В общежитие я попал с какой-то вечеринки. Ну, то есть я бы туда попал в любом случае, потому что жил там. Независимо от того была ли вечеринка или нет. Но в этот раз я попал как надо. В огромном как всё советское холле я встретил знакомых, которые пили водку. Пили с иностранцами. Из помещения, где когда-то был буфет, доносились звуки дискотеки. Бесперспективный грохот мелодий и ритмов российской эстрады. Пошлый и бессмысленный, под который впрочем, удобно танцевать. Знакомых интересовали не удобные танцы, а возможность общаться с иностранными подданными.
На диване рядом с Тёмой пристроилась какая-то француженка. Здесь же рядом сидела испанка. Были ещё какие-то люди, но они сливались в неважное пятно. Мне они были неинтересны, потому что водку разливал Тёма. А испанка с француженкой запомнились случайно.
Тёма пробовал с ними общаться на ломаном английском. Когда-то мы с ним вместе учились в одной школе. Учился он плохо, поэтому общение с иностранками шло без должного взаимопонимания. Я учился не лучше, но мне и общаться не хотелось, просто подошёл поздороваться. Обратил внимание, что водку иностранки пили из пластиковых стаканчиков. Пили неестественно и неправильно. Они делали небольшой глоток, корчили страшную гримасу и начинали ворковать на своих птичьих языках. Судя по выражению лица напиток им не нравился.
- Сейчас мы покажем, как пить, а? – С чего Тёма решил, что я собираюсь кому-то что-то показывать, не знаю. Но как-то сам собою в моих руках материализовался стаканчик. Точно такой же мелькнул в руках Тёмы. Мы стукнулись с пластиковым хрустом и выпили.
- Запить есть? – Запить не было. Мне тут же захотелось пойти в магазин и купить газировки. Докинуть в пакет шоколадок и плавленого сыра. Потом всех угостить. Я уже было собрался к выходу, но вспомнил, что у меня нет денег. Собственно и вечеринку в подъезде мы свернули ввиду отсутствия финансирования. Теперь внутри меня плескался портвейн, смешавшийся с водкой. Захотелось курить. Курить у меня тоже не было. Кажется, мы ещё выпили. Потом ещё. Иностранки пошли танцевать, и Тёма увязался за ними. Ничего интересного внешне эти девушки из себя не представляли. Будь они русскими, Тёма на них вообще не обратил бы внимания. Но сам факт ухаживания за иностранными подданными ему видимо был симпатичен. Не думаю, что он хотел танцевать. Скорее ему хотелось другого. Это другое происходит уже после, а иногда и вместо дискотеки на скрипучих общежитских кроватях. Мне же хотелось курить. Поводив глазами, я нащупал знакомый силуэт. Понял, что это Таня из соседнего блока. Я знал, что она не курит, но всё равно поинтересовался, нет ли у неё сигарет.
- Сейчас принесу. – Через минуту она вернулась и протянула сигарету. Видимо из каких-то неведомых мне чувств она сходила и взяла у знакомых. Сигарета была с ментолом. С досадой оторвав фильтр, я вспомнил соответствующую песню о дыме и угаре который качает. Лучше бы мне вспомнилась песня о дыме над водой.
- Ну, где ты потерялся? Пойдём дальше-то, а то я ничего не понимаю, что они лопочут. – Почему-то рядом со мной Тёма чувствовал себя увереннее. Самое странное, что я тоже ничего не понимал в иностранных языках. Как переводчик не годился. Мне отводилась роль мебели, которая просто пьёт водку. Впрочем, водка скоро кончилась. И я снова пошёл искать Таню. Нашёл. Опять спросил сигарету. Через минуту как фокусник она вручила мне очередную порцию никотина.
- Ты видимо всю пачку у меня решил таким образом скурить? – Я повернулся и потерялся. Кажется, даже протрезвел. Передо мной стояла невероятно красивая девушка. На месте Тёмы я бы обратил внимание на неё. Однако Тёма был занят иностранками. Обращать внимание выпало мне – Если что меня зовут Женя. Пойдем, потанцуем стрелок? – Танцевать мы естественно не пошли. Меня больше интересовало это самое если что.
