ЗИМА-2007–2008. ВРЕМЯ ГРУСТИТЬ
Да. Кому как. В январе на острове родился, всю жизнь на Сахалине прожил, и лыжник, и рыбак зимний… «Откуда у хлопца испанская грусть?» Или вот: дай ему Индию!
Москвичи, мои прошлогодние попутчики по Монголии, зимовали в теплых странах, и все у них было по плану, а мне пришлось вернуться…
Всегда так: зиму грустишь – готовишься, подходит время (месяц остался… неделя… завтра старт!) – начинаешь беспокоиться. Время-воронка втягивает путешественника в тоннель, из многомесячной спокойной жизни, из безопасной квартиры – в палатку! В степь его голую! Сам хотел, судьба такая.
Как-то после Нового, 2008 года, ночью в кровати, думал, что опять надо искать велосипедистов-товарищей, таких, кто не в рабстве у работы и семьи, у денег. На Сахалине таких очень мало, опять надо в Интернете объявления давать, Россию процеживать, опять к незнакомым людям приспосабливаться. Тут по ТВ новость: 2008 год объявляется «Годом России в Индии». На ловца и зверь бежит – подумал, и не сильно обрадовался. Кажется, индийцы на Сахалине тоже нефть качают. Вот и деньги, спонсоры-меценаты есть – вяло, безразлично подумал, уже засыпая. Что деньги? Деньги есть, товарища нет…
ТОВАРИЩ
Но тут наконец созрел для путешествий мой старый знакомый Анатолий Шмаков. Мы познакомились еще в 2002 году, когда я пытался собрать коллектив для тибетской экспедиции. На собрание в клуб СахЖД он приехал на «Ниве». А вскоре я с удивлением увидел из окна своей квартиры, как он бодро подметает наш двор. Оказывается, он вместе с женой Валей работает дворником в нашем 7-м ЖЭУ.
Так и повелось: он с женой на Черное море – я с В. Хмарой форсирую пролив Невельского; он возвращается из Омска от родни – я из веломаршрута до Порт-Артура. Отработает метлой, к вечеру жилет дворника скинет – и ко мне. «Володя, ну расскажи, как было!» – «Да все в газете есть, на сайте висит в Интернете». – «Ну пожалуйста, я тебе водки «мерзавчик» куплю!» Сам он к тому времени уже не пил, не курил, «Ниву» сменил на джип «Эскудо». Ну, под «мерзавчик» увлечешься, расскажешь чо…
В 2008 году Анатолий вышел на пенсию, переехал с женой Валей в однокомнатную квартиру, а двухкомнатную они сдали, деньги есть. Купил велосипед той же марки, что и у меня, чешский «Автор», только покруче, и не вылезал из подвала: готовился, шил самодельный вьюк. Жена с удивлением узнала мужа с новой стороны, в глазах – желанье, фанатизм здоровый… Это меня успокаивало: не отвернет в последний момент. «Мне на Сахалине делать нечего», – заметил Анатолий, когда мы обмывали «праздник последней получки» (он уволился с работы). «Может, мне и там нечего делать… Ну, посмотрим».
Кстати, я заметил, что взрослые люди с устоявшимися уже привычками оседлой жизни сразу вдруг путешественниками не становятся. Обязательно было в юности зерно, откуда все растет. Почему в основном «однодневный турист» (утром ушел, вечером пришел) Валерий Хмара решился на 3-месячное путешествие по России и Европе в 2004 году? Потому что в молодости отец дал подростку азы мастерства, они постранствовали. У Анатолия тоже есть досемейная еще память бродяжничества (Белоруссия, острова Уруп, Итуруп). Опыт этот не забывается, «другая жизнь» таится в человеке, нужен только толчок. Вот и Анатолий, как Илья Муромец, что тридцать лет и три года на печи сидел, последние шесть лет за каликой перехожим Грышуком наблюдал с интересом – и вдруг проснулись в нем силы громадные: созрел, бродяга.
ВИЗЫ, МЕЦЕНАТЫ…
Задолго до предполагаемого старта (1 июля) мы послали паспорта во владивостокскую турфирму «Галеон». На монгольскую и китайскую визы. Потом через ресторан «Бомбей» я вышел на индийскую нефтяную компанию «Onge Videsh». Ее управляющий Раджив Гупта предложил написать письмо-заявку с предполагаемыми тратами. Основная часть оборудования – велосипеды, бивачное и прочее снаряжение – у нас уже была и, деньги на велопробег (примерно по 6 тыс. зеленых на брата) тоже. Подумав, я вписал в графу «недостающие средства» авиабилеты на обратный путь «Дели – Москва – Южно-Сахалинск», коммуникатор с функцией GPS, изготовление лэйблов велопробега и разные мелочи – всего примерно на 4 тыс. долларов. Через месяц осторожные индийцы попросили официальное письмо поддержки от администрации области. Его нам дали в областном комитете международных, внешнеэкономических и межрегиональных связей (за что отдельное спасибо заместителю председателя комитета В. В. Мельникову), и через пару недель 96 тыс. рублей пополнили денежный фонд велопробега.
Впервые у меня так гладко получилось с доставанием денег, хуже было с визами. Беспокоили предстоящие Олимпийские игры, возможное ужесточение китайской визовой политики. Малопонятные успокаивающие письма от «Галеона» накаляли обстановку, и вдруг – восстание в Тибете! Сидя на вахте, от этой ужасной новости из телевизора я подпрыгнул до потолка: ведь нам через него ехать! Тибет закрыт для иностранцев, через две недели вроде открыт опять… Я напряженно обдумывал запасной вариант в обход Китая (через Вьетнам), Толя спокойно «подметал калымы» («мне все равно куда, лишь бы ехать»), а я бесился. Визы – и монгольскую, и китайскую – нам сделали, но добавлю, что посланные загодя, за три месяца, паспорта вернулись на Сахалин меньше чем за сутки до старта!
СТАРТ
1 июля, полдень, площадь Славы. Удобное место для старта, уже третий раз отсюда начинаю, один поворот налево – и наши велосипеды на генеральном направлении: на запад, спуск по Компроспекту. За Владимировкой, выехав из малоприятной сутолоки городского движения, говорю Анатолию, что новая сутолока большого города будет теперь только в столице Монголии, не раньше.
Позади тревоги и месяцы ожидания, поэтому с каждым километром у нас улучшается настроение. Визы, деньги, здоровье – все у нас есть, как перелетные птицы, все везем с собой, а больше нам ничего и не нужно.
Едем, едем… Друг-велосипед дарит приятную мышечную радость. Здоровье. В оседлой городской жизни я слежу за ним, точнее – стараюсь следить, и, признаться, это плохо получается. А вот в путешествии оно само, а не я следит за моим здоровьем, и получается гораздо лучше. Как месяц-другой прокачаешь легкие, дашь долгую равномерную нагрузку на сердце – потом всю зиму можно разлагаться-сибаритствовать. Средний возраст ухода из жизни мужчины-сахалинца – 56 лет, кажется. Кабы не велосипед – и я уже бы в ящике лежал или был инвалидом. «Кто не имеет характера, тот должен всецело предаться системе». Моя система – путешествия.
Проехали 83 километра, купаясь в теплой Лютоге, заночевали под Холмским перевалом, в том же месте, где я в прошлом году одиноко грустил-ночевал, у разрушенной дачи. А сейчас – не грустно. Ведь нас двое!
ПАРОМ, ПОЕЗД ДО ЧИТЫ
В Чите загрузили велики на крышу «Газели», в районе поселка Дарасун сделали стратегический поворот на юг. Дальше будут, конечно, еще самые разные галсы, но именно этот неприметный, деревянно-избяной поселочек я буду вспоминать, двигаясь долгие месяцы… на юг, до океана…
«Газель» отвернула в сторону одной из деревень, мы выгружаемся и едем своим ходом по асфальту, граница уже недалеко. Сворачиваем к реке Онон и ночуем. Ближе к обеду степью выезжаем в поселок Верхний Ульхун. Это ряд изб вдоль широкой дороги, и как живая декорация к этому пустому Бродвею – впереди метров за триста трое пьяных идут спиной к нам, крайний машет большим пластиком пива. Меня пропускают, не успевая среагировать, зато Толе в спину что-то грозно кричат. Пока в магазине закупал продукты, к Толе на крылечко подсела пьяная девушка. У отца язва желудка, мать умирает от цирроза печени. Запаковали продукты во вьюки, поехали. Троих с пивом уже не было, посередине пыльной дороги, на жаре под солнцем лежала пьяная девушка. Пыль белым мрамором обессмертила ее лицо. Навстречу «УАЗ», трое в майках цвета хаки.
– Как сюда попали?
– Да степью, вдоль реки.
– Здесь пограничная зона. Документы есть?
– Да, и визы тоже.
Проверили паспорта, посоветовали: «Поаккуратней здесь, народ казачий, дикий».
Выезжаем на асфальт, по мосту пересекаем Онон. Дело к вечеру, границу пересекать смысла нет. А ночевать в палатке под боком у деревни «дикой» – тоже неохота. Сразу за мостом слева большой забор, двор. Что-то вроде гаража-мастерской. Въезжаем в ворота, сторож Федор лет сорока, двое его молчаливых сыновей, еще двое местных лесных пожарных. Приятные люди, напоили чаем. «Это на ФСБ вы в деревне попали, контрабандистов ловят. Тут погранцы разные. Застава – сама по себе, наряды ходят, разведка внешняя, внутренняя. С одним поговоришь, он тебе: «Другим не говори, что я тебе сказал». Вот и пьешь с ними водку, давишься: сказать? Не сказать?» О монголах: «С горбачевского сухого закона и пошло, одеколон наши пить научили и воровать. До сухого обычаев у них не было, воровать-то».
Пошел купаться на Онон, Федор приходит: «А я тебя ищу. Пойдем, косули жареной поедим». Мы выставили на стол бутылку водки, яблоки. Мясо оказалось жестковатым, вкусом обычное. Федор предложил переночевать во дворе в вагончике, с радостью согласились. Он вытащил из вагончика все лишнее, из-под матраса выдернул обрез 9-миллиметровой берданы (на снимке), на стволе стертая надпись «...императорский тульский…», а затвор уже неродной, в иероглифах.
Вечером на мотоцикле он уехал на солонцы, на охоту. С одним из сыновей, второй остался: «Не люблю сидеть, оводы, комары, шевелиться нельзя. Загоном веселей».
Залезли в спальники, закрыли дверцу вагончика, и тоже словно поохотились: столб из комаров завизжал – и тут же осыпался на пол от трехсекундного соединения пламени зажигалки и антикомариной таблетки.
Утром на столе угощенье: сырая печень гурана. Есть не стали, побоялись.
Увязали вьюки, прощаемся: «Ну, спасибо, Федор, за уют, наговорился я с тобой напоследок вдоволь по-русски, перед нерусями». Смеется. Поехали к заставе, недалеко.
Там уже очередь из трех машин, монголы. Сказали, что нам повезло, завтра монголы закрывают границу на три дня, праздник по всей Монголии, Наадам называется. Поменяли нам 4600 рублей на тугрики, курс 1:43 (в Улан-Баторе курс получше – 1:49).
Застава уютная, погранцы доброжелательные. «А кроме нас проезжал здесь кто-нибудь в этом году на велосипедах?» – «Нет, и в прошлом никого не было, сколько работаю здесь – ни разу. Двое немцев хотели проехать на мотоциклах, не пропустили, здесь только монголам и русским можно. А в этом году девушка одна была, вот смелая! На мотоцикле проехала, из Питера».
Попрощались, едем – где ж застава монголов? А, вот их сарайчики… Вещи досматривать (как наши) не стали, зато претензии к велосипедам: где техпаспорта?! Да вы что, люди монгольские! Вело – не машина, вело – это как ваша лошадь, не нужен ему техпаспорт! А права на вождение велосипеда есть? Показывайте права!
Тут я совсем опупел, права! Возразить нечего. Смотрю на монгола, он на меня, я в небо посмотрю, потом на него – а он: думает. Махнул рукой: а! езжайте!
9 ИЮЛЯ
День пересечения границы и начало велопробега. Время к обеду, а лес как порох. Учитывая, что даже соседям монголов, читинским пожарным, платят 3100 рублей в месяц, мы разожгли костер прямо на дороге у лужи, на мокром песке.
В тот день проехали мы 48 км и заночевали у юрты небедной: солнечная батарея, антенна спутниковая. Через час закапало… перестало… Монголам жестами: гроза будет? Дождь? Те: нет, не будет. Но как только стемнело – ке-ек дунуло! Гром! Дождяра! Ветер взял непроверенную палатку в оборот, пластиковые дуги складывались всмятку. В плаще и в панике, с мокрым задом бегал вокруг палатки, подпирал великами. Толя внутри, как всегда, шил вьюк и весело не терял присутствия духа. Через час-полтора дуновей монгольский отвалил, пожалел на первый раз… Подумали, решили пришить к тенту еще восемь стяжек, поможет ли? Монголка принесла, просунула в тамбур кастрюлю со щами, четыре хлебца на пару (типа пянсе без мяса), от денег отмахнулась. Поели, уснули.
