Мы сидели на лавочке с Ладой.
Мимо нас пробегали возбуждённые предстоящим событием обитатели летнего пионерского лагеря, все те, кто попал вместе с нами – мной и моей подругой – в эту смену в «Берёзку» - место, расположенное глубоко в сосновом лесу, обнесённое высоким забором, неподалёку от деревни со странным названием Ясашная Ташла.
В тот вечер воздух был пронизан всеобщей радостью от предвкушения прощального костра и последующей за ним дискотеки. Вожатые с золотыми зубами и «химией» на голове с самого первого дня восторженно рассказывали нам о том, как он прекрасен – этот костёр. Собратья по отряду, что были не первой ходки, повествовали о небывалой красоте предстоящего действа в последний день смены.
Поначалу мы верили россказням и ждали сие мероприятие, но, день за днём проживая в этом лагере, убеждались в том, что рассчитывать на яркие впечатления от заключительного праздничного вечера здесь не приходится. В самом деле – день Нептуна впустую прошёл – нам так и не дали искупаться. Просто выстроили вокруг бассейна и дали посмотреть, как веселится ряженый пьяный педагогический состав лагеря. На родительский день нас заставили петь со сцены пошлые частушки примерно так: хор мальчиков и девочек ритмично поёт «тумбочка, тумбочка, тумбочка, тумбочка…» в то время, как солист звонким пионерским голосом заводит: «Милый, купи мне машинууу, милый, купи мне гараж, милый, купи мне витрииииину, милый, купи эрмитааааж…». И хор продолжает: «Тумбочка, тумбочка, тумбочка, тумбочка…». Хорошо ещё, что мы с подругой не отличались музыкальными способностями и нашего отсутствия в составе выступающих никто не заметил… К слову, моё потрясение сим «искусством» было столь велико, что слова эти врезались в память на всю жизнь. Но вернёмся к последнему дню смены, вернее, к его окончанию.
Итак. Сидя на лавочке, мы наблюдали за тем, как лагерь в полном составе готовится к последнему костру. Вожатая, сверкнув жёлтым зубом, пробежала мимо, с криком «А вы чего не собираетесь?». Ребята из старшего отряда пронеслись куда-то стайкой возбуждённой. Залаяла собака у ворот лагеря, послышались странные, скрипящие звуки. Обернувшись, мы увидели телегу, которую тащила за собой белая кляча. Содержимое телеги было живописно. По всему периметру свисали чьи-то ноги, далее виднелись тела, облачённые в пёстрые рубашки и головы с немыслимой длины и лаковой стойки чёлками. Посередине повозки возвышалась какая-то аппаратура. «Музыканты приехали!» - сообщил пролетевший мимо мальчишка из нашего отряда. Мы с Ладой переглянулись. «Хм» - сказали мы вслух одновременно. Время ускорилось.
Опустились сумерки. Зажглись звёзды. Фонарей уличных не включали в этом месте никогда, поэтому лагерные аллеи, по всей длине уставленные гипсовыми скульптурами пионеров, вызывали по вечерам какую-то особенную жуть. Гипс белел в темноте, навевая мысли о привидениях, жутких и потусторонних. Весь состав смены собрался на лагерной площади и наблюдал за бездарными попытками вожатых разжечь небольшой костёр. Наконец тонкой струйкой пошёл едкий дым. Появились первые языки пламени, зажегшие огоньки восторга в глазах зрителей. Мы огляделись. И это всё? Вот этот маленький костерок – тот самый огромный кострище, который нам обещали? Гм… Что же… Ещё ведь дискотека впереди, может, хоть, она как-то развлечёт. Ждать пришлось недолго. Взметнулись музыкальные чёлки, грянули ударные, испугав белую лошадь, что привязана была неподалёку, и «ансамбль» запел: «Стоит кирпичная стена. А на стене висит мужиииик. Давно висит, уже остыыылллл…».
Мы шли, отдаляясь от «праздника» в наступившей темноте по аллее, понурив головы. Что тут скажешь? Завершающее действо было столь же унылым и бездарным, как и все предшествующие ему дни, прожитые нами здесь. Если бы не наши самостоятельные затеи и приключения, то и вспомнить было бы нечего. Взгляд упал на очередную гипсовую статую. Всё пошло и пресно – ей под стать. «Под стать» - эхом пронеслось в моей голове… План был готов! Уговаривать подругу не пришлось, она была согласна на участие в мероприятии сразу после посвящения в его детали.
