Проснулся я от жары. Открыл глаза и тут же зажмурился – солнце сияло с ярко-синего неба так, словно хотело иссушить Озеро. Спальник накалился, и внутри было примерно как в духовке. Я спешно выбрался на воздух, скинул с себя одежду и с наслаждением подставил кожу легкому ветерку. Михалыч уже вовсю возился с мотором, над почти прогоревшим костром висел котелок, от которого шел умопомрачительный запах тушенки. Я приподнял крышку и невольно сглотнул набежавшую слюну. Макароны по-флотски, вкуснятина небывалая!
- Сначала умываться! – донеслось от лодки. – Ты ведь грязный как поросенок.
Что есть, то есть. Вчера мы рухнули спать как подкошенные, едва добравшись до берега. Я даже предположить не мог, что Озеро может быть таким яростным, безжалостным, мрачным и страшным. Оказалось, может. Я подошел к воде, присел на корточки, всмотрелся в золотистую глубину. Среди золотого на солнце песка тут и там выпирали разноцветные камешки, превращая дно Озера в сундук с сокровищами. Я опустил ладони в воду. Теплая!
- Здесь не глубоко, вода прогревается, я уже искупался – донеслось от лодки. Я мигом скинул с себя остатки одежды и, зажмурившись, бросился в Озеро. Прохладная вода в первый миг будто обдала разгоряченную кожу кипятком, у меня перехватило дыхание и захотелось немедленно выбраться на берег. Но уже через пару мгновений я привык к воде, которая показалась мне шелковой и очень мягкой. Я лег на спину, расслабился и принялся бездумно смотреть в небо. Мне казалось, что я не плыву, а лечу там, в вышине, глядя сверху на Озеро и покрытые лесом горы, бурливые речки и безмолвные валуны…
- Долго не купайся, махом простынешь – крикнул Михалыч, и я поплыл к берегу. Вылез из воды и моментально замерз, бывает же! Стуча зубами, добежал до костра, подбросил сушняка, вытянул к огню руки:
- Дядь Сереж, а вы ели?
- Да, обедай.
Пообедал я быстро, почти моментально, запил все остатками теплого еще чая и помчался на берег, к Михалычу.
- Дядь Сереж, а что с мотором?
- Воды нахлебался, видишь, сушу?
Он и правда разобрал двигатель и разложил его на остро пахнущей бензином тряпице.
- Сейчас обсохнет, соберем и попробуем завести.
- А если не заведется?
- Варианта два – абсолютно серьезно ответил Михалыч. – На веслах или вплавь.
Я посмотрел на другой берег и задумчиво почесал в затылке.
- Надо бы, чтоб завелся, а?
Отвечать Михалыч не стал. Он брал каждую мелкую деталь и насухо протирал ее тряпкой, после чего выкладывал к уже протертым.
- А зачем мы сюда вообще приплыли?
Михалыч помолчал немного, видимо, обдумывая, как мне ответить, потом заговорил:
- Обычно я часто ухожу в дальние обходы по территории заповедника, по нескольку дней ночую в тайге, обхожу свой участок, наблюдаю за животными, слежу, чтобы не появлялись нарушители, и делаю еще много всякой работы. С тобой так не получится, тяжело. Вот и придумываю варианты, как и работу сделать, и тебя одного на кордоне не бросать…
Двигатель не завелся. Михалыч еще дважды разбирал и собирал его, но все было тщетно. Я ходил кругами, то и дело порываясь спросить, как там дела, но не решался. Потому что Михалыч с каждой минутой становился все мрачнее. Я хотел было пойти на реку, которая шумела метрах в ста от нас, но егерь настрого запретил мне отходить.
- Здесь берег дикий, зверья много. Медведи здесь у себя дома и ходят там, где им заблагорассудится. Так что будь рядом, чтобы я тебя видел.
В результате через пару часов я готов был взвыть в голос от безделья. Я уже и блинчики попускал, трижды побив свой собственный рекорд, и еще раз искупался, и построил из гальки настоящую крепость…
Наконец Михалыч выбрался из лодки на берег, тщательно вытер руки пропитанной бензином тряпицей, зло бросил ее на дно лодки, уселся на борт и сказал:
- Похоже, наш «Вихрь» приказал долго жить.