10 ИЮЛЯ
Доехали до поселка Бсян-Цул, сняли гостиницу (140 рублей за двоих) и были единственными иностранцами на празднике Нодаам. Зрители приехали, кто побогаче – на японских автомобилях и мотоциклах, кто победнее – на лошадях и пешком. Откровенно пьяных нет, многие мужчины в средней степени доброжелательного подпития. Старики, хоть и с палочками, а – орлы! Их праздник. Набили нам карманы сыром сушеным, печеньем, многие пожилые по-русски говорят, потом студентка из Улан-Батора подошла, по-русско-английски с нами. Толя кумысом угостился и начал всем увлеченно рассказывать, какого размера на Сахалине медведи. Как бы он здесь не запил... «Вон, как та японка! Больше ваших лошадей!» Нарисовал на песке лапу размером с колесо и когти. «Ой! Такие большие!» – смеется студентка.
Вот и борцы-красавцы на газон вышли, как лебеди, плавно ритуал исполнили, очень сексуально. Боролись сразу по две пары, быстро. Худой толстого чисто на лопатки, в другой паре – пальцем в глаз, дисквалификация. Двое как два оленя возятся, судья-старик по заду – хлоп! Борись! Сразу поживее, и схватке конец.
Зрители скачут туда-сюда… Не налюбуюсь на монголов верхом, лошадь скачет, а тело ровно, это он почти всегда на ногах стоит. Вид, естественно, гордый, и вопль, и коня храп, раскосый глаз, рубаха по ветру.
На следующее утро закупали продукты, куксу по-походному: ломаешь в пакете, дырки, воздух выпускаешь, так она места меньше занимает. Набрали воды в пластик, по рассказам, впереди 200 км безводной степи, вода есть, но солоноватая. Ну и юрты есть, если что – будем попрошайничать.
Стартовали ближе к обеду, к вечеру я разогнался, Толя не поспевает. Это конфеты. Не хочет их есть, а я через каждые полчаса по конфетке, на сахаре и обогнал. А вообще, дворник сильнее охранника, он регулярно обходит меня на подъемах, приговаривая: «Спасибо родному 7-му ЖЭКу, не давал расслабиться». Тут у него прокол заднего. Я до этого тоже скрепку извлек из протектора. «Ну вот, ты пишущий – тебе скрепка, а я бывший алкоголик – мне стекло от бутылки», – разглядывает на ладони тоненький осколок.
Дождь, грустно стало. Дождь прошел – опять весело. Настроение как качели, вверх-вниз… За семь часов с перекурами 72 км отмотали по грунтовке, въехали в поселок. Решили опять в гостиницу, чуть дороже, 150 рублей. Зато и телевизор, фотоаппарат и телефоны зарядить можно. И еда, картошка с мясом, – в номер. Хозяйка что-то грустная, рядом сын, бабушка ее. Недорого за все просят, надо бы завтра 1 тыс. тугров в благодарность (всего-то 20 рублей, прости, Господи, эту мою якобы щедрость). Водку купил к ужину, 64 рубля 0,5 литра. Налил себе, Толя: «Нук, дай понюхаю… обычная, нормальная», – вердикт опытного человека.
По телевизору сразу понятно, что в прошлом году я был в «демократической» Монголии, а нынче въедем в красный Улан-Батор: везде по телеку Сухебатор, герой, погиб в 1923 году. Ну и ладно, коммунист, турист… поладим.
12 ИЮЛЯ
Выехали из гостиницы в 10 часов. Дорога хорошая, ветерок прохладный, птички поют. У Анатолия продолжается что-то вроде эйфории, да и у меня тоже. В «Жизни по Морзе» есть главка «О счастье». Сейчас оно есть у обоих, причем сразу от Южного, а не как тогда у меня – от Байкала. Причина: нас двое, а тогда я был один. И у Анатолия счастья больше, чем у меня: новичок. Посмотрел на мой маленький вьюк, интересно сказал: «Сколько человеку нужно для счастья? Не прав Бендер, прав Балаганов, чью цифру многие читатели считают признаком его ограниченности. Мало надо для счастья».
Юрта. Непонятно что намазываем на хлеб, но нам очень нравится «вот это желтое в тарелке». По цвету масло, а вкус скорее творожный. Я давно заметил, что в каждой юрте у хозяйки что-то свое, особенное.
Слева штук двадцать… орлов! Близко не подпустили, падаль там, что ли?
Косячим помаленьку. Уже в первый день на мосту через Лютогу Толя забыл шлем, я подобрал. Сейчас каким-то чудом из штатного левого кармана выпала карта. Две экспедиции не выпадала! Толя пожалел мою больную коленку, вернулся. Карта валялась в кювете. Пока он ездил, я в расстроенных чувствах плавал брассом по чрезвычайно мелкому степному озеру, проводил унылую борозду в мягком илистом дне.13 июля
Выехали в 10.40. Среди подношений – друза горного хрусталя. Что-то монголы здесь совсем от денег отказываются. Ну, молока четыре литра… так ведь и мясо сушеное бесплатно. Видно, места такие, иностранцев нет, медвежий угол.
Едем дорогой вдоль столбов, Толя по неопытности считает ее основной, боится потеряться и в итоге буксует по песку. Действительно, дорога ухожена дренажными канавами. Но монголы по ней не ездят.
Я разделяю дороги Монголии на «столбовые», официальные, и народные, основные. По ним идет основной транспорт. Одна из причин: песок. Ни машина, ни мотоциклист не хотят ехать по песку. Народная дорога скрепляет песок корнями трав. Как только трава гибнет от протекторов – водители делают новую колею. От этого многие долины все в шрамах заброшенных дорог, раз насчитал до 30 параллельных.
Все еду, приглядываюсь, стараюсь отличить природное от искусственного. Эти камни здесь не просто так. Один большой курган и примерно семь меленьких вокруг.
ПУТЕШЕСТВИЕ СНИКЕРСА
Еще на Сахалине Анатолий взял в дорогу парочку Сникерсов. Одного сразу съели, другой затерялся в дебрях объемного Толиного вьюка. Рюкзак регулярно пополнялся едой дальневосточной, читинской, монгольской, все съедалось, уничтожалось, а Сникерс успешно партизанил. Когда мы были сыты, мог обнаружить себя – каждый раз от жары в новом обличье: как измятая елочная игрушка или хитро закрученный бублик. Голодным не попался ни разу. Хитрый Сникерс! Он умел маскироваться!
Как-то поутру, собирая вещи, Анатолий обнаружил лежащую в траве большую гусеницу. Она маскировалась возле такой же длинной какашки неведомого степного животного. Сквозь позолоту обертки вылезли и застыли капли шоколада.
– Я не Сникерс, я Ужасный Трепанг! – но был разоблачен и немедленно съеден.
МОНГОЛЬСКИЕ КАЧЕЛИ
Самостоятельное путешествие – это качели, обстоятельства раскачивают настроение. Вверх, вниз… Вот въехали в Мурен, магазин не нашли, зато камеру колючкой проколол, на жаре с великом пришлось копаться… настроение неважное. Вдруг подарок, да какой: асфальт! Черный, новый, еще не убитый машинами, он будет до Улан-Батора. Справа речка заманчиво в траве изумрудной вьется, пошли искупаться… мошка! Облепила голые ноги, плечи. Километров пять по шоссе удирали, отмахиваясь на ходу спортивными штанами, полотенцем. Зато и день закончился на «поднятых качелях»: ночевать красиво, в горах на перевале, у живописной груды камней палатки нашей синий тент.
Следующий день был жарким из жарких. Тень… ее надо поискать в степи. Скотина находила ее под мостами. Ну, мы не церемонились, выгоняли всех: коней, овец – и сами располагались там на сиесту. «Мост закрыт! Санитарный день!» – по дворницкой привычке строго говорил Анатолий. Только раз не удалось договориться, но это были осы.
Тут погода сменилась, резко. Туча справа висела, висела – швырнула в нас градом. По каске лупит – весело, по коленкам голым – больно, пришлось остановиться. Дело к вечеру, ночевать надо, а ветер!.. Палатку нашу ставить – ее сломает сразу. Спрятались от ветра за домиком (он на замке), у двери от ветра палатку хотим ставить. Но через 10 минут там уже потоки воды, силен дождь. Вертикально в землю молнии лупят. А вот и град снова, скалы вмиг побелели – и тут мы замерзли и впервые струхнули от погоды такой, на ночь глядя.
Толя выдавил фанерное окно, внутри тесно, главное – крыша течет. Вылезли, поехали куда глаза глядят. Стихать стало, поставили палатку, юрты недалеко.
Тут опять качели вниз, резко. Упал с лошади!
Толя уже засыпал, я вышел по нужде, тут двое конных. Сказал, что завтра поедем к их юрте покупать молоко, да молодой неверно понял, за молоком поскакал. Пришлось ждать, старший предложил прокатиться. Зачем? Что меня заставило? Уж хорош был вечерок, хотелось приятно его и закончить. Залез на лошадь, засунул ступни в железо, но еще не дремлющий разум подсказал: вынь, мало ли что… Лошадь понесла. Надо как можно быстрей катапультироваться, пока мала скорость, перекинул левую ногу через ее шею и – принимай, мать-степь земля! – упал плашмя на печень. За уже немалую жизнь получал и по печени, ну, кулаком… Но степью по печени – полный нокаут. Секунд 10 корчился бездыханно, монгол подбежал, под мышки схватил, поставил, встряхнул – и сразу боль ушла. «Ну, доктор, опыт есть…» – вяло удивился, поблагодарил – и спать.
Дешево отделался. Не раз у юрт инвалидные коляски видел, однажды молодого в ней, нога торчит в гипсе, как пушки ствол. «Что случилось?» – «Да вон!..» – весело на табун махнул.
Такое оно, самостоятельное путешествие. Турагента нет, обижаться не на кого, а качели качаются…
ДНЕВКА
Жара и жара целыми днями. По асфальту, весело, с ветерком скатились – и еще подарок: река, Керулен. (Название красивое, да?) Турбаза, сутки там 20 тыс. тугров, не для нас. Поставили у реки палатку и отдыхали у реки полтора суток. Монголы на машинах подъезжают, плавать никто не может, плещутся как дети. Толя смотрел, прикидывал – и переплыл Керулен наискось, иначе нельзя: быстрый очень. Я подвиг сей повторить не решился, уходил вверх по реке метров на 50, бросался в воду, и река мигом доставляла меня до палатки.
Днем опять ветер на палатку бедную накинулся. Сел спиной к наветренной стороне, держу дугу палатки рукой, затылком подпираю. Толя во вратарской позе, готов броситься к любой из трех дуг. Потом приспособились: лежа. Руками одну дугу держишь, ногами другую контролируешь, очень удобно.
Познакомились с поваром с турбазы, Дархан зовут. По-русски бегло, в Иркутске учился. А искусству поварскому – у китайца. Платил деньги за обучение, каждый вечер бутылку водки ставил, за три месяца только два рецепта блюд он ему открыл. «Сейчас я знаю уже 30 рецептов, сам научился». Придешь к нему поболтать, обязательно пивом ли, кофе угостит, утром уезжали – завтраком накормил. «Русские хорошие люди, китайцев не люблю. Ненавижу».
19 июля, через 10 дней после пересечения границы, мы взгромоздились на последний перевал перед столицей. То ли потому, что он оказался самым высоким (1743 м), от жары… ноги еще крутили педали, а вот мозги уже не работали. «Мы пойдем в лес палатку ставить (это мы хозяину харчевни), да вот газ кончился: можно у вас воды вскипятить?» Монголия не Европа, тут, как в России, привычная цепочка: лес – дрова – костер. А нас – замкнуло: газа нет, видите ли…
Ночь на перевале. Красиво. Да, но вот ни разу за эти 10 суток не увидел то, чем восхищался в Монголии в прошлом году почти каждую ночь: «звездную юрту» и «лук Чингизовых воинов» (Млечный путь). Говорят, год выдался влажным, небо не такое прозрачное, звезды обычные, сахалинские.
МОНГОЛЬСКИЕ СОБАКИ
Утром собака громко взлаяла прямо у входа в палатку. Полез ругаться, но увидел виляющий хвост добродушно настроенного пса. Он дал себя погладить. «Ну, охраняй», – и полез в спальник досыпать.
А сначала, от границы, мы толком не знали, как поведут себя эти отарные псы. Задолго до юрты, за километр, они с громким лаем бежали навстречу. Толя готовил газ, я прикидывал, с какой стороны спрыгнуть, чтобы отмахнуться великом. Но все заканчивалось виляющими хвостами. Во многих псах было что-то от гончих – ну, так и бегали ж они! Раз мы увидели вертикальную гонку по склону крутейшего каменного холма, два пса гнали третьего, без лая. Мы и забыли о них, минут через 20 они вылетели навстречу нам из долины, с той же скоростью. Рыжий беглец шел с явным отрывом, а мы еще и шуганули преследователей.
