Эту историю я помню так явственно и отчётливо, как если бы она произошла, со мной, буквально только вчера.
По видимому, столь по детски впечатлительным был я в те юные годы, когда всё происходящее воспринимается с ребяческой остротой и некой, своей и обособленной правдой жизни.
Было мне, тогда,лет десять, и проживал я в то время, со всей своей семьёй, где то в глухой геологической партии под Усть- Баргузином.
Мой отец,поддавшись уговорам моего дяди Славы, согласился взять меня с собой в лес, на ночную охоту.Первую в моей жизни.
У отца моего был тогда мотоцикл Иж, с люлькой и, уже на следующий вечер, мы втроём, выдвинулись в сторону Вершинных озёр и примерно, через пару часов были уже на месте.
-А мы действительно, сохатого, поймаем?,- в очередной раз спрашивал я, довольно смутно представляя себе этого зверя, в действительности..
-Поймаем, отвечали они с какой то заговорщицкой хитрецой....
Я помню, как мне тогда очень хотелось поймать сохатого и я ещё не осознавал, что для этого нам придётся, всего то навсего, убить лося.
-Сейчас время такое, сохатый, ночью, на озеро ходит, кушать три листа.- обращаясь ко мне, сказал дядя Слава, и, тут же добавил:-Это трава такая, на озере растёт,очень они любят ею полакомиться....
Мы лежали на прелой соломе, в старой щелястой скрадке из жердей и веток.
Я хорошо помню ту ночь и всё что произошло в ней дальше.
Представьте себе такую картину. Ночь. Тишина.Словно опрокинутое фарфоровое блюдце, лежат под звёздами воды озера Вершинного.. Всё небо накрыто огромным чёрным решетом, через дыры которого пялятся ярким светом далёкие звёздочки .Стоит неслышная, еле уловимая тишина, и только временами , где то в тёмных зарослях, жалобно подаёт голосишко дикий лесной козлёнок. По крику его найдёт мамаша- коза, накормит молоком, и он затихнет забившись в высокую, густую траву.
Над ухом,противно ноют комары, и их тонкое зудение злит меня ещё хуже самих укусов.
Озеро с плавающими в нём звёздами остаётся всё таким же тёмным, пустынным и заброшенным.
Я медленно впадаю в некое состояние, нечто среднее, между бодрствованием и дремотой, и почти уже забыв зачем я здесь, старательно пялюсь в непроглядную ночь.
Отец лежит рядом, спрятав лицо в рукава старой ватной фуфайки, и мне кажется, что он уже дремлет.
Вокруг стоит та самая нескончаемая тишина и умиротворённость, что так, действительно, предательски располагает ко сну.
Внезапно дядя.Слава, что то шепнул моему отцу и они тут же припали к щели.
Я торопливо заморгал, разгоняя туманную пелену в глазах, и напряг всё своё зрение.
Какое то время я ничего не видел, а потом, рядом с озером, появился едва различимый чей то силуэт.
Послышались, отчётливо, приглушенные и короткие всплески воды.
Неразборчивое, вначале пятно, медленно смещалось влево, и оказавшись, практически напротив нас, стало, только теперь, обретать уже более ясные очертания.
На фоне озера, силуэт зверя просматривался уже достаточно хорошо.
Я определённо, различал его громоздкую, медленно поворачивающуюся голову, и даже, как мне казалось тогда, видел блеск его глаз.
Сохатый на какое то время застыл, на месте, а потом большая и бесформенная его голова повернулась к нам профилем. На мгновение он снова замер в настороженной позе.
Что то, по видимому, тревожило зверя.
Вокруг стояла такая несусветная, ночная тишина, что было отчётливо слышно, как кажется, падают с него капли воды в озеро. Наконец, сохатый успокоился и медленно опустил голову в воду.
-Давай!,-выдохнул дядя.Слава и, в ту же секунду, грохот и языки пламени, раз за разом, оглушительным громом осветили тихую ночь. Двойной слитный гром ещё только разлетался в ночной темноте, а в озере, словно бы взорвался некий снаряд, так стремительно отпрянул со своего места огромный зверь, и словно бы, пролетев по воздуху, рухнул в воду. Какой то короткий, неясный шум, и снова всё стихло, вновь обретая обычное своё спокойствие и тишину.
И только в свежем ночном воздухе всё ещё стоит терпкий запах сгоревшего пороха....
Немногим позже, на рассвете, когда озеро дышало знобкой сыростью, и дальний берег, едва ещё виднелся сквозь слабый туман, с усилием вытягивая ноги из чавкающей грязи, отец с д.Славой с превеликим трудом вытащили наконец, на сухое и открытое место огромного, невиданного прежде мной зверя.
По недоуменным и молчаливым их лицам , я сразу не понял, что мы совершили, что то непоправимое и , совсем непростительное.
Это оказалась крупная молодая лосиха, с длинными стройными ногами, оканчивающимися раздвоенными копытцами, своим лаковым блеском, напоминавшие мне, женские модные туфельки...
Они взялись за неё в два ножа, при этом, избегая глядеть друг на друга, и через пару часов мясницкая их работа была закончена..
То, что ещё недавно было живым и целым,резалось и кромсалось, теперь, на разные куски и фрагменты.
Вокруг меня всё было запачкано кровью.
Со странным ощущением непоправимого, я смотрел, и именно тогда, во мне впервые осознанно забрезжила мысль, что, я никогда больше, в свое жизни, не поеду ни на какую охоту....