- И что делать?
- Пойдем пешком в сторону Корбу. Туда ежедневно по нескольку раз приходят лодки и даже целый теплоход. Возьмем лодку, утянем свою на кордон и починим.
- А далеко до этого… Корбу?
- По берегу километров двадцать.
- Ого!
- Вот тебе и «ого». Мы с тобой за пару дней дойдем. Пойдем налегке, так что не робей! – Михалыч подмигнул и принялся собирать инструменты…
Все свои пожитки мы убрали в носовую банку, оставив только рюкзаки, да Михалыч взял карабин, патроны, бинокль и флягу с водой.
- Иди за мной след в след, не отставай. Если что-то не так – сразу зови. Быстро идти не будем, но и прогуливаться тоже времени нет. Переход получится тяжелый, но ты справишься, ты парень крепкий и упертый. Считай, что в егеря тебя посвящаем – Михалыч подмигнул, поправил лямку своего рюкзака и зашагал в сторону тайги, которая вдруг показалась мне недружелюбной и мрачной. Но стоило только зайти в прибрежный лес, как все мои переживания показались мне смешными.
Яркое солнце пронизывало лес насквозь, выхватывая красноватые сосновые стволы, пятна цветов на полянах, крепко стоящие тут и там валуны. И пахло так, что хотелось ложками есть этот воздух. Михалыч шагал размеренно, поглядывая по сторонам и каким-то только ему ведомым образом выбирая направление. Тропинок здесь не было, и шли мы, как мне казалось, наугад. Мы забирались вверх и спускались вниз, обходили глубокие овраги и вброд перебирались через ручьи. Тайга в полуденной жаре стояла тихая и торжественная, лишь звонко тенькали какие-то птахи и дробно стучал дятел. Легкий ветерок еле слышно шелестел где-то над головой. В этой тишине особенно пронзительно звенели в тени комары и гудели над полянами шмели.
Запыхался я быстро, но вида старался не подавать. Нам еще идти и идти, и если я в самом начале пути сдамся, то до конца точно не дойду. Не нести же меня Михалычу на закорках, так что сцепим зубы и будем делать вид, что именно ради этого я сюда и приехал. А с другой стороны, как я собирался с отцом и его друзьями идти в тайгу на две недели? Так что нечего жаловаться.
Михалыч иногда оглядывался на меня, и после особенно долгого подъема первым присел в траву:
- Надо передохнуть немного, что-то я запыхался.
Я-то видел, что он ничуть не устал, и был ему очень благодарен за эту маленькую хитрость. Я упал рядом с ним, облокотился на рюкзак и вытянул ноги. Михалыч посмотрел на меня с хитрецой, протянул флягу:
- Много не пей, просто прополощи рот, иначе идти не сможешь.
Oх, как тяжело было мне удержаться от того, чтобы не сделать пару хороших глотков! Но я все-таки сдержал себя. Стало намного легче, и следующие пять минут я просто блаженствовал. Каюр сидел чуть в стороне, чутко прислушиваясь к таежным шорохам.
- Ничего, Димка, сейчас полегче будет.
- Да я нормально…
- Я вижу. Но даже мне тяжеловато вот так марш-броском идти. К вечеру придем в хорошее место, там заночуем, а с утра уже до Корбу побежим, там не очень далеко останется. Если все пойдет нормально, то уже к ночи будем на кордоне.
- А Корбу это что?
- Корбу это водопад.
- Ух ты! Водопад! А он большой?
- Да нет, здесь нет очень уж больших водопадов. Вот на Чулышмане есть водопад Учар, вот он большой и очень мощный.
- А где этот Чулышман? И что это вообще?
- Чулышман это вторая после Катуни река Алтая, впадает в наше Озеро в южной его части. Очень красивая река, протекает в большом ущелье с водопадами.
Я даже зажмурился, представляя себе эту красоту. Вот бы там побывать!