Как-то вечером на ночевке прибежала свора, облаяла, а самый худой рыжий так и остался с нами, не за угощение (у нас не было ничего собачьего) – так, за компанию. Толя обнюхал его короткую шерсть, «смотри-ка, псиной совсем не воняет» – и вспомнил африканское племя туарегов, которые пожизненно не моются, но вполне чисты. Это песок, песчинки набиваются в одежду, в тело, очищают его. «И блох нет», – чуть позже заметил Толя, приглядываясь к Рыжему. Ночью он ходил вокруг палатки, иногда лаял. «Давай, давай! – ободряли мы его из спальников. – Охраняй наши вело».
Как-то пообедали в «цайны газаре» и прилегли тут же в тенечке, у хилой клумбы, испепеленной солнцем. Я расслабился, Толя подал мне и печенья, и воды умыться-попить… «Эх, кто б еще ноги мне помыл», – вслух помечтал я. «Хотел бы я видеть лицо этого человека», – пробурчал недовольный Анатолий (принял замечание на свой счет). Но не прошло и 10 минут, с обрывком веревки на шее подошел очередной Рыжий и начал облизывать мне пятки. Чудесно исполненное желание очень развеселило Анатолия, я начал гладить пса в благодарность – он неожиданно прилег грудью на мою грудь: «Наши сердца бьются вместе, послушай». Толя покатился со смеху: «Он хочет от тебя чего-то большего, нежели ласк!» Остался только один сушеный банан, есть его пес не стал.
А та последняя ночевка… Утром мы увидели у входа крепко спавшего пса – того, что лаял спозаранку. Он не реагировал на поглаживания, разве один глаз открыл-закрыл. Типа: «Я тут бегал, смотрю – у вашей юрты собаки нет. Непорядок! Должна быть собака! Вот я и залаял, и ты меня погладил, значит, я нужен, ну и дело с концом, теперь можно спать». Это был среднего роста черный пес, опять же с рыжими подпалинами и рыжими бровями. Не гончак, мощная шея бойцовой собаки, тяжелая морда, клыки будь здоров… Шерсть отливала на солнце хорошим собачьим здоровьем.
Где-то с час мы пили чай, собирались – он спал. Я положил к ноздрям хребет от корюшки (вчера с пивом лакомился) – он только носом пошевелил. «Ну, нервы! – восхищался Анатолий. – Ведь к чужим пришел – и такое непробиваемое спокойствие». Уезжаем. Я отгибаю губу, под ней сахарной белизны клыки... кладу на них хребет корюшки, закрываю губой, фотографирую – лежит как мертвый, как пьяный с «хребтом-папироской». Только головами покачали и ничего не сказали и поехали вниз, к асфальту.
ПАДЕНИЕ АНАТОЛИЯ. ИЗ РАЯ В АД
Сейчас, на 20-й день, он как огурчик, веселый, вьюк подшивает. А тогда, 20 июля, он попросил меня молчать и в SMS, и по электронной почте, чтобы не волновать жену Валю.
Как я уже писал, Анатолий полностью вспомнил бродяжьи привычки молодости, дух самостоятельного путешествия охватил его еще на старте в Южном, и весь монгольский перегон его не покидало приподнятое настроение. Ренессанс такой поздний, в 56 лет.
На подъемах он меня обгонял, вот и Керулен переплыл, я не решился, и тут черт дернул его побить мой скромный рекорд спуска, 59 км/час. Обычно осторожный, он понесся вниз, с перевала, с последнего… Ехал я сзади, но самого паденья не видел, увидел только, как он поднимает велик с асфальта. Первая мысль: «Упал! На такой скорости!» Вторая: «Он самостоятельно отводит велик к обочине. Может, все нормально?» Подъезжаю к нему, надеюсь… но чуда нет: кровь изо рта понуро опущенной головы, правый глаз, живой, голубого цвета, смотрит из лохмотьев кожи. И в разных местах тела ободранное красное мясо (ехал он по пояс голый). Часы, убитые всмятку, показывали время падения: 10.43, на дороге валялись куски зеркала, козырек от шлема и велокомпьютер, скорость падения зафиксировалась на «max 62,5 км/час».
– Переломы есть?
– Да вроде нет.
Мухи облепили раны.
– Давай отмою тебя от крови с грязью, пока раны не засохли.
Он глотает две таблетки анальгина и одну успокаивающую.
Обрезаю ножницами кожу под глазом, перевязываю глубокую рану на левой кисти, в тупо соображающую голову входит мысль: мы попали. Начинается другая жизнь.
– Можешь вело вести? Надо спуститься ниже по шоссе, стопить машину.
Он ведет велик, потом садится, едет.
– Тормози, здесь.
– Поехали, поехали, все нормально…
Всматриваюсь в его глаза: он еще не понял, он еще в той жизни, которой уже нет.
Остановился джип, не взял, полупустой микроавтобус проезжает мимо… через 100 метров останавливается, разворачивается, подъезжает… Загружаем вело в грузовой салон.
Вот и Улан-Батор, водитель ищет клинику, доктор говорит по-русски:
– Какой суммой вы располагаете?
Толя:
– Минимум. Только обработайте раны, и я поеду.
Доктор:
– 25 тысяч.
Толя:
– Сколько?
Я:
– Чего 25 тысяч?
Доктор:
– 25 тысяч тугров, или $20.
Я:
– Хорошо, согласны.
Положили на операционный, зашили губу и левую кисть, обработали ободранную кожу.
Доктор:
– Тебе домой надо.
Толя:
– Домой не поеду.
ДОБРАЯ ФЕЯ
Через полчаса Анатолий вышел весь в бинтах.
– Хороший доктор.
– Да, и недорого.
– Недорого. Гроши. Хоронить дороже б было.
– Что?
– Володя, ты на шлем посмотри. Он в хлам в районе виска.
Помолчал.
– Зарок даю: 30 км/час, не больше.
Поехали потихоньку, по тротуарам, через час поселились в гест-хаузе, в котором я жил в прошлом году, у буддистского монастыря Гондантенчен-линк, в юрте с тремя молодыми француженками.
Тут у него начались самые тяжелые дни, по ночам простыня к ранам прилипала.
– Я не кричал ночью?
– Нет, не слышал.
– Кричал про себя, значит, беззвучно.
К физическим страданиям примешивалась мука другого рода, мысль: зачем поехал так быстро? Ведь весь путь тормозил на спусках, мало того, еще на Сахалине (и мне в Монголии) говорил: «Куда гнать? Зачем?» Мысль, что он пошел против себя, что он совершил не просто ошибку, а глупость, не давала покоя.
Монгольский доктор выписал синтомициновую мазь, он обмазал все раны, я помогал (и француженка Эмели) там, где не доставала рука: на спине и боку – и сразу все загноилось. Опасно желтел гнойный пятак под правым глазом. В туалет брел и обратно в постель ложился немощный пожилой человек: от молодца-велосипедиста мало осталось. Духа он не терял, но…
– Толя, что думаю… давай-ка я в посольство поеду, – сказал я к вечеру второго дня.
– Поезжай. На фиг мы им нужны.
Помолчал.
– Все о лошадях думаю. Сколько их трупов видели по дороге?
– Видели, парочку.
– Хорошая песня… про кочегара, помнишь: «...товарищ, я вахту не в силах стоять, – сказал кочегар кочегару…»
– Хорошая. Поехал я, на вело поеду.
– Давай. А я на плеере Высоцкого послушаю, он мне силы дает.
В кабинете сотрудника посольства осторожно осведомился, знают ли они о нашем велопробеге.
– Точно не помню, но какая-то бумага о вас была.
«Ну, спасибо Носову (представителю МИД на Сахалине)», – подумал, и сразу про Анатолия. Через 10 минут подошла женщина-доктор:
– Чем лечитесь?
– Бинтуем, мазь синтомициновая…
– О, нет! Не надо мазь, я дам другое. Антибиотики принимаете? Сейчас жара, инфекция быстро расходится. Вот вам пока разовая доза… Впрочем, давайте-ка я закажу служебную машину, поедем в вашу юрту.
«Ого! Трудно поверить, но пока все по-человечески». Дело к вечеру, с машиной заминка. Договорились, что завтра сами в посольство приедем, на такси.
Эта докторша, Елена Борисовна, стала для него доброй феей. Для нее он был не просто больной, а больной соотечественник, это чувствовалось. Вместо негодной мази дала ампулы сернокислой магнезии, которая быстро подсушила, окорковала раны. Уже на пятый день в гесте я сфотографировал его в полный рост; весь в бинтах, он глядел орлом. Все эти критические четверо суток вел себя мужественно, кряхтел и стонал, но не ныл. Уж не знаю, случись такое со мной – затребовал бы госпиталь. А он сам себя вылечил, я только еду готовил да за бинтами бегал. Гораздо важнее было просто мое присутствие рядом. На чужбине не один! Это дает силы. Дней через десять, еще с шиной на кисти, снова вернулось веселое желание путешествовать – да оно и не пропадало. «Упал? Отжался!» – это про него.
В УЛАН-БАТОРЕ
Толя начал ходить, и сразу пошли в иммиграционную службу продлевать визу. Просунули в окошко паспорта с анкетами: «Хотим продлить визу на 17 дней». Вопрос: «Зачем?» Я уже знал, что в этом году увеличен штраф за превышение пребывания: 250 тыс. тугриков. И вопросов в прошлом году не задавали, продляли визу, и все… Среагировал мгновенно: «Он болен, я за ним ухаживаю!» Сотрудница внимательно посмотрела на ободранный фэйс Анатолия, он был красноречивее всех моих слов. Заплатили по 35 долларов США и 5 тыс. тугров и через трое суток получили по штампу в паспорте. Кстати, об уровне коррупции в стране свидетельствуют факты, когда иностранцев пытаются обмануть даже в офисах фешенебельных банков. Я подошел платить за визу в одно окошко, Толя (та же сумма) – в другое. Кассиры конвертировали доллары, и я должен заплатить 45 тыс. 250 тугров (правильно), Анатолий – 52 тыс. (неправильно). Поймана на обмане, говорю ей: «Воровать нехорошо! Нельзя воровать», а она только криво улыбается… При очередном обмене 100 зелененьких в другом банке пытались обмануть Анатолия, но не на того нарвались. Толя по-крестьянски удобно расположился у окошка, начал выкладывать деньги в ряд, считать. «Смотрю – у кассирши глазки забегали. Так и есть, 5 тысяч тугров не хватает…»
Билет на «русский поезд» от Батора до Пекина стоит… четверть миллиона! Купили плацкарт на монгольский (18 тыс. 900 тугров), до границы с Китаем, дальше будем добираться автобусами. Можно и на вело до Пекина, но… продлять китайскую визу, испытывать судьбу в дебрях китайской бюрократии – не будем!
Вокзал в Улан-Баторе
Тут у Вали, жены Толиной, юбилей. Вместе скоро 20 лет, Толя домой пока не хочет, а по жене скучает. И на работе вместе, и дома, и в отпусках. Не надоедает, редкий брак. Она у него как оружие последнего поколения, кнопку нажал и забыл: ракета цель найдет. «Я ей только деньги отдаю – остальное она делает. Как за каменной стеной».
Думал, думал (в Дальнем стол праздничный накрыли, про меня вспоминают), отбил SMS-ку, по-монгольски: «Миний Хайрт, Туулай! Торсон одрайн мэнд хургээ. Хайртай бас унсон чиний монгол козлик», ниже перевод: «Мой дорогой зайчик! Поздравляю тебя с днем рождения. Твой монгольский козлик».
Уже 20 дней живем в дешевом месте (5 долларов в сутки, бесплатные душ, завтрак, Интернет), мы самые долгожители, никто дольше чем на двое-трое суток здесь не задерживается. Больше всего почему-то французов, приходят-уходят израильтяне, итальянцы, испанцы, поляки, англичане… русских ни одного! Может, соотечественники предпочитают более дорогие отели? Велосипедисты, на джипах, а больше всего просто с рюкзаками. Народ деликатный, пьяных нет, только раз поляки надрались, байкеры. «Я убил 18 мотоциклов! Русский, беги водка!» – «Ага, сам беги…» Сейчас в нашей юрте молодая пара австралийцев.
ГРАНИЦА
Монгольских погранцов прошли быстро. На китайской стороне всех монголов и китайцев отпустили. Остались «настоящие» иностранцы: мы, две француженки знакомые (жили вместе в гесте) и парочка поляков. Забрали паспорта, ничего не объясняют. Стоим, и все.
Китаец начал у Анатолия потрошить рюкзак. Вот! Нашел! Лекарства от горной болезни (забыли выбросить), еще разные подозрительные бутыльки.
Поляков тоже проверили – и отпустили. Нас отвели в отдельную комнату с несчастными французскими девками. Я уже знаю, что у них транзитные визы, по ним самолетом лететь надо, они рискнули поездом.
Часа два держали, потом пропустили, вернув все Толины лекарства. Возможно, это был первый случай проникновения спирта «Трояр» на суверенную территорию китайской республики.
До Пекина ехали уже в спальном автобусе, 240 юаней с человека. В течение этого автобусного вечера и ночи четыре раза заходили полицейские, расталкивали спящих, забирали и уносили куда-то паспорта.
«В Синдзяне ментов мочат», – улыбается сосед по койке. Макс – коммерс, один из двух братанов-монголов. Едут смотреть Олимпиаду.
– За последние три дня три теракта, 20, 17 и 5 полицейских убили.