Остаток вечера прошёл на обычных ступеньках в башне общежития. Мимо нас курсировали преподаватели и студенты. Прошла вереница монголов. Потом вниз бегал китаец. Бегал он и вверх, но уже с пакетом, из которого торчала посиневшая от жизни после смерти курица. Мелькнула сначала испанка, а следом и француженка. Они смеялись и пили вино. Тёмы с ними не было. А мы всё так же сидели на ступеньках и о чём-то говорили.
Я рассматривал её ресницы, губы, маленькую незрелую грудь. Ну конечно не саму грудь, а её очертания видневшиеся из-под блузки. Потом мы целовались. От неё почему-то пахло какими-то цветами вместо сигарет. От меня видимо пахло портвейном и водкой. Омерзительно пошло и невыносимо естественно. Никакое если что не случилось в тот вечер.
Женька неподражаемо улыбалась и восхитительно курила. Умудряясь при этом одновременно оставаться вульгарной и красивой девушкой. Это очень редкое качество сочетать в себе развратную манящую улыбку и девственную неприкосновенность. Естественно я неоднократно пытался залезть ей под юбку. Ситуации, в конце концов, располагали. То она сядет ко мне на коленки. То мы останемся наедине за общежитием на лавочке. Но каждый раз я наталкивался на неприступную стену целомудрия. Обнимать – пожалуйста. Целовать – целуй на здоровье. Но изучать в подробностях анатомию это не к ней. Каждый вечер Женя меня дразнила, и каждый вечер мои желания оставались неудовлетворенными. Это была какая-то сложная игра, в которую я ни разу не играл. И соответственно не знал правил.
С наступлением сумерек я с важным видом заявлял пацанам – Ну, пойду к своей. – К какой своей не уточнялось, но именно так было принято говорить. И всем сразу становилось ясно, что вот у парня появилась девушка. Восхитительно. Ещё один потерян для общества. Сомнительного общества любителей играть в карты и пить в подъездах дешёвый портвейн. Хотя почему любителей? Профессионалов.
Примерно тогда же Женя в шутку стала называть меня мужем, а я соответственно величал её женой. Как правило, это делалось на публику. Публика была интересной. По вечерам в фойе общежития, где нас свела судьба, собирались преподаватели выпить пива. Тут же обитала двоюродная сестра Женьки Таня. Она бесконечно висела на телефоне-автомате и кому-то звонила. Звонки были тревожными и вспыльчивыми. Видимо Таня выясняла отношения с помощью запотевшей трубки. Преподаватели вели неспешные светские беседы. Как и подобает людям с высшим образованием, беседы они вели с матом и пошлыми шутками. Где-то недалеко и незримо всегда была вахтерша. Я бы с удовольствием вернулся в то время, когда мне ничего не светило кроме поцелуев и посиделок с пивом, купленным за чужой счёт. Увы, того времени больше не существует.
На Женьке была белоснежная блузка, короткая юбка и тонна косметики. Если я ничего не путаю, то это был первый раз, когда мы куда-то вышли совместно. Куда-то это в центр города. Намечалось бесперспективное выступление артистов вышедших в тираж и салют. Ни мне, ни ей всё это было неинтересно. Мне было неинтересно, потому что своё первое сентября я начал отмечать сразу же после линейки в университете. Женьке было неинтересно из-за меня.
Я огорчил её своим появлением в помятой рубашке и пыльных туфлях. Не хватало только помады на щеке. Помады к счастью не было. Зато были сигареты, початая бутылка водки и невероятный ливень. Этот ливень смыл остатки праздника и опьянения. В общежитие возвращались молча. С удивлением я заметил, как Женька взяла меня под руку. Её тушь растеклась. Причёску растрепал ветер. В левой руке была потухшая сигарета, правой она держалась за меня. Сквозь мокрую и прилипшую блузку проступала незрелая девичья грудь. Ну не сама грудь, а лишь её очертания. Я деловито курил и смотрел на наше отражение в витринах. Отражение походило на обложку какого-то фильма. Почему-то мне казалось, что фильм французский.
- Так, надо бы вам выпить, а то точно заболеете. – Общежитие встретило нас скромным и гостеприимным банкетом на табуретке. Мой будущий преподаватель по уголовному праву пил водку со своим коллегой. Коллега трудился на биофаке. На табурете они разложили мелкопорезанную селедку, огурцы и водку. Мы выпили, ну что б ни заболеть. Сходили покурить. Почему-то Женя перестала держать меня за руку и снова нацепила свою улыбку. В её улыбках существовали разные оттенки. За несколько месяцев знакомства я научился различать, когда к ней лучше не приставать. Именно в тот вечер приставать не следовало. От тёплой водки она стала отстраненной и всё более улыбчивой. Через полчаса незаметно оставила нас. Кажется, в тот вечер я здорово напился.