- Ладно, сидеть можно долго, пора идти – Михалыч легко поднялся и подал мне руку. Идти после небольшого отдыха стало легче, и я даже начал насвистывать какую-то мелодию, но вскоре мне стало не до этого. Все-таки ходьба по горам это вам не легкая прогулка по парку. Я шел за Михалычем, крутя головой во все стороны. Слева в прогалах отсвечивало голубым Озеро, вокруг раскинулась бескрайняя дремучая тайга, над головой бездонно синело небо и калило воздух ясное солнце. И везде, везде сновала разнообразная живность. Туда-сюда сновали птички, названия которых я не знал, в одном месте дорогу нам важно перешел большой сердитый еж, изредка удавалось заметить бурундука или белку. Все-таки тайга это целый мир, как будто другая планета. Я поневоле чувствовал себя героем какого-то приключенческого романа , заброшенного в самую глушь, где звери и человека-то не видели, а потому не боятся и дают себя рассмотреть.
Я так увлекся своими размышлениями, что не заметил, как Михалыч вдруг остановился, и врезался в его спину.
- Тихо – одними губами прошептал егерь и показал куда-то вниз по склону. Каюр лежал у его ног и тоже смотрел вниз. Я посмотрел в ту сторону и замер, забыв то, что хотел сказать. На залитой солнцем поляне метрах в пятидесяти от нас в густой траве лежала маралуха, а вокруг нее скакал пятнистый ушастый олененок. Он смешно наскакивал на мать, пригибая голову и взбрыкивая, отпрыгивал в сторону, заходил с другой стороны и снова наскакивал.
- Ишь ты, ребенок он и есть ребенок – тепло прошептал Михалыч. – Видал?
- Ага – зашептал и я. – Красивый.
- Маленькие все красивые. И пугать не охота, а придется…
Михалыч гулко откашлялся. Маралуха испуганно повернула голову в нашу сторону, вмиг вскочила и в три прыжка скрылась в подлеске, увлекая за собой детеныша.
- А зачем вы их напугали?
- Так и так бы она нас услышала, но мы бы крались, мучились. А так свободно пойдем.
Он снял с пояса флягу, сделал глоток и протянул мне:
- Пару глотков, не больше.
Я и не знал, что вода бывает такой вкусной! Два глотка превратились в три, и я огромным усилием воли заставил себя оторваться и вернуть флягу Михалычу. Он молча вернул ее на пояс и зашагал дальше. Я пожал плечами и пошел следом.
Часа через два я понял, что не могу сделать больше ни шага, ноги просто отказывались подниматься, как будто в каждый сапог насыпали по ведру мокрого песка. Михалыч молча снял с меня рюкзак, повесил себе на плечо:
- Держись, Димка, совсем чуть-чуть осталось. Сейчас поднимемся, потом спустимся, еще немного пройдем, и на месте. День уже к закату клонится, ты оголодал небось, а?
- Да не, нормально – соврал я, хотя желудок уже давно пытался переварить сам себя. Но это мелочи по сравнению с усталостью. Укатали Сивку крутые горки…
Я из последних сил забрался-таки на самую вершину очередного угорья и без сил рухнул на хвою. Прислонился спиной к теплому кедровому стволу и бездумно уставился на Озеро. Солнце светило из-за спины, заливая его закатным розоватым светом, и сверху Озеро показалось мне огромным драгоценным камнем. Солнечные лучи проникали в глубину и волнующе играли в толще воды. Как же красиво! Какое оно разное, наше Озеро. Я почувствовал, что начинаю засыпать, растер уши ладонями и с трудом поднялся. Нельзя долго сидеть, потом вообще не встану. Михалыч все это время сидел на пеньке, с улыбкой глядя на Озеро.
- Красиво, а, Дим?
- Очень. Я такого никогда не видел.
- Это ты еще Катунь в августе или сентябре не видел. Она становится изумрудно-бирюзовой. Эх…
Он поднялся, хлопнул меня по плечу:
- Зато спать ты сегодня будешь без задних ног.