Содрав белые простыни со своих коек, мы залезли на ближайшую статую, слившись с ней в единое пятно. Послышались первые шаги по дорожке. Подпустив поближе «жертву», с дикими воплями мы спрыгнули вниз… Шалость удалась. Задыхаясь от смеха, мы полезли на исходную позицию. Второй прохожий. Третий. Восторгу нашему не было предела. Д-а-а-а!!! Вот это был самый, что ни на есть настоящий, красивый, последний, завершающий наше пребывание в этом странном месте, штрих! С горящими глазами, снова и снова, мы влезали на пьедестал, окутанные простынями и спрыгивали, завидев идущих мимо. Казалось, веселью не будет конца. До того самого момента, как после нашего прыжка мы услышали не детский удивлённый возглас и последующий за ним смех, а странный рык и звук грузного, падающего на землю тела. Это была директор лагеря. Немаленькая женщина от испуга упала на попу и, издав неописуемый грудной вопль, уставилась на нас. Быстро поняв, что дело «швах», моментально накинув простыни на головы, мы пустились наутёк. Запыхавшись, спотыкаясь и дрожа от возбуждения, мы залетели в свою палату, сбросили простыни и начали хохотать. Было весело настолько, что мы не заметили, как стихла вмиг музыка там, вдалеке. Как собрались вокруг нас люди – дети, взрослые. Словно по волшебству и в одно мгновение мы оказались окружены разъярённой разновозрастной толпой во главе с директрисой. «Вот они!» - рыкнула страшная тётка, и кольцо вокруг нас стало смыкаться. «Вы сорвали «последний костёр!» - шипяще-визгливо звучало вокруг нас, - «Из-за вас у остальных детей больше не будет праздника!», - орала директор лагеря. «Как вы посмели» - визжала вожатая. Меня сковал ужас. Никогда. Никогда я не была прежде в эпицентре такого скандала. Я смотрела на искажённые гневом и возмущением лица, словно откуда-то со стороны. Как зачинщица «преступления», я вышла несколько вперёд, немного позади оставив Ладу. Мой мозг кипел сначала от страха, но потом от праведного гнева, что постепенно заменил собой все остальные чувства. «Что?» - крикнула я, - «Что вы потеряли?!». Толпа от неожиданности стихла. «Вот этот вот «костёр»? Вот эту вот «дискотеку»? Вот это унылое и беспросветное празднование освобождения? Да вы нам спасибо должны сказать за то, что мы хоть как-то украсили ваше существование сегодня! Благодаря нам вам будет что вспомнить!», - выкрикнула я, думая параллельно, что всё, что зачем, сейчас будет только хуже. Но странная тишина образовалась вдруг. Люди, только что орущие и возмущенные, вмиг стали тихими и даже словно, пристыженными. Они начали расходиться! Нам больше никто ни слова не сказал до самого отбоя и наутро, когда наспех позавтракав, мы расселись по жёлтым экарусам и поехали домой. В пути, перешептываясь, мы с Ладой решили, что непременно дома, стало быть, нас ожидают неприятности. Не может же всё вот так закончиться – тишиной. Мы думали, что позвонят нашим родителям и от них то и «получим». Что ж, так тому и быть. По приезду некоторое время мы еще ждали возмездия, но, мало - помалу, история эта стала забываться и никакого наказания мы так и не понесли. Наши родители так ни о чём и не узнали. Им не позвонили. Им ничего не сказали. Их не пристыдили за нас и не потребовали непременно перевоспитать.
И теперь, спустя долгое время, вспоминая эту историю, никак я к выводу конечному не приду. То ли наша шалость удалась и была всеми оценена, помножившись на правду про унылость, что выкрикнула я в запале, то ли директор лагеря была достойнейшим педагогом и человеком? А может быть и всего скорее – всё вместе?
Одно могу с уверенностью сказать – воспоминание осталось светлым и не замаранным ничем – ни гневом родительским, ни упрёками, ни, паче того, мало-мальским наказанием. Тому, кто к этому причастен, моя за то большая благодарность!)