Мой дедушка был изобретателем.
Всю свою жизнь он будет с чем-то возиться, либо брать что-то существующее и менять его, превращая его во что-то совершенно новое (или, по крайней мере, другое), либо изобретать что-то полностью из запасных частей. И хотя ничто из того, что он изобрел, никогда не сотрясало землю, это всегда было одним из моих величайших удовольствий, с тех пор как я была маленькой девочкой, видеть, что он сделал.
Посещения детства в его доме всегда начинались или заканчивались тем, что я сидел на диване, на моем крошечном лице было выражение абсолютного восхищения, когда он хвастался каким-нибудь гаджетом, который он собрал в своей мастерской на этот раз. Это было все равно, что иметь своего личного Санту, который работал круглый год, чтобы наполнить мой восьмилетний ум удивлением и радостью.
Моя старшая сестра также была взволнована, независимо от того, как сильно она пыталась скрыть волнение, которым она была наполнена, вероятно, чтобы выглядеть круче или старше, чем я. И хотя из-за того, что нам мешает настоящая жизнь, посещений становится все меньше и меньше, чем старше мы становимся, тем не менее мы всегда уделяем время его посещению, по крайней мере, несколько раз в год. И каждый раз у него будет что-то новое, чтобы показать нам.
Он действительно был гением.
Я должен добавить, что это не означает, что с ним случилось что-то ужасное. Я уверен, что когда-нибудь он хотел, чтобы это случилось, что именно он оказался в этой больнице, а не моя сестра, но нет, он заснул, и я надеюсь, что его смерть прошла мирно.
Даже все эти годы спустя я не могу заставить себя злиться на то, что произошло, не могу заставить себя ненавидеть его. Он понятия не имел, что произойдет, и понятия не имел, как все пойдет хорошо.
Он знал, что что-то не так, о да. Он не был каким-то хитрым старым дураком. В первый раз, когда он просмотрел их, он знал, что что-то не так, но подумал, что это что-то немного странное, что-то тревожное и любопытное, но ничего опасного. Ничего такого, что могло бы навредить кому-либо.
Я думаю, в глубине души он просто хотел знать, что он не сумасшедший. Он хотел быть уверен, что не видит вещей. И кто может его винить?
В этом году нас было трое.
Я и моя подруга Джастин и моя сестра Джоан. Мы оба привыкли к тому, что наш дедушка взрывается энергией, чтобы показать нам все, что он собрал, поэтому его странно подавленное настроение, когда он подошел к двери, чтобы поприветствовать нас, стало неожиданностью. На самом деле я был немного разочарован, так как надеялся, что Джастин сможет поделиться опытом демонстрации нового изобретения на глазах у нас с благоговением. Мы только начали встречаться в этом году, так что это был ее первый шанс увидеть то, о чем я ей рассказывал.
День прошел достаточно приятно, когда мы болтали, наслаждались обедом и вместе смотрели телевизор. Я думаю, что именно
Джоан спросила его, наконец, есть ли у него что-то особенное, чтобы показать нам сегодня. Мы знали, что он работал над чем-то, так как в то время как мы впервые видели его лично, мы оба разговаривали с ним по телефону в предыдущие месяцы, и он охотно объяснил нам, что он работал над чем-то, что, по его мнению, было бы необычным.
Я до сих пор не могу сказать вам, как он их сделал, и я не смог бы, если бы мог. Также я не могу сказать вам, какова была его первоначальная идея для этих странно окрашенных кругов из стекла, до того рокового дня, когда он просматривал их и видел то, что видел. Он никогда не делился с нами деталями своей работы заранее, так как хотел, чтобы это было сюрпризом, и после этого я думаю, что он был напуган мыслью о том, что кто-то сможет повторить то, что он сделал.
Все, что я знаю, это то, что, когда Джоан подталкивала его к раскрытию своего последнего изобретения, он выглядел нервным, как я никогда его раньше не видел, и выглядел так, словно его что-то сильно беспокоило. Он колебался, прежде чем говорить, как будто не уверен, что ему вообще следует что-то говорить, прежде чем объяснять нам, что характер того, над чем он работал, изменился после «необычного события» и что он не был уверен, будет ли это хорошей идеей покажи нам конечный результат.
Возможно, мы выросли со времен, когда мы могли садиться на колени, но, если кому-то два года или ему за двадцать, самый верный способ заставить его хотеть чего-то еще - это сказать ему, что у него этого не может быть. Так что его нежелание (которое, я уверен, в то время, как мы оба думали, было притворным, чтобы усилить напряженность перед обнародованием), просто заставило нас обоих захотеть увидеть его изобретение больше, чем когда-либо.
Немного убедив, он согласился и ушел за ним. Через несколько мгновений он вернулся с очками.
С одной большой разницей.
Линзы были как стекло, которое мы никогда не видели раньше. Я даже не могу описать его цвет, не прибегая к таким словам, как «Red-ish» или «Green-y», так как они, кажется, НЕ ТОЛЬКО того цвета, для которого у нас есть название. На самом деле они, кажется, совсем не одного цвета, как если бы вы наклоняли их так, как они выглядели бы иначе, если бы вы наклоняли их другим. Я прекрасно знаю, что это звучит скорее как волшебство, чем что-то, что могучий старик мог собрать в своей скромной маленькой мастерской, но там у вас есть.
Джоан спросила, что они сделали, и наш дедушка остановился на несколько мгновений, как будто не совсем уверенный, как ответить.
