Выдержки из книги Капля Памяти (вышла в свет в 2016), продолжение.
Глава: Роды и младенчество
И в какой-то момент стало так тесно, как будто меня обернули эластичной тканью в несколько слоёв, и уже не мог двигаться. При этом я был абсолютно расслаблен, но всё равно такая теснота, что даже трудно было «дышать». Но ничего не поделаешь. И вот становится практически невыносимо, как вдруг, ища более удобное положение, я переворачиваюсь, и голова упирается в какую-то как будто трубу, через которую предстоит пролезть. Было волнительно – это такой момент, когда ты не знаешь куда идёшь. Меня засасывало. Постепенно я стал продвигаться вперёд разными частями тела, пролезать в узкую-узкую щель – очень волнительный процесс. Отчасти было даже страшно!
Тот самый страх перед неизвестным. Когда человек умирает, появляется очень схожее чувство, потому что также неизвестно, что будет после смерти и будет ли вообще. Равно как после смерти снова появляется страх перед неизвестным, когда приходит время идти в мир между воплощениями… (описано в книге) И, только сделав шаг, ты окунаешься в новое блаженство, понимая, что страх – это мыльный пузырь, который только что лопнул. Но дан он нам как инстинкт самосохранения, необходимый, чтобы существа не шагали так просто в неизвестное, а ценили жизнь, проходя необходимый опыт каждого прожитого мгновения.
Как только я оказался в новом пространстве, у меня включился всесторонний анализ – здесь не пусто и не страшно. Чувства рождались от окружающей обстановки и улыбающихся радостных существ, у которых я оказался на руках. Было некоторое удивление от того, что меня так радужно встречали, и странно, что все почему-то знали о моём появлении. Тело ощутило настоящую свободу, такого я ещё не испытывал в своём старом домике – ничто не давило. Но при этом стало холодно и сыро, и, пока меня кутали во что-то, я плакал, но через некоторое время успокоился и уснул с появившимся чувством безопасности и уюта.
Просыпаешься, лежишь, никого нет рядом, скучно. Начинаешь орать и, когда родители приходят, успокаиваешься. Но так как делать всё равно нечего – лучше снова заснуть, потому что воспоминаний о жизни до рождения масса, они приятные, и очень много впечатлений, в которые снова хочется погрузиться.
Я плакал по разным причинам, и чаще всего оттого, что меня просто не понимали. Бывало, плакал от страха одиночества, и в общем-то требовалось только взять на ручки, чтобы я успокоился, но иногда эта моя потребность определялась не сразу.
Хотя мои родители очень быстро находили то, что мне нужно.
Кстати, помню, что, когда передают на руки незнакомому человеку, сразу возникает страх, что тебя не вернут родителям. И ещё помню ощущения, когда меня погружали в тёплую водичку – очень это напоминало мой домик-утробу, и становилось уютно, хорошо, приятно.
В младенчестве во снах более интересно, чем в бодрствовании, потому что я погружался в приятные воспоминания о путешествиях в мире вне воплощений.
Но по мере увеличения временны́х диапазонов бодрствования также начинают сниться и приятные моменты уже текущего воплощения, пока постепенно они не начинают доминировать, почти полностью замещая собой более ранние воспоминания. Тем не менее память и ощущения о пространстве вне воплощений всё равно остаются где-то на уровне подсознания.
Мы же можем, например, летать во сне, причём очень явственно и реалистично, каждый своим способом. А откуда это умение, если в земной жизни никто летать, как во сне, не умеет?!
Помню, когда кто-либо из взрослых наклонялся к моей кроватке, чтобы полюлюкать меня. Мне эти сюсюкания не нравились, я почти никого не знал и всё время удивлялся – откуда они-то меня все знают? Называют по имени и уверенно так себя со мной ведут. Моему детскому уму было невдомёк, что их заочно знакомили со мной родители.
Я понимал всё, может быть, даже абсолютно всё, но не так, как это понимаем мы во взрослом состоянии. Это понимание на уровне каких-то энергий.
Вот помню, как меня носят на руках, показывают на разные предметы и называют их словами, и при этом такое ощущение, что мне пытаются это объяснить. И у меня появляется чувство, которое можно описать так: «Да, в принципе мне всё это понятно, спасибо». Хотя, конечно, ясно, что запоминание названий необходимо для земной коммуникации. Но при этом если бы мне всё говорили на другом языке (иностранном), на понимании это никак бы не сказалось.
Домашний дневной сон сильно отличается от сна на улице. Все звуки окружающего мира на подсознании отчётливо слышны, и сон в тишине несёт какое-то особое состояние. Но если тишина длилась слишком долго, мне это начинало не нравиться, заставляло беспокоиться. А сон на улице, когда тебя убаюкивает шелест и дуновение ветерка, когда слышно много звуков, это совсем другое. Этот сон больше будоражит: ты спишь, хоть подсознательно слышно всё вокруг, и вроде бы звуки эти не мешают, но как только тебя приносят домой – испытываешь огромное облегчение. Наверное, идеальное место для сна – это лес, где изредка и негромко слышно пение птиц.
Время шло очень долго, и месяц казался вечностью. Как-то раз папа надолго уехал в горнолыжный поход, именно в этот период я ещё не говорил, но уже ходил, и так как дома постоянно говорили про папу (а память у малышей такова, что всё быстро забывается), то я подумал: сумею ли вспомнить, как он выглядит, когда вернётся?.. Но когда он приехал, то, как сейчас это помню, не то что не забыл, а чуть ли не шорох его стоп услышал перед входной дверью.
Помню один из своих младенческих снов, который мне очень не нравился, и, может, именно поэтому я его и запомнил. Как будто несколько трафаретов с вырезанными профилями разных цветных зверушек (слон, жираф, носорог…) наложили друг на друга и перемещали перед моим взором из угла в угол, чередуя и меняя порядок их расположения. И всё это сопровождалось каким-то странным топающим звуком. Сон был совершенно бестолковый, и просыпался я после него абсолютно неудовлетворённым. Путём логических рассуждений сейчас я прихожу к выводу, что это были, скорее всего, последствия тренировок над алфавитом. «Родители, не переусердствуйте в желании побыстрее научить ребёнка разговаривать!» – остаётся воскликнуть мне в порыве добрых чувств.
В самом раннем возрасте уже понимаешь разную энергетику мамы и папы. Я обожал это чередование – когда мама и папа по очереди подходят к кроватке, каждый из них даёт какие-то особые чувства. И я могу отчётливо сказать – ребёнок испытывает одинаково великую потребность как в женской, так и в мужской родных энергиях.
Ещё в более старшем возрасте, вплоть до того, как я только начал ходить в школу – кончался шестой год моей жизни, – я удивлялся, почему никак не могу запомнить свой образ, который вижу в зеркале. Когда смотрюсь в него, да, всё знакомо, вот он я, а когда отхожу – не могу вспомнить, как же моё лицо выглядит, хоть я только что и видел его в отражении. И при этом образы всех своих друзей и сверстников восстанавливал во внутреннем взоре с лёгкостью. И очень серьёзно, но безответно задавался вопросом: почему так?
Это была глава из книги Капля Памяти: https://atma.ru/books/drop
Есть что рассказать?
Комментируй! Лайкай и подписывайся на канал, чтобы не потеряться.