поэты отступили от истины? Разрушили великую гармонию, призывая к беспощадности? Нет!
И появится в романе Толстого образ Андрея Болконского: утончённый аристократ, воплощение поколений русской элиты, он вдруг скажет перед сражением: «Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить». И Толстой не поправит князя, потому что именно это чувство и есть высший гуманизм.
Поэт Михаил Львов вспоминал:
В 1944 году, на Сандомирском плацдарме, за Вислой, говорил мне мой друг-танкист о стихотворении Симонова «Убей его!»: «Я бы присвоил этому стихотворению звание Героя Советского Союза. Оно убило гитлеровцев больше, чем самый прославленный снайпер…»