Я вспоминаю, как пошла в школу-сад. Домашнее дитя, ни дня не ходившее в детский садик, я, в принципе, неплохо ладила с детьми, встреченными на детских площадках, скверах, общалась с детьми маминых друзей. Поэтому за социализацию мои как-то не сильно переживали. Читать, писать и считать я научилась рано, лет с трех, и открывала для себя тихое счастье, погружаясь в мир детских книг.
Итак, мой первый опыт в организованном коллективе. 1986 год, экспериментальная программа для обучающихся с 6 лет, нас так и называли – «шестилетки». Это было в ту эпоху, когда наши «нормотипичные» ровесники всей страной пропускали 4-й класс, а мы, шестилетки, учились без всяких пропусков. Страна переходила от 10-летней средней школы к 11-летней. Наверное, эта идея постепенной адаптации к школе, в условиях привычной садовской обстановки импонировала тогдашним методистам. И родителям детей, посещавших детские сады. У меня смешанные воспоминания о данном опыте.
Мама очень переживала, что я не попала в «нормальный» 1 класс по причине того, что меня забраковала психолог из детской поликлиники, задававшая множество вопросов и тыкавшая пальцем в картинки. Я послушно отвечала на все вопросы, как мне казалось, правильно, но они всё не кончались, и в какой-то момент моя психика оказалась перегруженной. И после вопроса о том, является ли лошадь домашним животным, я бросилась к маме на ручки и горько разрыдалась, одновременно представляя, как бы жила лошадь в нашей квартире. «Она читать умеет», — пыталась спасти меня мама, но психологиня проигнорировала данное замечание и выписала корявым почерком какое-то заключение, которое перекрыло мне дорогу в «нормальную» школу с «нормальными» детьми. Горю мамы не было предела. Еще много лет мне аукалась эта история, при каждом удобном случае мама напоминала о том, что я не такая, как все. Наверное, ей было неудобно перед подругами, коллегами и т.п. Я тащила груз своей вины, но сделать ничего не могла.
Первый день в группе я запомню навсегда. Утром, когда мама привела меня в школу, учительница, молодая и красивая, ждала у входа. На ее груди красовался зеленый кленовый листик из картона с надписью «1 Б». Вокруг толпились и галдели дети. Родители через их головы задавали вопросы учительнице, она пыталась отвечать. Смысл вопросов до меня не доходил. Мама убежала на работу, пообещав забрать меня вечером, а я осталась в этом новом здании, пахнущем свежей краской, хлоркой и какой-то едой. Моим самым первым уроком был «урок мира», это было написано на доске красивым учительским почерком. Я еще не умела писать письменно, но прочитала это без труда. Поделилась этим знанием с какой-то девочкой, но она сразу же стала спорить, что там написано другое. Я пожала плечами. Учительница говорила очень правильные слова о мире во всем мире. Невозможно было с ней не согласиться. Но дети начинали шептаться, и она постоянно прерывалась, чтобы сделать замечание. Это раздражало, так как я всё время теряла нить повествования.
После обеда наступал тихий час, я, в принципе, ждала его без какого-либо страха, но внезапно нужно было раздеваться (!) и ложиться спать в кровать. Мальчики тоже были здесь. Моя кровать была придвинута вплотную к кровати, на которой должен был спать мальчик! Это была практически двуспальная кровать. Он уже стянул рубашонку и шортики, стоял, с интересом наблюдая за конфликтом и ухмылялся. Этого я уже не смогла вынести. Дома меня учили, что раздеваться (даже до трусов и маек) при мальчиках стыдно. Поэтому я ни при каких обстоятельствах не соглашалась это делать. Воспитательнице (доброй, полной с толстенной косой ниже талии) не оставалось ничего иного, как отвести меня в группу и дать мне книжку. Там я и просидела два часа в одиночестве. Вероятно, по этой причине дети выделили меня как не совсем адекватную и сперва довольно осторожно общались со мной. Дома я робко сказала, что не хочу больше ходить в этот зоопарк, но меня ждал такой эмоциональный прессинг, что я даже не смогла объяснить, почему я не пошла спать. «Я же тебе говорила, что там будет тихий час», — недоумевала мама.
На следующий день меня вырвало во время завтрака. Была какая-то другая воспитательница, худая, с короткой стрижкой и резким голосом. Она сразу заверещала, подзывая нянечку. Меня повели в умывальную, помню, что в зеркале мое лицо было зеленоватого оттенка. Мне хотелось выпить воды и спокойно где-нибудь полежать. Но меня повели обратно в группу, где все завтракали, и ужасно пахло какао с молоком. Я была возвращена за стол, где, кроме меня, сидели еще трое «правильных» детей. И я просто сидела с ними, кушать не получалось. Класс доел, сказал дружным хором «спа-си-бо» и пошел за парты, потому что начинался урок. И я тоже сказала спасибо и хотела встать и пойти за парту. Но почувствовала сильное нажатие на плечо, которое заставило меня вновь опуститься на стул перед остывшей тарелкой. Недобрая воспитательница должна была уходить на перерыв, уступая место пришедшей учительнице начальных классов, но никак не могла. «Эта не может доесть!» Дети косились на меня, слёзы капали в тарелку, хотелось исчезнуть.
Наверное, вплоть до Нового года меня продолжало часто рвать по утрам. Потом, когда за нами уже не так пристально следили, я привыкла набивать поплотнее рот и выходить в туалет, чтобы с облегчением выплюнуть. Получалось сделать это незаметно примерно через день. Жизнь наладилась. Туалет, кстати, тоже был общий – без разделения на мужской и женский. Перегородки? Не, не слышали. Девочки придумали ходить в туалет группами. Когда одна девочка присаживалась на унитаз (без каких-либо сидений), другие вставали кружочком, взявшись за юбочки и образуя подобие ширмы. Для меня было ужасным унижением так делать свои дела, поэтому я старалась терпеть до вечера. Мои расстройства пищевого поведения, неврозы и цистит родом из школы-сада.
Я стала лучшей ученицей в классе, я знала буквы, я аккуратно писала обеими руками (из левой руки ручка часто выдергивалась бесцеремонным движением и перекладывалась в правую), я бегло читала любые книги, меня часто сажали за учительский стол, чтобы я читала вслух (дети внимательно слушали). Я научилась прилежно раздеваться в присутствии чужих людей обоих полов. Я всё время терпела поползновения одноклассников залезть ко мне в трусы, из-за чего боялась засыпать. Да-да, в 6 лет дети невероятно любознательны! Они исследуют своё и чужие тела, если они оказываются в ближайшем доступе. Я перестала жаловаться, потому что все мои жалобы заканчивались наказанием меня же. Засыпать нужно было в позе «лежа на спине, руки за головой». Если ты лежишь как-то иначе, например, прячешь мерзнущие руки под одеялом, тебя наказывали. Излюбленным методом у «злой» воспитательницы было изъятие подушки у лежащего ребенка таким резким выдергиванием, что голова подскакивала на жестком матрасике. Она была жестка со всеми, ей было абсолютно фиолетово на детские разборки, просто в тихий час должно было быть тихо. Любой ценой. И еще чтобы все красиво лежали. Но мне казалось, что меня она ненавидит особенно сильно.
Мама переживала, что я мерзну, и сшила мне пижамку красного цвета, но кому-то из персонала показалось, что она линяет и пачкает казенное белье, пижамку забрали, ни слова не сказав родителям. И я тоже не сказала, я боялась осложнений.
Продолжение следует... Подписывайтесь на канал, пишите комментарии.