В нашу редакцию пришло письмо...
Июль 1943 года выдался жарким. Наш саперный полк готовил все необходимое к большой наступательной операции на Курской дуге (позже мы узнали, что стали участниками знаменитой Курской Битвы).
Сейчас же нас, саперов, день за днем сопровождал тяжелый труд: копать землю, разравнивать, наводить коммуникации через реки и речушки, строить рокады, дороги - там, где днями позже пойдет вперед наша пехота. Немцы не сильно досаждали нам на нашем участке - они, словно учуяв приближение нашего наступления, также активно занимались наведением позиций обороны.
Возле небольшого хутора, почти разрушенного ударами авиации и артиллерии, мы с моим товарищем Витькой Артемьевым, отрыли чугунок с монетами. Емкость была наполнена большими и малыми серебряными кругляшами, и была довольно увесистой.
"На кой нам это добро? Обшмонают, или кто из своих будет языком трепать - моментально под трибунал попадем" - единогласно решили мы, и бережно прикопали чугунок под приметным старым тополем, нависавшим над речушкой у крайнего дома этого безымянного хутора...
- А что было дальше, дед? - спросил медбрат у старика, лежавшего на узкой больничной койке. Капельница хищно вонзилась в его руку с иссохшими венами, равномерно гудела и попискивала аппаратура, поддерживая угасающую жизнь в повидавшем много чего на своем веку тощем, но жилистом теле.
А что дальше? Не до клада было... Как началось наступление - накрыло дружка моего Витьку миной. На следующий день и я в госпиталь загремел - хорошо, хоть выходили. Потом - снова на фронт: Польша, Германия, и все - конец войне... А чугунок тот... До сих пор там лежит, наверное. Ты поезжай-ка, браток, туда - я тебе подробно нарисую картинку, где его искать. Хороший ты парень, вон, как со стариками возишься, да мало кто тебе спасибо за это скажет. А клад тот - тебя дождется, я уверен. Заодно поклонишься от меня Витьке Артемьеву - он в братской могиле с обелиском неподалеку от того места...
Июль 2003 года... ровно через 60 лет после событий Курской Битвы, мы с товарищем оказались на месте, указанном на карте, от руки нарисованной сапером-ветераном. Легко нашли старый тополь, накрывавший своей огромной кроной остатки домовых ям бывшего хутора. Примитивный металлоискатель сильно фонил от наличия в земле огромного количества железа - "эха войны", но все же неглубоко прикопанный чугунок он учуял достаточно легко.
Мы испытали одновременно радость и стыд. Серебряные рубли и полтинники с профилями царей издавали приятный мелодичный звон, сознание захватывала эта волшебная музыка. Стыдно было от того, что никому - ни тому, кто зарыл клад, ни тем, кто его действительно нашел - он не принес никакой пользы. Была надежда, что нам повезет больше. Молча, мы пересыпали монеты в рюкзак и направились к высоте, ознаменованной острым обелиском. Среди сотен фамилий я нашел "Артемьев В.А, сержант".
Строгий, скромный обелиск словно укоризненно смотрел на нас тысячами усталых глаз, несбывшимися мечтами и надеждами. А может, это нам казалось? Словно мы в чем-то виноваты перед ними, большинство из которых были нашими ровесниками. Поставив стопку водки, накрытую сверху ломтем хлеба среди букетов засохших и совсем свежих цветов, я прикопал одну из монет прямо в основание памятника.
Спасибо тебе, Сапер. Мы по-совести распорядимся кладухой!