Рассказал столичные новости. В Пекине тотальный, олимпийский, можно сказать, шмон. Несколько миллионов китайцев выслали, даже русским оптовикам визы выездные не выдали. Возле каждого дома – полицейские. Следят, чтобы посторонние не жили, только в гостиницах. Я начал всерьез опасаться, что мой старый опыт выживания в этом муравейнике подвергнется серьезной проверке. Растревоженное воображение рисовало длинные шеренги полицейских, а в конце – отель, как наказание, юаней за 500.
А за окном уже железобетонный кошмар Пекина, приехали, два часа ночи. Последняя проверка рюкзаков через рентгеноскоп, охранник закрывает кованые ворота автобусного парка. Мы одни на пустой улице, свободе которой не очень-то рады, «небоскребы, небоскребы, а я маленький такой...». Куда ехать? Поехали куда глаза глядят.
МУРАВЬИ В ШТАНАХ
Еще в Баторе мы решили, что будем спать стоя, по очереди и всяко, но не опозорим свои седины в погано-дорогих отелях.
Под мостом два китайца, один лежит, другой сидя кемарит, в белых носочках. Грохот от машин. На такой уют я не согласен, да и ментам нас видно. Вот зеленая лужайка во дворе среди 30-этажных домов. Толя приглядел у стены более-менее укромное место. Тепло. «Пену» постелили и покемарили до 5.00. Толе не повезло: муравьи в штаны залезли, будит: «Встаем? Люди какие-то». Да, пенсионеры уже мимо бегут шеренгами, руками машут, под кусты к нам с любопытством заглядывают. Я это все уже испытал, когда раньше бывал тут, а мрачный, невыспавшийся Анатолий, увидев бегущего задом наперед старика, решил: «Это дурдом. Мы в парке сумасшедших».
Поехал с котелком воду искать. На лавочке на газе завтрак варим. Пенсионеры поглядывают на нас, улыбаются… Ну, вроде все нормально, как всегда, в третий раз уж я дикарем в Пекине.
Взяли в отеле карту, поехали искать русское посольство. Просторный город Пекин, ехать хорошо. Уже потом узнали, что на время Олимпиады власти разделили машины на четные и нечетные номера, половина, стало быть, по стоянкам без движения. Поворачиваем на «посольскую» улицу, слева вдали знаменитое «Птичье гнездо», суперсовременный олимпийский стадион. Вот и прикоснулись к Олимпиаде. Привычным глазом отмечаю закоулки, где, как стемнеет, можно поставить палатку, дождь накрапывает.
НЕГАТИВ, ПОЗИТИВ…
Меня еще в Улан-Баторе теребила мысль о неминуемом визите в Пекин. Толя тревог не разделял: «Для меня главное – движение. Как тронемся из геста – мне сразу станет хорошо». Как только высадились в Пекине – движение сразу и кончилось. Что толку ноги напрягать? Как дальше жить? Надо было напрягать голову, а это сложнее, это не педали по Монголии крутить, не охранником на стуле, не дворником на метле... От Толи веет негативом. Я предлагаю ехать в посольство, ведь мы какая-никакая официальная экспедиция, может, дадут китайца, который купит нам билет на поезд в Тибет (нам их не продадут). Он: поехали, но нам они вряд ли помогут, они люди законопослушные, к тому же Олимпиада, кому мы нужны – и т. д. и т. п. На диком пути все мероприятия проходят под знаком слова «если». Может, ты и прав, говорю ему, но твой реализм с негативным оттенком нам как песок в колеса. Какая польза от твоего реализма, какой от него толк? Есть шанс, значит – лови позитив! Отрицательного результата еще нет – а марш похоронный уже есть. Конечно, ему тяжелее, он новичок. И сейчас совсем мне не помощник, я один.
В посольстве дежурный отказался дать сотовый пресс-атташе незнакомым людям, и я устроил засаду у «русского» магазина напротив. Еда, адаптированная для русских, даже корюшка вяленая есть. Заходят-выходят азиаты русскоговорящие, олимпийские функционеры из Питера даже фотографируются с нами: вы молодцы! Да толку с них… Но вот озаботился мужичок: кажется, у меня есть адрес гостиницы недорогой, чуть ли не 50 юаней… Порылся в карманах: нет адреса, извините… Извиняем, для нас и 50 юаней многовато. А вот молдаванин, шесть лет в Пекине: «Зачем вокзал? Рядом касса ЖД, там возьмем билеты в Тибет». В кассе: нет, иностранцам продать не можем. (Это была первая попытка купить билеты, а всего их было четыре.) Дал нам телефон какой-то посольской девушки, та – мобильный пресс-атташе. Звоню из магазина. «А как вы узнали мой телефон?» Объяснил, сунул трубку китаянке, он надиктовал, она написала по-китайски адрес пресс-центра. Ну, вот уже и результат, маленький, а душу греет.
Едем к повороту на «Улицу Радуг» (так мы ее прозвали): «Толя, смотри-ка, какая справа аллея густая!..» Толя: «Да, пол-Южного спрятать можно». Нашел и забил в GPS самое укромное место для палатки, рядом велостоянка платная. «Сколько?» – «Ван юань». Замечательно! И дешево, и вело предстоящую ночевку не демаскируют. Повеселевшие, поехали на стрелку. На каждом перекрестке волонтеры в голубой одежде, школьники или пенсионеры. Сунешь книжку с адресом, он – туда! – рукой машет. Туда и едешь, до следующих помогаек бесплатных.
…И вот мы на этаже у русских пьем чай, с удовольствием говорим по-человечески, не жестами. Костя, ТАССовец, жалуется: «Я по всем правилам аккредитованный кор., и еще ни на одном соревновании не был, билетов нет». Он недавно из Тибета. Иностранцев нет, китайцы хоть официально и разрешили туда въезд, а на самом деле для церемонии пронесения огня Олимпиады человек пять туристов пропустили. Предлагаю ему взять у нас интервью, он соглашается, но это только повод. Меня много больше интересует – могут ли они дать китайца, чтобы купил нам билеты до Ласы? Нет, не могут. Распрощались.
ГРУЗОВИК «ЧЕТЫРЕ ПИВА»
На оптовом рынке Балу поели пельменей по 24 рубля порция. Стемнело, пора партизанить. Сдали вело, аллея рядом – место ночевки. И вот в 22.30 чей-то командный голос, лучи мощных фонарей режут заросли… А палатка у нас как дом, трехместная. (Эх! Надо было просто в спальниках лечь!) Окружили, и менты, и в штатском. Мы и газеты им монгольские с нашими физиономиями показывали, и: «Чайна транзит! В Индию едем, на байсиклах!» – не помогло. Вы, типа, «гуд мэнс», конечно, но – непорядок! Собирайтесь. Куда? Непонятно… Собрали вещи… «Идите с миром, вы нам не нужны». Ну, спасибо хоть отпустили.
Сидим на завалинке у небоскреба, куда идти? Явка провалена, другой нет. Хорошо, Толя уже не хандрит, пообвыкся. Пошли куда глаза глядят. Забрели закоулками в местный гарлем, в темном углу четыре китайца сидят, жестами: «спать хотим», ответ – «нет». Идем мимо них обратно: «ночуйте в машине, в кузове» (рядом мини-грузовичок стоит). Пошел в чифарню, пива им купил: «Нет! Не надо!» Так и не взяли. Так четыре бутылки утром и оставил лежать в кузове.
15 АВГУСТА
Толя подмерз на железе кузова, коврик тонковат, я тоже не особо выспался. После такой ночевки надо мозги в порядок привести, а потом уж нагружать их. Забрали вело и пошли в местный парк «Алтарь Солнца». Посидели у озера, в нем приятно живется большим золотым рыбкам. У стены тренировочной – лавочка, скалолазы со страховкой со стены срываются, орут, я поспал немножко, Толя не смог. Тут с рацией служащая парка: «Нельзя спать!», а через пару минут подошел полисмен и сел рядом. Боже мой! Это, считай, мой родной парк, сколько дней-ночей с ним связано с 1998 года! Сейчас и в нем нет мне покоя. Как работать, если спать не дают? Полисмен, рослый крестьянский увалень, призванный, наверное, из какой-то деревни охранять Олимпиаду от русских велосипедистов. Некрасиво развалился на лавке, прикрыл глаза. Разумеется, я сразу сделал ему замечание: «Спать нельзя». Он встал и улыбнулся.
Я предлагаю опять засаду у русского магазина, а Толя хочет на вокзал. Что ж, давай проверим Западные Пекинские ворота, чем раньше уедем, тем лучше. Олимпиада отпадает, билеты на соревнования у перекупщиков дорогущие, и смысла здесь по кустам ночевать – совсем не осталось.
Поехали. Как и сахалинская тайга, пекинский железобетонный лес преодолевается традиционно: по компасу, километров 15 до вокзала по карте. Тут дождь лупанул, Толя плащ в Улан-Баторе почему-то не купил, промок насквозь. Отогреваемся чаем в чифарне, настроение у него… Молчит, а видно: и пятнышка светлого на человеке нет, весь чернотой налился. Конечно, ему тяжелей, новичок, мне было много проще здесь 10 лет назад под присмотром опытного, харизматичного лидера Владимира Несина. А сейчас – тоже не сладко: на заднем колесе корд пухнет, вот-вот лопнет. Сможем взять билеты? Где ночевать? Сухие будем, мокрые?
ЗАМОК КАЩЕЯ
Маршрут к вокзалу ошибочно выбрал напрямую, надо бы длинней, но по главным улицам. Подъехали уже в сумерках. Не узнаю вокзал, большой больно. Ведь два раза отсюда уезжал… Не он!
Сунулись внутрь, полисмен: с великами нельзя! Китайцев река медленно течет, мы стоим, две коряги на мели. В замученные мозги посылаю импульс: может, это новый вход китайцы отгрохали, тогда старый с противоположной стороны. Час спустя, как котята тыкаясь в слепящих фарах машин, выехали на пустой (ночь уже) мост-развязку. Не пойму, куда ехать, у карты масштаб мелкий. А в километре от нас горит подсвеченная прожекторами башня огромного вокзала, ниже – двойная арка светится. Как пасть замка Кащея. Во что бы то ни стало надо пасть объехать, справа ли, слева… Тут Толя вспомнил: «Есть же другая карта!» – и достал более подробный план Пекина, он спас нас. По компасу поехали в обход, неожиданно ушли в тоннель под землю, едем черт те куда… Китаец-грузчик: «Неправильно! Туда надо!» Но я давно уже знаю, что нельзя верить полупьяным грузчикам. По тоннелю мы и выехали из-под земли на волю, и ехали, и ехали… Пока я не узнал знакомую привокзальную площадь. Два легионера пробились, победили в локальном сражении, главная битва впереди…
Сдали вело на стоянку и спустились в блестящее брюхо огромного стейшена. Идеальной чистоты бесплатные туалеты, умыться, руки помыть – уже счастье. Кое-где китайцы сидят на полу, даже лежат, ну и мы постелили, я подремал чуть, проснулся, увидел Толин отсутствующий взгляд, так в камере в стену смотрят или из больницы в окно. М-да… никогда его таким не видел…
У стены загородили рюкзаками закуток, там газ в котелочке воду греет. А по бескрайнему кафелю электрический полис-мобиль бесшумно ездит. Ни одной родной иностранной рожи, китайцы, китайцы – и мы, и полисмобиль как ворон кружит, кружит… падла… Подъехал. Не будет у нас чаепития, начинаются китайские церемонии.
Ударили, конечно, по самому больному: спать нельзя! Полисмены в Китае и в прошлые мои годы были вполне корректны к иностранцам, в дни Олимпиады – тем более. Да они ее и выигрывают вроде, всех обставили, победители – будьте великодушны! «Как – спать нельзя? – завелся я. – А вон – ваши валяются?! Дискриминейшен инострейшен, а?!» Они по-английски… «Толя, ты переводчик, давай…» Толя и так в ауте, голова набекрень в их китайском инглише. Не разберется.
Отошли, посовещались, кому-то звонят. Дает мобильный, женский голос коверкает слова: «Вы русская… пипл, ха-ха-ха, извините, плохо говорить русски… куда едете?» – «Мы едем во Вьетнам (про Тибет нельзя говорить)». – «Вьетнам, хорошо… вокзал спать не есть очень хорошо, отель хорошо». – «Нам на вокзале спать хорошо». – «Вокзал плохо». Даю трубку Толе, мешая английский с русским, говорит минут пять. «Что сказала? Нельзя спать?» – «Нет, не говорила прямо: нельзя…» – «Алло! Алло! Так нам можно спать на вокзале?» – «Вокзал не есть очень хорошо!» – «Нам – очень есть хорошо. Скажите: можно спать или нам надо уходить?» – «Э-э-э, вокзал не есть очень хорошо».
– Тьфу, черт! Толя, эти вежливые люди нас в покое не оставят, надо уходить.
Собрали вьюки и с котелочком недокипевшим – на выход. В ночь. Тут и я почуял, что мало сил осталось с городом бороться. Посидели молча на бетоне в дерьме каком-то… «Пошли к китайцам на стоянку, где байки наши ночуют». Заходим… «Улыбайся! Улыбайся!» – твержу про себя, по-дружески приобнял стоянщика: «Давай мы у вас палатку поставим, ночевать?» – жестами. «Нет, здесь нельзя».