Неоднократно я звонил Женьке и натыкался на глухую стену игнорирования. Она разговаривала со мной словно чужим голосом. Меня же не покидало ощущение, что мы оказались случайными попутчиками в трамвае. Женя доехала до своей остановки и дальше нам не по пути. Через какое-то время она звонила сама и мы, как ни в чём не бывало, оказывались всё на той же лестнице в общежитии. Иногда мы могли оказаться в парке или на берегу речки. И всегда исключительно вдвоём. Словно прятались от кого-то. То ли от солнца, то ли от случайных свидетелей, то ли от кондуктора в этом самом трамвае, где нам выпало ехать вместе до следующей остановки.
Эти качели с отношениями, которых на самом деле не существовало, продолжались весь первый курс. Я перестал использовать словосочетание «Пойду к своей» в общении с друзьями. Женька почти перестала мне звонить.
Мы не отмечали вместе дни рождения, новый год провели порознь и мне уже начало казаться, что все эти встречи были каким-то досадным сновидением. Это сновидение словно отвлекало от чего-то важного. Например, от вечеринок в подъездах. Ну, где из напитков бывает преимущественно портвейн, а на закуску пачка сухариков. Те ещё вечеринки. Однообразные и скучные как выкипевшее молоко.
Женька свалилась осенью, словно с неба. Вместе с дождями и листвой. Всё такая же вульгарная и красивая. Я как раз только успел отметить свой день рождения, как она свалилась. Без подарка, без поздравлений и без пролога. Да и не требовался нам никакой пролог. С ней в охапку я оказался сначала на одной дискотеке. Потом на другой. Женька отчаянно висла на мне и тащила к барной стойке. Мы пили что-то невкусное. Потом курили сигареты. Кажется снова с ментолом и снова её. Они тоже были невкусными. И той осенью наконец-то случилось это самое, если что, которого я с нетерпением ждал годом раннее. Если что оказалось скучным и тусклым. Мне казалось, что всё должно было быть совсем не так. Женьке, наверное, тоже. Я без удивления выявил, что она не девственница. Она без интереса обратила внимание, что я излишне скромен. Чуть позже я понял, что всё было именно так как быть должно.
На очередной вечеринке мы оказались вместе случайно. В общежитии такое бывает. Поводом кажется, было, приготовление плова. Его готовили люди с востока. Плов там требует внимательности, уважения и интереса. Меня точно больше интересовала водка в морозилке. Водки было подозрительно много, что вызывало уважение. Ещё были салаты и курсирующие туда-сюда студенты. Мелькнула испанка, потом француженка, с которых всё и началось когда-то. Не хватало только Тёмы. Со всем происходящим приходилось быть внимательным. А еще у меня опять кончились сигареты. Видимо я был всё-таки недостаточно внимателен.
Посмотрев на уже пьяного Сашку хохла, я вспомнил, что мои сигареты остались у Женьки. Её в комнате не было. Были какие-то малознакомые люди. Я вышел на лестничную клетку ожидая увидеть свою спутницу там. Её не было. Лишь пролётом выше около мусоропровода кто-то оглушительно целовался. В пустом подъезде общежития звуки резали слух. Судя по всему страсти у целующихся было завались. Я даже успел позавидовать. Высунув голову, я с удивлением увидел Женьку. Меньше всего я ожидал увидеть её. Отметил, что руки ухажёра лежат непозволительно дерзко. Где-то ниже пояса. Вспомнил, что мне таких вольностей не позволяли. Моё появление никто не заметил. За грохотом поцелуев мои шаги были не слышны.
Бесшумно вернувшись в комнату, я осмотрелся. Во рту появился привкус безнадёги. Праздник явно кончился. Сашка пытался спать. Иностранки о чём-то шептались на своём птичьем языке. На столе тоскливо лежали огурцы и недоеденный хлеб. Я прошлепал на кухню. Там было пусто. За чёрным окном без штор медленно проплывал ночной город. Заглянув в морозилку, я обнаружил три заиндевевшие бутылки водки. И зачем её столько накупили? Плюнув в раковину, я тихо ушёл домой. Благо идти-то было недолго.