Спуск дался очень нелегко. Натруженные гудящие ноги то и дело норовили подломиться в коленях, пот заливал глаза и щипал кожу, хотя солнце уже так и не пекло. Но я напоминал себе, что вот сейчас мы спустимся и еще немного пройдем, и можно будет снять опостылевшие сапоги и вытянуть ноги. Михалыч все чаще оглядывался на меня, а Каюр так и вовсе пристроился у меня за спиной и, похоже, следил за тем, чтобы я не остался где-нибудь под елочкой. Спустились в распадок, и тут Каюр с яростным лаем бросился вперед и исчез в густом кустарнике. Михалыч тут же остановился и потянул с плеча карабин.
- Дядь Серёж, что там? – спросил я севшим голосом.
- Медведь рядом где-то, так Каюр только с хозяином здоровается.
- А он не нападет?
- Не должен. Мишки от Каюра бегают только пятки сверкают.
Говорил Михалыч спокойно, но карабин не убирал, что не добавляло мне спокойствия. Я на всякий случай подошел поближе к егерю и теперь крутил головой во все стороны, мигом забыв про усталость. Уверен, что если Михалыч сейчас скомандует бежать, я пару мировых рекордов точно побью. А может даже и один олимпийский. Если медведя увижу. Но медведя мы не увидели. Довольный Каюр вернулся к нам, ткнулся Михалычу носом в ладонь и занял свое место у меня за спиной.
- Пошли, все нормально, ушел косолапый.
Теперь я шагал воодушевленный и полный задора, порываясь иногда забежать вперед егеря. Он только усмехался в усы и ничего не говорил. На место ночевки мы вышли уже почти в полной темноте. Солнце село за гору, и ночь тут же опустила на Озеро свое усыпанное крупными сочными звездами покрывало. Небольшая поляна с давным-давно обустроенным кострищем и запасом дров показалась мне райским уголком. Михалыч быстро развел костер, достал из рюкзака два котелка и ушел куда-то в темноту. Вскоре он вернулся и пристроил оба котелка над огнем.
- Тут родничок неподалеку – пояснил он мне. – Пойдем пока сушняка соберем.
- Так ведь есть же – мне совершенно не хотелось двигаться.
- Ну так мы с тобой за ночь спалим запас. А представь, кто-то такой же уставший, как ты, сюда выйдет, а дров нет? Нет, Димка, в тайге так не принято. Здесь к костру всегда со своими дровами приходят. Но если не хочешь, посиди, я один схожу.
Ну нет, это уже будет свинство. Я поднялся и пошел за Михалычем…
Минут через тридцать, когда в большом котелке доходила похлебка из перловки с тушенкой, а в маленьком запаривался чай, я сидел, вытянув босые ноги к огню, и наслаждался покоем. Спина сладко ныла, ноги просто гудели, но мне было очень хорошо.
- Сейчас поужинаем и спать будем. Ты за кашей следи, а я сейчас – Михалыч поднялся, прихватил топор и исчез в темноте. Минут через десять он вернулся, неся большую охапку лапника.
- На-ка, сооружай себе лежак, а я сейчас еще принесу.
Минут через двадцать у нас уже были готовы два самых настоящих царских ложа из лапника, накрыты сверху дождевиками. Я попробовал лечь на свой лежак – мягко! Класс! Вот пацаны обзавидуются, когда я им все это буду рассказывать.
Плотно поужинав, мы устроились на лежаках. Я уставился в бездонное звездное небо над головой.
- Дядь Серёж, а что еще интересного есть на Алтае?
Михалыч ответил не сразу:
- Тут очень много всего интересного. Алтай ведь древняя земля, здесь кого только не было. Недалеко отсюда нашли скифские захоронения, целого царя нашли. Есть самая высокая в Сибири гора, Белуха называется, 4500 метров высотой. От нее одинаковое расстояние до всех океанов, представляешь?...