– Фрэнд! Тент о`кей, ноу проблемс!
Тыкает пальцем за ограду: там ставь. За оградой лужа после дождя, островок посередине. На нем и поставили, уснули мертвецки.
ПРИКОСНУТЬСЯ К ОЛИМПИАДЕ
Именно так я планировал еще в Южном: прикоснуться, не более. Погулять в праздничной толпе всемирной тусовки, поглазеть на новенькие спортивные объекты народного капитализма. Или социализма – кому как нравится. Правда не в названиях, она в делах.
Но тут добрые наши хозяева достали для нас недорогие, по словам Светланы, билеты на гандбол, у русских девушек с норвежскими встреча за золото. Пошли вчетвером.
К Олимпиаде в Пекине сооружен второй «запретный город» (первый – императорский дворец): огорожена территория километра 2 на 2, там основные соревнования, там стальное кружево «Птичьего гнезда».
На головы стоящим в очередях струится охлажденный углекислый газ (так мы предположили), порядок образцовый, улыбчивые, но строгие досмотровые команды быстро пропускают зрителей. Запрещенные сигареты я пронес, зато швейный набор, который всегда со мной, лишился всех иголок. У Анатолия отобрали подозрительную воду (с марганцовкой), дали взамен другую.
Норвежцев было больше, а в нижнем секторе собрался небольшой, но дружный коллектив российских болельщиков. Вышли наши девушки, и мы радостно отдались великому стадному чувству: орали, свистели. Тренер норвежек спокойно командовал с места, наш – пуля в пулю «плохой русский» из голливудского фильма – кабаном метался по краю, спортсменкам рожи зверские строил. Проиграли наши норгам. Но серебро – тоже хорошо.
Побывали, в общем, на празднике мировом, не зря в луже спали.
ПРОЩАЙ, ПЕКИН
Особо не раздумывая, на удачу, решили ехать поездом в г. Куммин, что в Южном Китае. От него во Вьетнам поедем на вело. И даже туда билеты взяли с трудом! Кассирша: мэе (нет)! И Толя отскочил от окошка: сзади очередь. Да что мы – проклятые, что ли? Китайцам продавали, а я стоял рядом, им дают, а я стою, тупо раз за разом протягиваю кассирше деньги и карту: Куммин! Не выдержала, через 20 минут продала тупому «немцу» два дешевых harl slih (жесткий спальный). В багажном за вело – дорого, почти треть цены от билета отдали.
Взвесился в отеле Анатолий. Вес скатился с 69,5 до 61,5 кг. Толя: «Довел меня Пекин… 30 лет так не худел».
Тепло попрощались с земляками. Сегодня вечером из этого муравейника они летят на дикую реку Абакан, там рыбалка, нет людей. Ах, как я хотел бы с ними! А ты, Света, нам завидуешь. У нас впереди люди, люди… рыбки самому не поймать, разве нас кто отловит-ограбит. Укусит-отравит, с трассы собьет.
ПОЕЗД В КУММИН
В купе наши места внизу, над нами четыре девчонки, работали волонтерами в Пекине, едут домой в Куммин. Скромные соседки, чистый вагон, скорость больше 100 км, тоннели, едем горами. Где чуть ровное место – там образцово-показательное крестьянское хозяйство, маленькие: места мало. Прудик, вокруг кирпичная тропинка, а тут у хозяина кукурузочка – как леса кусочек, вот риса ровная «гольф-полянка», рыжие подсолнухи в красном углу. Как в квартире, все по полочкам любовно расставлено, евроремонт поколениями идет, пращур 500 лет назад начал. Красивый оазис в чудесных горах.
28 АВГУСТА
Прошло 35 дней со дня падения Анатолия, и мы снова на маршруте. В Куммине купили карту провинции, полицейские указали проход во Вьетнам – и сразу поехали. Машин мало, вело тоже, зато мотоциклов много. По-другому здесь люди живут. Сразу выехали на запрещенный для вело автобан. А, черт с ним, едем.
Местность горная, красиво, автобан на бетонных ногах, земли почти нигде не касается, поэтому и подъемы-спуски очень плавные. Тоннели. Никогда их не боялся, но один оказался около 3 км, уже посредине сгустилась гарь от грузовиков. Не зря знак стоит: вело нельзя.
В шестом часу вечера намотали 65 километров, кое-как нашли спуск с автобана, заночевали в эвкалиптовой роще. Приятная ночевка, соскучился по палатке.
Нашего газа здесь совсем нет, народ тупо смотрит на баллон: что это? Газа у нас осталось полтора баллона, и это не радует.
29–30 АВГУСТА
С утра на всякий случай слезли с автобана на параллельную, тоже асфальт. А то мы одни нагло едем, ни вело, ни мото…К вечеру залезли ночевать в кукурузные поля, подальше от дороги. Надоел шум, а тут цикады приятно верещат.
Народ вокруг на китайцев не похож, почернее лица у крестьян. Иногда в национальной одежде, кальян курят. Я, конечно, присосался пару раз. К вечеру – сахарный тростник, а вот уже и бананы. Незримые ворота в Юг. Пасмурно, не жарко. Вечером грозные сполохи зарниц, ночью дождь до утра, слабая морось.
ДЕНЬ ПРОКОЛОТЫХ КОЛЕС
Все городки да деревеньки, иностранцев нет, ни встречных, ни поперечных. К обеду въехали в «город будущего», название само напросилось. В гранатовых садах монументальные сооружения, нет китайской теснотищи, скученности. Людей мало, и на «гранатовой» автомагистрали в шесть полос с двумя велодорожками, с пальмами на разделительной полосе – машин тоже мало. Город на американский манер, пешком ходить смысла нет, только ездить. Асфальт идеальный, с попутным ветром 25 км/час не напрягаясь. Прокол у меня, у Толи три прокола, пацаны на великах помогли в ремонте, гранатов спелых, сладких надарили.
К вечеру узкий асфальт полез в гору. Карта не рельефная, но школа советского гидротуризма подсказывает: впереди горный узел с двумя-тремя перевалами, потом до границы вдоль реки.
Вечер. Как они населены, эти туманные, без солнца, пропитанные теплыми испарениями горы! Где палатку ставить? Везде еда растет. На грязь кукурузных снопов навалили, палатка сырая, вещи, спальники влажные. Хорошо, «мыльница» у меня – Pentax подводный, не ломается.
Кумминская трасса. А ведь она идет в Тибет, если на север ехать. В 2002 году мы проехали ее завершающий участок, до Ласы, автостопом.
Постоянный кайф от езды по этим волшебным горам, постоянное предчувствие беды: сломаюсь я или похудевший на 8 кг Толя. Почему так? Когда человек счастлив – он беззащитен?
Завтра дата: два месяца от старта. Все время вдвоем, вместе. Пока не дрались, остальное все было. И все же мы совместимы, мы – команда.
1–2 СЕНТЯБРЯ
Жаль, Толя не хочет на подъемах цепляться к грузовикам, очень приятное это дело. Вечером нам разрешили палатку поставить на лесопильном складе, щепок набрали, разожгли костер. Утром – покупатели. Одно бревно – 5 юаней. Недорого.
Наконец Толя решился прицепиться, но тут, как на грех, кладбище слева, склепы жуткие стоят. И не стал, так, на всякий случай.
Последний перевал перед Вьетнамом, высота – 1510 метров по GPS. Туман, больше 20 км/час спускаться опасно. Через пять часов слетели до 300 метров, 23 километра великолепных серпантинов хорошего асфальта. Ради таких моментов стоит жить. Водопады брызжут прямо на дорогу, я под ними мылся с мылом, Толя не смог: шрамы мазью намазаны. Один красавец-водопад был намного выше остальных. Может, 100, может, 150 метров. Тут смотровая площадка нужна, а сейчас под ним жалкая лачуга.
На той стороне гор росли рис и гранаты, тростник и кукуруза. Здесь – сплошь бананы. Видимо, это ущелье уже в зоне влияния Вьетнама, где намного теплее, и горных хребтов до моря не будет.
Опять на лесном складе заночевали. Деревенские шумно-весело загружали трейлер бананами. Стемнело, он уехал. Мы у костра не спеша обсуждали события прошедшего дня. В полдень на спуске у Анатолия был опасный «выстрел» заднего колеса. Порез шины случился еще в Монголии. Я тогда дал ему специальной резины, и «авторский» протектор прошел еще 500 км, а лопнул в 5 секунд, колесо захлюпало старой калошей. На скорости это очень опасно, поэтому надо не гнать, надо… надо… но все равно на спусках еду за 40 км. Когда-нибудь я упаду на этих прекрасных дорогах, загорелое тело чиркнет о черный асфальт, высечет красное пламя крови. Анатолий задумчиво: «Не так я представлял походную жизнь из твоих рассказов. За это счастье страдать надо».
Не было щепок, и я подкидывал под котелок куски резины. Кверху тянулся вонючий черный дым, вспоминался Киплинг:
Солдат, учись свой трупносить,
Учись дышать в петле,
Учись свой кофе кипятить
На узком фитиле.
Учись не помнить серых глаз,
Учись не ждать небес,
Когда придет твой смертный час –
Как твой Бирнамский лес.
Летел черный дым в нескончаемый звон цикадистой ночи, в ущелье с причудливыми гребнями гор, опять зарницы сверкают… душно, вот-вот пойдет дождь. Толя: «Все хорошо, только по жене скучаю…»
Разделись, залезли в палатку, потно, душно, муравьи под полом скребут, мы случайно встали на их дорожке. Пол дырявый, скоро они будут внутри.
«Толя, послушай… Давай сейчас, как есть, в одних трусах, пойдем в деревню. Помнишь, мы проезжали там полицейский пост? Давим русского песняка, я знаю, что хорошо петь громко: «У павильона «Пиво-воды» стоял советский постовой…» На банановом ящике у нас воззвание: «Liberti Tibet!» Неделю посидим в китайском дурдоме – и депортация на родину. Послезавтра у нас по плану Вьетнам, но еще есть шанс дать великой стране позаботиться о двух идиотах».
Чертов дождь начал мочить палатку… Уснули…
3 СЕНТЯБРЯ
Утром сразу слева от дороги – пещера. Спины высоких известковых скал увиты «дикими» висячими садами, там еще много дырок спрятано.
Плантация гевеи. Белый как молоко, сладкий сок каучуконоса, губы сразу слипаются. На приемке сока гевеи – весы, Толя взвесился. Как и в Пекине, 61,5 кг. «Не восстанавливается вес», – говорит уныло. На подъемах стонет: «Потише! Я болен неизвестной болезнью». А аппетит будь здоров, лопает раза в полтора больше меня. Я помалкиваю, я тоже и мнительный, и упрямый, а он – в квадрате, ничего ему не докажешь. Он: «8 кг веса потерял. Чистой мышечной массы!» А я так думаю, что был... был жирок у дворника. «За женой, как за каменной стеной». То-то… связался с Грышуком? Грышук из тебя человека сделает, до жены, до дому не видать тебе твоих 8 кг.
5 СЕНТЯБРЯ
Пересекли границу. Вьетнамцы… не сказать, что бесцеремонны – не столь сдержанны, как китайцы. Опять привыкаем к большим «монгольским» цифрам: одна пачка куксы – 2 500 донгов. А если купить и попросить залить кипятком – возрастает до 10 000. В Китае такого не было. Толя попросил цену написать, дал ручку – и забыл забрать. А хозяйка отдавать не торопится, китаянка бы вернула сразу. Какая-то железнодорожная касса левая (не на вокзале), англоязычный вьетнамец насчитал нам 320 тысяч донгов за два билета. Толя узнал цену у служащего вокзала: 180 тысяч. Итак, новая страна, новые люди, надо быть аккуратней.
Перед границей сделали дневку в китайской гостинице (160 руб. сутки на двоих). Высушили наконец палатку, влажные спальники, убитое настроение поднялось. Тут я простываю, элементарно – от вентилятора. На спусках ветер – нормально, а в номере… Глотаю парацетамол и аспирин, и при 32 градусах в номере потею под спальником, как карась в горшочке. И выздоровел, только кашлял еще дней десять.
С 28 августа ни одного иностранца. На вокзале 5 сентября встретили двоих, один – из Южной Кореи. Обрадовались: о, френд! Мы на Сахалине с корейцами живем.
Взяли сидячие билеты. Это моя ошибка, забыл уже поезд Пекин – Ласа в 2002 году. В этой Азии нам можно ездить только в спальных вагонах. Иначе вы окажетесь в жуткой толчее среди глазеющих на вас раскосых людей.
ПО ДОРОГЕ В ХАНОЙ
Это вьетнамские крестьяне. Одни у моих ног улеглись спать на пол, другие орут, пьют самогон, у парня напротив, по пояс раздетого, совершенно бандитская рожа, мы его очень интересуем, взгляда не отведет. Проводник: «Вы хотели спальный вагон?» – и заламывает тройную цену. Мы отказываемся. Ехать 10 часов, я сидя не выдержу. Под одобрительные крики молодежи залезаю на полку для вещей, ложусь. Полицейский снизу толкает: слазь! – будто не слышу. Через 20 минут внизу полицейских четверо. Слезаю. Пожалели в кассе 100 рублей добавить до спального... какая глупость...