Очень хорошо помню, как в ту ночь долго не мог заснуть. Я ворочался и разглядывал что-то на потолке. Силился вспомнить, где ошибся. Так и не вспомнил. Мне снилась паутина и зелёный мох, а наутро я обнаружил какую-то пустоту внутри себя. Словно у меня теперь нет сердца. Или как минимум почки. Лежа на диване, я смотрел в потолок, и мне казалось, что я нахожусь в гробу. Словно мертвец, которому надо встать и идти, например в суд. В суд идти мне было не надо. Маршрут был куда прозаичнее – в ларёк. Купив поштучно сигарет, я уселся на лавочке и с удовольствием закурил. Прежде таких вкусных сигарет мне не доводилось курить. Ну, разве что когда у Женьки стрелял в нашу первую встречу. Наверное, в тот вечер надо было с ней всё-таки потанцевать. А то и вспомнить нечего. Хотя хотелось не вспоминать, а скорее забыть.
Вечер обещал быть интересным. Сначала ко мне явился новый ухажёр Женьки. Ну, тот с кем она обнималась и громко целовалась на лестничной клетке. Мы естественно были знакомы. Он извинялся, говорил что-то невзрачное и неубедительное. Я молча выслушал и захлопнул дверь. Следом пришла сама Женька. Она сразу уселась на ступеньки и улыбнулась. Достала сигареты. Я ухмыльнулся в ответ. Говорить нам было не о чем. Оставалось лишь глупо перемигиваться. В полной тишине мы выкурили по сигарете. Опять с этим проклятым ментолом. Кажется, она извинялась. Хотя какое это всё имело значение? Точно не плакала. Уж чего-чего, а слёз не было. Так же как не было больше никаких отношений. Да и были ли они до этого?
Еще, кажется, в тот вечер я сказал ей, что собирался жениться всерьёз. До сих пор вижу эту картину перед глазами. Я в мятой рубашке и замшевых туфлях. Женька в мокрой блузке, с потухшей сигаретой и растрепанной причёской. Под блузкой видна её грудь. Ну конечно не сама грудь, а лишь её очертания. Гнусавая женщина говорит что-то про ответственность, важный шаг в жизни и затем ставит нам штампы в паспорта. Мы собираемся жить недолго и не очень-то счастливо. Я потому что пью водку, она потому что изменяет. А ещё мы постоянно курим сигареты. Видимо с ментолом. Наверное, у нас были бы дети. Красивые и шумные. У таких парочек всегда подозрительно красивые дети. В итоге мы развелись бы, и каждый пошёл бы своим путём.
Ничего этого не случилось, слава богу. Наша подростковая влюблённость так и осталась лежать на той лестнице в общежитии. Может быть, кто-то её подобрал. А может она так и лежит там, по сей день. Высохшая, выцветшая и истлевшая. Рядом с ней, наверное, лежит и наша юность. Тоже побледневшая, теперь уже тусклая, ставшая неважной. И её точно никто не подберёт. Кому нужна чужая потасканная юность, которая уже отцвела?
Наш город маленький. Выходишь в центр и можешь столкнуться с кем угодно. Любое телодвижение приносит неожиданные встречи. Остаётся только улыбаться и задавать дежурные вопросы. Каждая из этих встреч может обернуться вечеринкой в подъезде. Ну, знаете ведь такие вечеринки, где из напитков преимущественно портвейн, а из закуски сухарики?
Странно, но Женьку я не встречал ни разу. Так же как и Тёму. Тёму видимо, потому что он вылетел в окно автомобиля при аварии. Это случилось в один из хороших тёплых летних деньков. Лязг тормозов, звонкий удар и хруст стекла. Умер он мгновенно. Не мучился. На эти похороны я не пошёл. Всё-таки не такие уж и близкие друзья мы были. А Женьку я не встречал по какой-то другой загадочной причине. Лишь однажды мне кто-то говорил, что она передавала привет по радио общежитию и любителю пострелять сигареты. Ещё я слышал, что она вышла замуж. Надеюсь у неё всё хорошо. Ещё я надеюсь, что она бросила курить. А я вот не бросил. И не собираюсь. Пойду, покурю. Хорошо, что мои сигареты без ментола.