Он говорил что-то еще, но я уже провалился в сон, и снились мне огромные водопады…
Мое пробуждение назвал бы приятным только человек с очень испорченным воображением. Бешеный лай Каюра подбросил меня на лежаке. Я уселся, ошалело закрутил головой, но вокруг стояла кромешная тьма. Костер прогорел и еле тлел, рдея багровыми углями под слоем золы. Каюр крутился вокруг костра, но далеко не отходил.
- Дядь Серёж! – свистящим шепотом позвал я. – Дядь Серёж!
- Щас, погоди – он повозился в темноте и подбросил в костер лапник. Он занялся тут же, ярким трескучим пламенем.
- Подкинь сушняка, я тут пока разберусь – Михалыч подхватил карабин и шагнул к Каюру. – Ну, что ты ругаешься? Хозяин пришел?
В темноте вспыхнул тусклый луч фонарика и зашарил по окрестным кустам и деревьям. Каюр сорвался с места, и луч фонаря тут же метнулся вслед за ним. Страх затопил меня с головой, внезапный и огромный. Я сжался в комок на своем лежаке, придвинувшись поближе к огню, подбросил побольше сушняка, чтобы пламя разгорелось поярче, и вслушался в темноту. Михалыч держал карабин наготове, слушая, как где-то в темноте заливается яростным лаем Каюр. Так продолжалось долго, я даже задремать успел, потому что Каюр уходил все дальше и дальше. Михалыч вернулся к костру, вылил воду из фляжки в котелок и принялся варить чай.
- Ты, Димка, спи давай, завтра день тоже непростой. Хотя идти нам в полтора раза меньше, чем сегодня, но все равно трудно. А я покараулю, Каюра подожду.
Я согласно кивнул. Страх вроде бы отступил, глаза слипались так, что я просто не мог их открыть, поэтому я просто повалился на свой лежак и уснул. Следующее мое пробуждение было не в пример приятнее. Я проснулся от того, что прямо над головой устроилась какая-то птичка-невеличка и принялась громко щебетать на все лады. Я открыл глаза и тут же зажмурился – солнце светило прямо в лицо. Я уселся на лежаке, осмотрелся. Михалыч дремал, привалившись спиной к кедру, Каюр охранял его сон, устроившись у самых ног. Костер едва дымил тонким синим дымком. Я поднялся, подбросил в костер несколько веток, прихватил пустую флягу и отправился искать родник в ту сторону, куда ходил вчера Михалыч. Он говорил, родник неподалеку, так что сложностей быть не должно. Родник бил из-под здоровенной серой глыбы. Я долго и с наслаждением умывался, потом наполнил флягу и уже собрался уходить, когда меня пронзило ощущение взгляда, направленного в спину. Не знаю. как это объяснить, но чувство было такое, будто кто-то два пальца упер ы затылок. Я похолодел, медленно повернул голову и чуть не заорал. Прямо на меня смотрел медведь. Он наполовину вышел из кустов и сейчас внимательно меня изучал. Я хотел заорать, но язык присох к небу. Я думал броситься бежать, но ноги отказывались слушаться. Я слышал громкое дыхание зверя, который показался мне огромным, и в голове билась только одна мысль: «Каюр…Каюр…Каюр».
Не знаю, сколько мы так простояли, глядя друг на друга, но от костра сначала раздался крик Михалыча «Диииимааааа!», а затем появился Каюр. Он без раздумий бросился на медведя, заливаясь жутким лаем вперемешку с каким-то нутряным рыком. Медведь рявкнул и бросился наутек. От его рыка я сел на землю. Таким меня и застал Михалыч.
- Я тебе говорил от меня не отходить?! – он навис надо мной.
- Угу.
- Ладно, обошлось, и хорошо. Пойдем.
Я кое-как поднялся и на неверных ногах доковылял до костра.
- Напугался? – спросил Михалыч, когда я доел свою порцию завтрака.
- Угу.
- Немудрено. Я первый раз когда медведя вживую увидел, тоже напугался. Сила в нем огромная. Глянет, и ноги в землю врастают. Но это ничего, через некоторое время привыкаешь. Готов?
Я кивнул.
- Ну, тогда моем посуду и в путь…
Продолжение следует