Чуть городишко не проморгали, высадились в панике. Ночь, дождь, грязные закоулки. В изломанном теле усталость, в голове тупняк, надо поесть – цены большие. В Китае мы приноровились: покупаешь в харчевне лапшу быстрого приготовления – и просишь кипятка. Здесь этот номер не проходит, за кипяток (т. е. за обслуживание) денег просят вдвойне, втройне.
Все ж заплатили 20 тысяч донгов, едим лапшу, одни под тентом. Тут человек 10 из ночи выходят, хозяин им дает кальян, самогону. Меня угостили, учат, как надо по-вьетнамски пить, как тянуть табак из кальяна – одной длинной затяжкой. Трогают мой компас, трогают резинки на запястье левой руки, Толины булавки в жилете. Еще в 1998 году мне В. Несин говорил: вьетнамцы любят трогать, это их поведенческая норма. Объясняю это Толе, толку мало, он весь на взводе, его тревога поневоле передается мне. Молчим, шуршит дождь. Вьетнамец берет Толин шлем, садится на мотоцикл: покатаюсь? Толя встает, медленным, вежливым движеньем руки забирает шлем...
Замутился долгожданный рассвет, можно ехать. Судя по карте, до Ханоя успеем затемно. Въезжаем в какие-то арбузные края, целыми горами арбузы лежат по обочинам, некрупные, сладкие. Проезжаем веломастерскую, Толя решает заменить израненную Монголией заднюю покрышку. Бортует колесо, собирается толпа зрителей, я в сарайчике на топчане мгновенно вырубаюсь, сплю полчаса.
Все шире дорога, все ближе столица, опять Большой Город сожмет нас в объятьях, обоим не по себе. Дождь продолжается. «Не Колыма, не замерзнем», – пытается шутить Анатолий, ищет позитив в негативе. Слева отель, явно дорогой. «Толя, пойдем узнаем, где в Ханое дешевые гесты». Он уходит на ресепшен, я остаюсь сторожить, тут же на ступеньках знакомлюсь с молодым парнем из обслуги отеля, он предлагает переночевать у него дома, недорого – по 2 доллара с каждого. А Толи все нет, захожу на ресепшен – в чем дело? Он иронично: «А она на вопросы только кивает и вежливо улыбается, и звонит, без конца звонит куда-то». – «Ясно, тянет время, надеется, что дождь и усталость заставят нас выложить баксы за их поганую роскошь. Пошли, я вроде договорился».
Вьетнамец заводит нас в кафе рядом. «Моя сестра», – представляет нам девушку с жеманной улыбкой. Из кофеварки наливает нам и себе в молоко кофе, говорит: это хороший, корейский. Кладет в него лед, ждет, пока остынет, одним глотком выпивает, я делаю так же. Кофе очень вкусный, но... что-то не так! Вьетнамец вежлив, улыбчив, его сестра тоже игриво улыбается, говорит по-английски: «Мне нравятся иностранцы!» Потом делает строгое лицо: но я порядочная девушка. После дорогого кофе цена за постой кажется подозрительно дешевой. Мы полтора суток не спали, мы мокрые и усталые, нам в край нужен отдых и сон – но, похоже, нас собираются «насиловать» проститутками. Молчу, жду, как оценит ситуацию Толя, он говорит фразой из Ильфа – Петрова: «Что-то мне не нравится этот шустрый молодой человек». Да, это ловушка, нас используют и выкинут. Толя: «Как скажу им спасибо за кофе – вставай за мной и быстро уходим».
Так и сделали, вскочили на вело и к-а-ак дунули! Километров 10 гнали, переговаривались и нервно смеялись.
Переехали длиннющий мост, даже не знаем, что за река... Вот и Ханой. Гестов нет, в двух отелях нет мест, да и цены большие – не надо. Толя предлагает вокзал – что ж, поехали…
ДВУХКОЛЕСНЫЙ ГОРОД
Ханой – город на двух колесах. Вело мало, машин много, больше всего мотоциклов, мопедов и скутеров. Если в других городах нам еще можно было вилять в пробках и пролезать в узкие межмашинные щели, то в Ханое юркий скутер не даст вело и шанса.
Но надо еще знать, куда ехать. «Трейн стейшен (ж/д вокзал где)?» – не понимает вьетнамец, другой тоже ни бум-бум по-английски. Стоишь, злишься, потом сил нет и злиться... «Туда!» – кажет прохожий рукой. Ну наконец-то едем туда. Но только до перекрестка, опять мученье: «Трейн стейшен?» Опять и опять.
Улица сузилась. Какой плотный двухколесный поток! Гарь какая! Нечем дышать, как здесь люди живут... Решил покурить, с третьей затяжки качнуло как ветром. Испугался, швырнул сигарету: до вечера ни одной, а то упаду здесь. Толя опять погряз в негативе – или мне кажется? Доконает нас третья столица...
А отовсюду – «хеллоу!», всяк рад нас приветствовать. Мы для них как игрушки: смотри, какой едет! Мы – игрушки, мы должны в ответ улыбаться, обязаны. Игрушки, они веселят детей, а если не веселят – их можно, нужно побить... Нам давит на психику все: их приветливые улыбки, гарь их мотоциклов, давит неопределенность: где ночевать? куда сдать вела?
Вокзал совсем маленький, тут и палатку вряд ли поставишь. Две стоянки, вело у нас нигде не берут: мест нет. Подходят с велосипедами два немца, пожилые, старше нас. Им интересно: кто мы, откуда... Обрадовались им как родным, хотя они всего лишь taun, городские велосипедисты. Их отель рядом, номер двойной – 80 долларов. Нет! Не будем столько платить. Как собаки на бетон ляжем, ночь перекантуемся... посмотрим... рано отелям сдаваться...
Пока Толя пытался сдать вело на третьей стоянке, я сходил в отель напротив. Вьетнамка сочувственно объяснила: самый дешевый номер – $50. Выхожу из отеля: «Толя, сходи, перепроверь... 50 баксов... что-то меня покачивает...» Толя оказался на высоте. Выходит из отеля, уже издали машет картой: «Гляди! Она очертила район дешевых гест-хаузов!» Впиваюсь взглядом в план города: они рядом.
Еду, Толя за мной, замученный мозг при помощи компаса и карты сражается с лабиринтом улиц. Справа длинное озеро, а вот и первый иностранец – хороший признак, вот еще трое, вот лавки сувениров – тоже признак дешевого жилья... ну... еще поворот... вот он! гест-хауз! Неужели отмучились?! Да, без проблем сняли дешевую комнату за $2 или $3 за каждого, уж не помню.
Обосновались – уже и стемнело, перед сном вышли прогуляться, в новом месте обнюхаться. Продавцы сувениров: купи-купи! Да ну вас всех с дорогими отелями, сувенирами… Мы никогда ничего у вас не купим, потому что мы – победители.
Вернулись в гест, упали в постели, как в пекинскую лужу, замертво.
В ХАНОЕ
Тыл – комната в гесте – очень повышает настроение. Поэтому после вчерашних передряг мы (хорошее слово добрые люди придумали) «оттопыривались». То есть активно отдыхали: с утра достойно влились в поток беспечных иностранцев, глазели по сторонам. Вечером пошли гулять на озеро, и в потемках нам стали поступать предложения особого рода. «Гашиш, сэр?» – вкрадчиво понижает голос вьетнамец. Ни в Монголии такого не было, ни в Китае. Вот крыса пробежала, вот «ночная бабочка» подошла. Почему-то женщины больше к Анатолию пристают, не ко мне, даже обидно. В походке, что ли, дело, у него она по-морскому враскачку, уверенная...
Смотри-ка, после монгольских степей и китайских коммунистов доехали мы до цивилизации!
На следующий день на ресепшен кое-как добились: нам поставили точку на карте (ошибочную, впрочем, потом намучились) – где в столице наше посольство. Поехали налегке, без рюкзаков.
В Пекине мы были – первый и последний раз – равноправными участниками дорожного движения, а в Ханое стали вольными членами великого бардака. За шесть дней только 38 км наездили, — те еще километры! Ползут еле-еле машины, зато на мотоциклах, на мопедах стадом скачут кентавры, мычат их клаксоны, блестят очки в пол-лица и черные каски. На замысловатых перекрестках все происходит единомоментно: мотоцикл меня подрезает слева, справа скутер боком толкает, из узкой улицы на перекресток черные каски в шесть рядов валят, бодают нас в бок. Масса рычит, гудит, вопит! (Кино: русские и шведы на Чудском озере). Я отметил, что у меня впервые на сто процентов заработало периферическое зрение, глаза отслеживают сразу несколько целей, мало следить за одной. Потом госпожа Хъонг (сотрудница РИА «Новости») говорила, что давно уж не ездит на вело – боится. Описать это невозможно, в Ханое я вспомнил слова Чехова, что тот, кто не видел рунного хода лососей, не может иметь о нем представление. Свежей горбушей вливаешься в косяк битых ханойских горбылей... и в хвост тебя, и в гриву. За шесть дней видел три столкновения мотоциклистов, одного беднягу за руки-ноги с асфальта в машину уволокли. Нас бог миловал, поэтому весело было, азартно.
У ворот посольства отловили соотечественника, он дал телефон пресс-атташе. Обратно до геста Толя решил поучиться ориентировке в новом городе, с картой и компасом поехал вперед. Получилось. Только когда он первый – это всадник без головы: не оглядывается, а я постоянно отстаю. Это опасно, нельзя нам теряться. Все эти месяцы он ехал сзади, вот и нет привычки следить за товарищем. Вторым номером он ездит лучше меня, у него замечательная особенность: при любой плотности движения не отстанет, оглянешься – он рядом, «на колесе». Вторым ездить сложнее.
6 СЕНТЯБРЯ
Толин день рождения, 56 лет. «Вова, чего ты хочешь? Будет все, накрою поляну». – «Не надо всего, вот разве вьетнамского сухого 0,7...» Посидели у озера, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке – от души ему, что накопилось, он, трезвый, – мне. Итог: мы молодцы, двигаемся к цели. Пусть медленно и хаотично, но верно. Вид у нас забубенный, бывалый, загорелые ноги, тела похудевшие, Толя лысый, глядит орлом... Не пропадем.
В понедельник поехали к миссис Хъонг, она взяла у нас интервью. Но мы задали больше вопросов: стоит ли в Таиланд ехать через Лаос? или все же через Камбоджу? Не знает. Можно ли в Хошимине продлить вьетнамскую визу? Можно. А можно там взять визы в Тай? Оказывается, визы русским в Таиланд делать не надо! очень хорошо. А что такое Далат – нам рекомендовали там побывать? Это город времен французской колонизации, европейской старой архитектуры, он в горах, там прохладно... Прохладно? Очень хорошо, может, поедем туда. А сколько стоит поезд до Хошимина? а автобус?..
Часа полтора ее пытали, когда мы еще со сведущим человеком по-русски поговорим! Напоила нас кофе, подарила большой пакет хорошего черного чая, Толе на радость, на месяц ему хватило. От нее сразу поехали делать визы в посольство Камбоджи.
В ГОРАХ ДАЛАТА
Решили ехать поездом, он дешевле автобуса, да и уютней. В плацкартном купе шесть мест. Соседи-вьетнамцы очень сдержанны, двое, «белые воротнички», работают с ноутбуками. Никакого сравнения с душегубкой, с тем набитым крестьянами поездом. Обстановка за окном тоже внушает надежду, нет, как в Южном Китае, сплошных поселений вдоль дороги, много мест, где можно палатку воткнуть-спрятаться, дорога рядом вьется – асфальт хороший, одинокий мотоциклист... Нам уже говорили, что Южный Вьетнам менее населен, чем Северный. Следим по карте: вон там, в дымке берега, должна быть Кам Рань, бывшая база ВМФ СССР, еще через час мы выходим. Собираем велосипеды, с сожалением смотрим в сторону близкого берега, хочется на море... но пока не судьба. Сегодня 13 сентября, пятница.
От моря надвигалась на нас гряда гор, прямо в лоб ехали по равнине в синие вершины. У подножия гор едим лапшу в придорожном кафе — вниз съезжает встречный микроавтобус, останавливается рядом. Девушка выбежала из него, и сразу ее стало рвать. Так-так, все ясно: впереди серпантины.
На подъеме Толя сразу обогнал, но я уже на третьем километре по старой привычке цепляюсь за грузовик – на сытый желудок вверх маслать лень. Обогнал Толю. Вдруг пассажир машет рукой: гляди назад! Ну, гляжу... мотоциклист сзади пристроился... ну и что? А, звезда на каске! полиция! Не отцепляюсь – что дальше будет? Ехал он, ехал сзади, видит – иностранец грамотно правила нарушает, не упадет – дал по газам и обогнал грузовик. Остановились, водила мне отвертку показывает... а, сломался... ну, догоняй. Поехал тихо, думал, надо полчаса Толю ждать, – вдруг из-за поворота он! в поту, полуголый.