В конце он сказал нам, что мы действительно должны были надеть их для себя, поскольку он был уверен, что никто из нас не поверит ему, если он скажет нам. Джоан хотела сначала надеть их, но когда она подняла их со стола, он протянул руку и схватил ее за руку.
Он предупредил ее, что сначала это МОЖЕТ быть поразительным, но что ей не грозит опасность и что, если она испугается, она может просто снять их. Он предупредил ее, что то, что она собиралась увидеть, может иметь для нее больше смысла, чем для него, но что мы все были там и что она в безопасности. Я мог сказать, что Джоан была немного напугана. Она всегда была паршивой, когда скрывала, что она чувствовала от людей, и даже я чувствовал себя немного взволнованным нашим дедом, который был настолько нехарактерно зловещим во всем этом.
Джоан надела очки, и мы подождали.
Она ахнула, а затем в следующие несколько мгновений выглядела озадаченной больше всего на свете. Ее губы безмолвно пошевелились, и я подумала, что поймала «Нет ... это не так» под ее дыханием, когда она, казалось, оглянулась на то, что никто из нас не мог видеть.
А потом она начала кричать.
Я не знаю, слышали ли вы когда-нибудь кого-то в ужасе в реальной жизни. Я могу обещать тебе это; это не как в кино. Фильмы не передают ужасный звук того, что кто-то, кого ты любишь, кричит в легкие, создавая шум, похожий на животное, а не на человека. Они не могут заставить вас почувствовать то, что я чувствовал в тот момент, наблюдая, как Джоан срывает очки с ее головы и швыряет их через всю комнату.
И ничто не могло подготовить нас к тому, что Джоан начнет царапать ее собственные глаза, крича громче, чем кто-либо должен кричать, когда она это сделала.
Сначала нам всем троим пришлось ее сдерживать. Когда мы ее прижали, чтобы она больше не могла навредить себе, Джастин и мой дедушка держали ее так, пока я вызывал скорую помощь. Я должен был наблюдать, как она была привязана и вдавливалась в заднюю часть кресла, билась, шипела и визжала, как какое-то безумное животное, как что-то совершенно поглощенное страхом.
Я объяснил, что случилось, прекрасно зная, как это заставило меня звучать. Джастин и я оба объяснили серию событий, которые привели к этому скептически, если не полностью не верить персоналу больницы, а затем к специалистам, вызванным, когда ничто кроме того, чтобы быть успокоенным, оказалось эффективным в том, чтобы остановить мою сестру от попыток причинить себе боль, крича так ,
Очки якобы «пропали без вести», что затрудняло проверку того, что произошло. И только спустя год, после того, как моя сестра была предана, мой дедушка наконец признался мне, что уничтожил их. Я не знаю, могли ли они помочь, могли бы дать врачам какой-то способ исправить ситуацию. Я как-то сомневаюсь в этом, и я не могу по-настоящему обвинить его в том, что он сделал, учитывая, что это был акт, рожденный из-за вины и искреннего желания убедиться, что это больше не повторится.
Я спросил его, что моя сестра видела в тот день, когда он рассказал мне, что он сделал. Я спросил, что эти очки сделали с ней. Он не хотел говорить об этом, и впервые в моей жизни я поднял к нему голос, сердито требуя узнать, после всего этого времени, что привело мою сестру в такое состояние. То, что затронуло ее так глубоко, так глубоко, что теперь она уже не была узнаваема как человек, с которым я выросла.
Он отвел меня в свою мастерскую и начал рыться в осколках, разбросанных по всему месту. Полуфабрикаты, а теперь уже давно отброшенные изобретения, все еще ожидающие завершения, он изготовил два куска стекла, совсем как те, которые были вставлены в эти очки. , Он сказал мне, что не было никакого способа описать это, не звуча безумно, что, если я должен был знать, то я должен видеть. Но он умолял меня не делать этого, это знание не улучшит ситуацию.
Он был прав.
Я поднес стакан к глазам, и в одно мгновение все изменилось. Вместо того, чтобы просто дедушка стоял передо мной, в комнате с нами были еще десятки. Но они не были людьми.
Они были бледны и истощены, сгорбились и были одеты в темную одежду с черными губами и широкими глазами без век, которые, казалось, почти выпирали из их черепов, одновременно смешно и ужасающе. Их рты были полны сотен тонких зубов, похожих на иголки. Их пальцы были гротескно длинными и заканчивались темными и злобно заостренными ногтями, которые царапали пол по ходу. И все они говорили, точнее, их губы беззвучно двигались.
Каждый из них пытался сказать что-то, что не было слышно, десятки и десятки голосов пытались что-то передать.
Я бросил очки на землю в шоке. И мой дед тяжело опустил на них ногу; перемалывая их в порошок под ногой, бормотая, что он должен был сделать это в первую очередь. Он положил руку мне на плечо, спрашивая, все ли у меня в порядке. Я был далеко не в порядке, и он был прав ... то, что я видел, ухудшало, а не улучшало.
Конечно, мне понадобилось время, чтобы разобраться с этим. Почему это оказало такое ужасающее влияние на мою сестру, и все же я пережил этот опыт, испуганный, но не спортивный психические шрамы, которые он дал ей.
Очки только позволяют мне ВИДЕТЬ существ. Я не мог слышать, что они пытались сказать мне, не мог понять сообщение, которое они пытались передать.
Но моя сестра была глухой.
Она могла читать по губам.