Уехал он вверх, тут опять грузовик, цепляюсь. Асфальт в рытвинах, на повороте пару раз рулем о борт стукнулся: не забывай, сегодня пятница! 13-е число! Цеплялся, пока пальцы сами не разогнулись. Ну, думаю, теперь Толю долго ждать, посижу, попишу в записную книжку... Нет! десять минут – и он выезжает из-за поворота, в мыле весь, черт старый. Уже не вздыхает, как в Китае: «8,5 кг потерял! чистой мышечной массы!» Стыдно, видать, ему жаловаться, посильней ведь меня. Проехали вверх серпантином немного... слева чудный вид, пропасть, облака под нами. Присели на бордюр, Толя задумчиво: «Помнишь, ты Есенина читал: “...бейте в жизнь без промаха...”?» Это мы, в этих горах. Я пенсионер, но не с ними же мне в Южном сидеть, на власти жаловаться, что мало жрать дают». Порезали ананас. «В первый раз ем такой, в полной спелости». Помолчал. «Эти месяцы – самое счастливое время из всей моей жизни». Он уже говорил это, в Монголии. Потом мы вспоминали и этот ананас, и горы, и то, что сказал тогда Анатолий.
ВУНГ ТАО
«Во Вьетнаме самое хорошее место для зимовки – это Вунг Тао, город-курорт, – написал нам по почте Владимир Несин, мой товарищ по австралийской экспедиции 1998 года. – Там живут и работают наши нефтяники, есть и сахалинцы». Мы еще не знаем, сколько продлится наше путешествие, если будет в кайф – можно сюда вернуться из Индии и пожить до весны. К русским мы сразу и поехали, в нефтяной офис «Вьет Сов Петро». Информации накачать, да и соскучились по своим – не описать. Вот только как название осталось от слова «советское», так и по кабинетам сидят негостеприимные «советские» тетки… Что мы им? Отсиделись от всех катаклизмов и перестроек, зарплата в долларах.
Поехали к морю, сняли гест без проблем, с лифтом, с виду шикарный... «Вова! Вова! Смотри!» – что он там возбудился?! Захожу к Толе в ванную комнату... На рулоне туалетной бумаги сидит – как Чуковский писал – тараканище. Со спичечную коробку, сабли-усы. Убегать не спешит, никого не боится, мафия, хозяин номера. Но Толя как дал тапком – только крылья полетели. «Как у МиГ-17», – сказал Толя, их разглядывая.
Еще на «банановой» ночевке в южном Китае на сахар в рюкзаках наползли микромуравейчики. С нами и границу пересекли, смотрим – уже в номере тропу по стене набили. Вреда от них мало, вот привезли их на курорт отдыхать. Потом дальше, может, кто и до Южного доедет.
Прожили там пару суток, а потом хозяйка сказала, что мы потеряли ключи. Мы не теряли, когда уходили – сдали на ресепшен. Она уперлась: потеряли! Пришлось заплатить за ключи и замок. По Инету мы уже были наслышаны о вьетнамских подлянках в их гестах. Завлекают дешевизной, а потом обирают. Задумались: что дальше будет? В номере телефон, скажут, что мы в Россию звонили. Надо убираться подобру-поздорову. Хотим забрать паспорта – пацаны из обслуги не отдают: вы должны еще 50 тысяч донгов! За что? Непонятно. Пугнули их туристической полицией и забрали паспорта, не заплатив ничего. У входа на стуле сидела хозяйка, как всегда, завлекала туристов улыбочками. Вырвал из бороды три волосинки, поджег зажигалкой, на гест три раза пеплом дунул. Вижу по лицу – напряглась. Руками на отель крест наложил: все, конец твоему бизнесу! Решительная, она вырвала из-под себя стул, замахнулась... Мы уехали.
В другом гесте пожили дня три, хозяева очень хорошие, море через дорогу. Ночью на загорелых плечах вспышки планктона, плывешь, как черный алмаз в серебряной оправе.
КРИЗИС
Толя: «Охота – вот честное слово! – на работу, метлой помахать, бумажки пособирать...» Он лежит на кровати, задрав вверх левую ногу, на ней гроздью висят варикозные вены. Это от велосипеда, от напряженной езды. У меня от этого же заболело правое бедро, а в Монголии в прошлом году – колено. Чего больше от вело – вреда? здоровья? – уж и не знаю. О продлении вьетнамской визы уже не думаем, до Индии бы добраться – и домой. Хотя есть другой вариант.
Едем мы по Юго-Восточной Азии, едем на вело... А Азия богатеет, и на вело увидишь лишь стариков или бедных. Все на легких мотоциклах. На кой нам с болячками перевалы брать? Зачем? Все равно не быть нам круче яиц, которые кипятильником варит в котелке Анатолий... Герои, бляха-муха, велосипидеры... Вело в кювет, покупаем скутеры? Вариант – обдумать надо. Старые мы... задора много, здоровья мало.
27 сентября выехали автобусом в Хо Ши Мин.
СКВОЗЬ КАМБОДЖУ
В городе долго искали вьетнамский филиал компании наших индийских спонсоров ONGC VIDESH. Жарко, как в печке. Смотрю: руки в коросте, белыми бляшками покрылись. Испугался: что за зараза?! Ладонью провел – короста осыпалась, лизнул: соль! Ну и ну... всю жизнь потею, но чтобы от пота солью покрыться... даже в книгах не читал.
На вилле нас ждали господин Уттам Сенгупта, обслуга. Пожелали счастливой дороги, вручили каждому по три букета. Толя: «Ни разу меня с цветами не встречали».
Утром на автобусе с туристами поехали в Пномпень – столицу Камбоджи. Шесть часов, билет 10 долларов. Кстати, за провоз велосипеда еще столько же. На границе таможенник пожал руку, сказал: вьетнам – ленсо – дружба. Приятно, десять попутчиков-иностранцев просто туристы, а мы с Толей ещеи друзья. «Ленсо» значит «русский», дословно – дети Ленина. Вот и Камбоджа, лица у кхмеров потемнее, есть почти негритянские... разные, впрочем. В городках на улицах грязно. Толя: «Я бы здесь дворником не работал». Сельский вид приятнее: лес из пальм, эвкалиптов, в нем уютно спрятались хижины на сваях, крыши соломой покрыты. Это не экзотика, не для туристов, как во Вьетнаме, просто бедность.
Дрянь городишко Пномпень. Я заметил, что сначала нам города не нравятся, потом осмотришься, видишь плюсы, меняется впечатление. А этот «пень» пнем так и остался. Толя: «Надо сваливать, что нам эти трущобы?». Я: «Да, до «города Маугли» (Ангкор), там пару дней, и к морю». Мы сидим на грязной площади за столиком, он ест лапшу с мясом, я – рис с креветками, бутылка местного «плодово-выгодного» – пальмовое вино за 3 доллара. Бесплатные салат и бульон. Толя: «Помню, в Корсаков из Южного едешь, готовишься, светофоры вспоминаешь... Тут за месяц три огромных незнакомых города – как дома везде». Я: «Да, Толя, сильно ты изменился, тебя сейчас хоть в Пекин, хоть в Нью-Йорк – не пропадешь».
Ангкор, город кхмерских королей. До него от нашего отеля в Сьен Риапе 7 километров, и мы распаковали велики. Ангкор поражает. Это самый большой в мире сакральный комплекс из храмов. Когда его покинули люди, он исчез в джунглях. Сейчас расчищен, и здесь всемирная тусовка, рядом аэропорт. Подъезжаешь к озеру... но ты уже знаешь, что это огромное древнее водохранилище, в каменной облицовке. Столько труда! А нынешние кхмерские власти, «народные» коммунисты-взяточники, только и смогли убитый асфальт сюда проложить. На стенах длиннющие барельефы: войны, драки, пытки пленных... Туристы разъезжают в машинах, в кабинках моторикш. Но это фигня, поверхностный взгляд. Самое интересное видео я сделал там, куда мы заехали по узенькой тропинке, где нет никого. Вот они, джунгли, обвили храм и древние стены. Точно – город Маугли. Жаль, нам уже пора отсюда, нас ждет гостеприимный Таиланд.
ТАИЛАНД
Автобус в Тай забит путешествующими и их рюкзаками. Дорога грунтовая дрянь, пыль. Пересекли границу – сразу асфальт.
Бангкок. После четырех азиатских столиц сразу видно, что он другой. Папа у него был, конечно, азиат, а вот мама, кажется, европейка. Прожили в Бангкоке дня три в kets guest houm (кошек больше, чем постояльцев), потом за $200 купили билет на самолет и уехали поездом в Hua Hin, на побережье.
Высадились в сумерках. На вокзале подошел познакомиться пожилой швед, тоже велопутешественник. Мы: коллега, где гест дешевый? И он как обязанность воспринял, с километр вел по улицам нас, было видно, как темнеет, намокает от пота его рубашка.
Комната за $6 на двоих. Пошли обнюхаться. Уже ночь, на местном «бродвее» светло как днем. Впервые мы в городке, где иностранцев больше, чем местных. Расслабленная курортная жизнь приелась еще в Вунг Тао, но там море свободное, а тут причалы какие-то... Старики-европейцы ходят за ручку с молодыми тайками, впервые увидели эту сервис-любовь. Насыпал льда в кофе в автомате, сел за мраморный столик. Тайка: не говорите по-английски? Можно поговорить по-французски. Нет? тогда итальянский? испанский?
Не говорю, не хочу, дайте пляжа ночного кусок, чтоб светлячки серебрили мои загорелые плечи, дайте прохладную ночь без людей, я так устал от тебя, многолюдная Азия, устал...
Агитирую Анатолия поскорей отсюда сваливать. Меня тошнит от сувенирных лавок.
Утром на велосипедах сделали разведку вдоль берега, Толя на север, я на юг. Гестов нет, в море никто не купается. Отелей дорогих много, там, наверно, бассейны...
Так и повелось. Ночами донимали москиты, твари похлипче наших комаров, но увертливей, днем обливались потом, «гуляли» сквозь призывы: массаж, сэр? ресторан? тук-тук (такси)? бум-бум (проститутка)? Жарко, чаю попил – уже вспотел, идешь под душ. Хорошо было только по вечерам, спадала жара... У отеля «Хилтон» иностранцы все же лезли в опасное море со скалами. Утром, пока солнца нет, и мы начали туда приходить. Потом Толя о ракушку, как бритвой, порезал там руку. Короче, отдых такой: поскорей бы 26 октября, самолет на Калькутту, вот и все впечатления о «волшебном отдыхе в Таиланде».
Только один день выдался хороший. Ночью шквалистый ветер и потоки дождя остудили курорт. Утром мы взяли плащи и пошли гулять по прибою. Бредешь, под ноги смотришь: вот ночью рыбку выбросило, вот трава как канат… Дождь мелко сеется, туманятся кораблики в море, бредешь... по Сахалину... пока в пальму лбом не упрешься. Нельзя пальмам сдаваться – купили в гипермаркете макрели селедочного посола, на газу отварили картошки, обедали по-русски.
Давно замечал: въезжаешь – плохо, уезжаешь – да вроде хорошо было. Эта закономерность и здесь себя проявила: в один из дней на юге обнаружили «военный» пляж хороший, в пальмах пополам с хвойными деревьями. А на обратном пути дешевый рынок: яйца 15 рублей десяток, кило манго за доллар, огурцов – за 50 центов, шашлычки за 4 рубля; плюс бездна другой неведомой еды. Последний день переночевали в лесу у пляжа в палатке, были «светлячки на загорелых плечах», была райская таиландская ночь.
В ИНДИЮ!
Прощай, кошачий домик! И ты, метис-красавец Бангкок! Впереди страна из наших любимых, старых детских книжек.
В аэропорту пересекли широкую «реку», она течет в Тай из Москвы и обратно. Русские люди везде, и мы наконец говорим с ними человеческим языком. Через час над джунглями Бирмы опять мы были единственными русскими на весь самолет, опять мы не люди – «немцы», немтыри...
В Калькутте дождь обложной, холодно! Впервые за эти месяцы. Аэропорт провинциальный, еще проще, чем в Южном. С интересом разглядываю людей. Другой народ. Почти нет курящих. Улыбаются мало, не как тайцы – как русские, нет деланных улыбок. А вот ругаются двое. Последний раз в Южном Китае видел, как ругались супруги, вся улица собралась. И полицейский на меня наорал – ни разу такого не было.
По карте до гестов 27 км. Город огромный, незнакомый, к тому же ночь и дождь. Новая страна. Нет, на вело не поедем. Таксисты лезут как пчелы на мед, но мы полтора часа (!) стояли как скалы, сбили цену с 600 до 350 рупий (примерно 7 – 8 долларов).Номер за $8, дороговато, завтра другой найдем. Горячая вода, кондишка – но и так +28, после +32 в Таиланде; кажется, что холодно. Надел плащ, пошел за пивом. С трудом нашел, здесь алкоголь продают только в специальных магазинах, как в СССР было. Виски, ром хорошего качества, отравой, как в России, не торгуют. Бутылку пива KING FISHER завернули в газету – как мило! Ведь это моя «дополиэтиленовая» молодость. Толе хлеб купил «русский»: несладкий и твердый. Начиная с Китая, он был пухлый и сладкий. Спички есть! Одну рупию стоят, как у нас было – одна копейка. Даже не думал, что так много в Индии родину напомнит.
На тротуарах под дождем мешки лежат. Видимо, уличный бизнес, хозяева добро до утра сложили. Нет, это люди спят в мокрых мешках! Видно, как они дрожат от холода. А мимо другие индийцы в джипах проезжают. Впервые вижу такой огромный разрыв между бедностью и богатством. По ТВ у Индии сейчас спутник к Луне летит. А я иду по лужам, осторожно ступаю между спящими людьми, полуголыми, худыми. Как можно так жить? Видимо, действительно «хорошую религию придумали индусы», ни они себя, ни их не жалеют и не презирают. «Богатые тоже плачут», а жизнь у индуса не одна.
27 октября. Утром пошел гулять. Нищие под ноги не бросаются, больше всего этого боялся. Впервые увидел классических рикш. Везде в Азии они уже выродились в аттракцион для туристов, а здесь на них ездят сами индийцы. Здесь у «Рикши из Калькутты» (Бунин) ничего не изменилось: колеса деревянные, коляска рабочая, босиком по холодным лужам, разве что бетель не жуют, не видел.
28 октября. Большое здание местного рынка, год постройки 1874, английский колониальный стиль, красиво. Это снаружи, а внутри... если в Пекине ночью был «Замок Кощея», то это даже днем «Байки из склепа». В мясном отделе высоченные – пяти-этажный дом влезет – облезлые колонны, на них мох и потеки воды, гирлянды паутины. Внизу мясо красное, вверху черные галки стаями кружат – кар-р-р! – гулко в вечность эхо каркает. И это днем, а ночью? Итак, Калькутта – город контрастов. Я много гуляю, Толя мало, его удручает грязь и помойки на каждом шагу. Профессиональный борец за чистоту улиц, он и дома 2–3 раза в день полы протирает. Я к грязи равнодушен (мне плохо только от сувенирных лавок), наоборот – с большим подозрением отношусь к стерильной чистоте. Индия оказалась не похожа на страну из любимой детской книжки.29 октября поднялись в 4.30 и поехали автобусом в Dikha, городок на побережье.
МЫСЛИ ПО ПОВОДУ
Везде, где был за границей, я вижу «бэк пэкеров» — людей с рюкзаками, путешествующих, как и мы: «турпакет дикаря». В основном им от 20 до 30 лет, путешествуют в среднем 3 месяца. Есть и пожилые, многие шляются и по полгода. В юрте в Монголии, в любом гесте можно видеть, как они листают толстые книжки с названиями «Китай», «Вьетнам», «Таиланд»... Нам на зависть. Это путеводители Lonely Planet, они каждый год обновляются в зависимости от ситуации в конкретной стране. Черно-белые, зато много карт и планов городов, адресов дешевых домашних гостиниц, масса рекомендаций: сюда ходи, туда не ходи, кормят дешево здесь...
Недорого путешествующие рюкзачные люди спокойно из них черпают информацию, которая нам достается потом и кровью. Был бы такой путеводитель на русском — что нам Ханой по сравнению с олимпийским Пекином? Иностранец берет книжку в руки - как с папой-мамой идет с ней по миру. Русскому без языка как в омут. Очень хочется броситься — а! была не была! — бросаешься. Выплывешь? Нет? В русских путеводителях только дорогие отели, цветные фото ресторанных блюд — все для богатых. В головах у россиян крепко засело: если у меня мало денег, я не могу путешествовать. Почему? Может, не в деньгах суть, а причина — семидесятилетний железный занавес? Он давно снят, а нет, в головах остался. Спрос диктует предложение: Россия не ездит, как весь мир, «бэк паком», соответственно нет и таких путеводителей. Забегая вперед: мы видели тысячи иностранцев, путешествующих как мы, а первого русского дикаря встретили только через ТРИ МЕСЯЦА. И тот был москвич!
КУРОРТ ДИКХА
...Расстояние от Калькутты до курортного городка всего-то 183 км, а шофер запросил как на поезд до Дели (мы взяли билет на 5 ноября). Успешно сбили цену с 600 до 400 рупий. В автобусе двое нас и «цыганский табор». Асфальт был на удивление хорош, но дряхлый, наполовину деревянный автобус имел неполный набор рессор. К тому же по телевизору в салоне нас всю дорогу глушили индийскими фильмами. Не смотреть было можно, не слушать нельзя. Половину пути мы проехали по местности, напоминающей городскую свалку в Южно-Сахалинске, по обочинам местные бомжи торговали со свалки всяким добром, недорого. Потом свалка исчезла, потянулись поля, пальмы... хорошо. Но ненадолго. Неужели с помойки Калькутты въезжаем в другую? Толя в окно смотрит, молчит, было бы что сказать радостного — уже бы сказал... И я молчу, негативом друг друга не гасим. Вот... неужели?! Да! Вот он, абсолют позитива - Индийский океан! Сбылась мечта идиота, Индийский, да...
Да, но еще ведь и поселиться надо правильно...
Пять долларов за номер, две кровати, душ-туалет, вентиляторы, телевизор, в нем 200 программ. Одно плохо — москиты. Но ведь мы сахалинские пацаны, мы все сделали правильно, а гекконы - наши любимчики еще с Вьетнама — ползая по стенам, довершили расправу над кровососами. Вечером вышел покурить: ни души, никто мне не улыбается. Спасибо, Азия, я так долго этого ждал. Тишины. Без людей.
Утром на пляж. Зыбь крупная рушится на песок... что ж... океан, не море. На зыби индусы катаются, по песку девки индийские бегут. У одной сари фиолетовое, а шарф голубой, другая в синем, шарф красный, третья... Бегут, на волнах гребни белые, девки — как три радуги. Йогу на песке мокром сделаешь — и в волны. Кайф, кайф и кайф. Нет иностранцев. В этом есть плюс: к нам не пристают. Иностранцы, если их много, создают инфраструктуру лакеев, за их деньги везде в бедной Азии люди чуть не драться готовы... Здесь просто люди, индийцы, и они к нам не пристают, в отличие от множества лакеев в Таиланде.
Везде — по пляжу, мимо нашего геста — ходят священные коровы. Ходят не униженно стадом мычащим, нет. Ходят как я, в одиночку, корова тут личность. Например, разговоришься с индийцем, потом похлопаешь его по плечу: фрэнд! гуд мэн! Он тебя похлопает. Так и с коровой, она идет, ты ее похлопаешь: о! корова! — а она в ответ шкурой дернет: извини, могла бы и копытом, но тебе ведь не понравится.
Всегда думал, что по продуктам самая дешевая страна Китай — нет, все же Индия. Напротив геста харчевня, через день варил там борщ или суп из парной курицы, все покупал на рынке за гроши. Хозяин, правда, дорого драл за керосин, зато жена бесплатно бетелем угощала. Предложил Толе — не хочет. «Даже если привыкнешь, на Сахалине его все равно не найдешь, давай!» Нет, не хочет бетелезироваться...
ДЕЛИ
12 ноября, финиш велопробега. В 12.00 нас ждут в центральном офисе нефтяной компании ONGC VIDESH, у нее филиал на Сахалине. Это спонсоры нашего велопробега. В сахалинские проекты они вложили $2 миллиарда. Сейчас 11.30, я и Анатолий стоим у кольца Нового Дели, до цели - их офиса - три минуты езды. Они попросили приехать на велосипедах. Надо ждать, приедем ровно в полдень. Я: «Толя, что-то грустно мне». Он: «И мне не весело». Конец всему, о чем мечтали. Хорошему, трудному куску жизни - конец. Мы более-менее, на четверку, сделали, что задумали. Впереди еще по плану Тадж-Махал, благословенное Гоа... а финиш сейчас. Финиш всегда паденье, спуск, даже если ты победил. Тяжело на душе. Пепел прошлого осыпает голову. Толя: «Двенадцать без пяти, поехали, что ли...»
Улыбчивые сотрудники «Видиш» вручают нам букеты цветов, каждому по подарку - мраморные копии Тадж-Махала. На стене плакат с приветствием «Welcome, mr. Vladimir Gryshuk end mr. Anatoli Shmakov!». Два фотографа, очереди вспышек. Минут 10 спустя подходит президент компании мистер Бутола. Сквозь холодную ауру денег бизнеса мирового уровня вижу лицо хорошо воспитанного индийского джентльмена. Он весел, задает вопросы, потом уходит. Дела.
Нас ведут пить чай, разговор уже попроще, хорошо говорящий по-русски доктор Нояр ловит меня на слове: «Хорошо объясняетесь жестами? Вот мой сосед, скажите ему что-нибудь». Затеваю пантомиму — все смеются. Облом, блин... Потом вдесятером едим в ресторане компании, вегетарианская еда из десяти блюд очень непривычна, Анатолию нравится суп, мне десерт. Кстати, уже пробовал его у уличного разносчика. В ресторане все по-простому, ежедневный обед менеджеров компании. Прощаемся.
Через час приезжает шофер-индиец, везет нас из геста на пресс-конференцию в Российский информационный центр. В зале с десяток индийских журналистов, Евгений и Лена из РИА «Новости». Чувствую себя гораздо свободней, чем в «Видиш». Главное, не важничать и не тупить, поточней и короче отвечать на вопросы и не заговаривать зубы опытным профи. Владимир Шредер, глава Центра, громко и весело переводит вопросы-ответы на русский, английский. «Пускай рожден ты дворником — родишься вновь прорабом...» - лезет в голову «индийская» песня Высоцкого.
Потом впятером пили чай и от души наговорились по-русски с Владимиром, Еленой и Женей, потом нас опять таскали по улицам индийские телеоператоры, и под конец звездный день утомил двух героев. Что толку? Сторож останется сторожем, дворник не будет прорабом.
15 ноября уехали поездом на океан.
ПО ИНДИИ
Пляжи Гоа, Хампи, Джайпур, Тадж-Махал в Агре... 12 декабря поехали на Ганг в Варанаси, это духовный центр Индии, город самого большого паломничества индуистов, в стране их 80 процентов. Мы — втроем, из Москвы прилетел наш друг Fox.
Варанаси старше Рима. Кто тут не был, тот не был в Индии. В этот самый индийский из всех городов приезжают, чтобы совершить омовение в священном Ганге или принять участие в обряде «бенарес» — сжигании на костре своих умерших близких. Здесь на каменных гатах-ступенях, спускающихся к Гангу, были сняты кадры из «Шокирующей Азии».
Шесть часов утра, еще темно. Лабиринтом улиц выходим на берег. Ганг в тумане. Холодно. На гатах мальчишки играют в футбол. А покойников здесь жгут круглосуточно. Смерть — жизнь совместимы. Садимся в длинную деревянную лодку, едем вдоль берега, в тумане — красные пятна погребальных костров, в тумане — наш лодочник, закутанный в шарф, скрипят его бамбуковые весла... Стикс... Ганг... Река мертвых. На берегу горы пепла отгоревших костров, чуть дальше в желтых одеждах сидят йоги. Гаты, их крутые ступени вниз - как ступени жизни человека... И вот костер на берегу, конец, река уносит пепел.
В лодке нас четверо, на волосы косматого аргентинца из тумана оседают капли воды, Толя прижимает платок ко рту, я и Fox с похмелья, надо было взять сюда немного рому, поспокойней нам было бы. Из тумана доносятся погребальные песнопенья, сила, подавляющая и гнетущая, изливается на лодку с берега, ощущение выхода из комы, не в жизнь, а на тот свет. Никто к тебе не подходит, не говорит с укором: «А ты не верил». Сам себе говоришь: «Есть жизнь там... то есть здесь... я уже здесь...» Сильнейшее впечатленье, на всю оставшуюся жизнь.
Вечером уезжать, сходили на Ганг еще раз. Решили пройти все гаты до моста, это километра два. Тумана нет, метрах в 200—300 виден другой берег реки. Солнце, уже не так жутковато. Индусы в белых одеждах бамбуковыми палками ворошат дрова, шевелят труп, чтобы лучше горел. Крепко сидит на шее голова, ломается тазобедренная кость, я отворачиваюсь... Из-под полы, не глядя, снимаю «Пентаксом» полусоженное тело. Вдруг патруль-облава: неосторожно снимающего коммуникатором Foxa замел служитель смерти, весь в белом. А может, родственник недосожженного. Он требует за оскорбленье shri handrid ($6). Может, себе, может, на дрова, чтобы дожечь тело. Fox отталкивает его рукой, старик отстает, делаем товарищу выговор: «Не Россия! Нельзя руки распускать». Что поделаешь, с похмелья Fox не так мил, как всегда. Рядом паломники совершают ритуальные омовенья, купанье в Ганге улучшает карму. Fox раздевается, погружается с головой ладонями вверх. Под смех толпы надеваю его мокрые плавки, ныряю со ступеней, крепко сжав губы, чтобы не глотнуть воды.
Вот и мост, уходим не по-английски, по-русски — садимся на ступени последней гаты, прощаемся с Гангом. Больше не увидимся. На том свете я уже был, дважды такое не бывает. А на этом еще много интересных мест, и мы не так молоды, чтобы возвращаться.
© Владимир Грышук