Отрывок из книги Джорджа Монбио "Как Же До Этого Дошло?".
Смиренно относиться к нездоровому миру - отнюдь не здравая цель. Чтобы этого достичь, требуется отречение от того, что вас окружает. С другой стороны, смиренно относиться к себе, находясь в нездоровом мире - стремление, достойное почтения. Это эссе написано для тех, кто ощущает себя идущим наперекор жизни. Это призыв не унывать.
На его написание меня сподвигла удивительная книга Бельгийского профессора психоанализа, Пола Верхаге. "Как насчет Меня?: Борьба за Личность в Рыночном Обществе"[1] одна из тех книг, которые, связывая на первый взгляд раздельные явления, порождает внезапно проницательные ответы на вопрос: что с нами происходит и почему.
Верхаге утверждает, что мы являемся социальными животными, и наша личность формируется вокруг норм и ценностей, впитываемых нами от других людей. Каждое общество создает и утверждает свою нормальность (и ненормальность), основываясь на преобладающих идеях и взглядах, и стремится либо принудить людей к соответствию, либо изгнать их в случае сопротивления.
В настоящее время, преобладающей идеей является рыночный фундаментализм, широко известный в Европе как неолиберализм. В его основе лежит теория о том, что рынок способен на разрешение почти всех социальных, экономических и политических проблем. Чем меньше ограничений и правил вводит государство и чем ниже налоги, тем лучше становится всем сторонам. Социальные услуги должны быть приватизированы, социальные расходы - сокращены, а коммерческая деятельность и бизнесы - освобождены от социального надсмотра. В таких странах, как Великобритания и США, вышеописанный нарратив формировал нормы и ценности в течение порядка тридцати-пяти лет, с момента восхождения к власти Тетчер и Рейгана. И он быстро распространяется по остальному миру.
Верхаге указывает на то, что неолиберализм черпает вдохновение в древнегреческой идее о врождённости наших моральных ценностей (которыми руководит природный процесс, называемый рынком), а также в идее из Христианства, провозглашающей, что человечество, по своей природе, является эгоистичным и ненасытным. Вместо того, чтобы пытаться подавить эти качества, неолиберализм их превозносит: он утверждает, что конкуренция, не сдерживаемая ограничениями и движимая личной выгодой, приводит к инновациям и экономическому росту, улучшая всеобщее благосостояние.
В основе этой истории лежит понятие врожденных способностей и талантов. Беспрепятственная конкуренция вознаграждает талантливых, трудолюбивых, инновационных деятелей. Этот процесс разрушает иерархии и создает плодородную почву для возможностей и изменчивости. Отнюдь, это далеко от реальности. Даже на вступительных этапах, когда с рынка снимаются ограничения и отменяется регулирование, мы не начинаем с равными возможностями. Многие люди найдут себя далеко позади стартовой линии в момент, когда это наиболее важно. Таким образом, например, Российские олигархи смогли обрести своё богатство, когда Советский Союз распался. Они, в большинстве своем, не были самыми талантливыми, трудолюбивыми или инновационными людьми, напротив - это были люди с наименьшей совестью, и с наибольшим количеством связей, зачастую в КГБ.
Но даже когда исход зависит от талантливости и тяжелой работы, это быстро меняется. После того, как первое поколение освобожденных предпринимателей заработало свои деньги, изначальная меритократия - предоставление возможностей в соответствии со способностями - заменяется новой элитой, которая изолирует своих детей от конкуренции при помощи наследства и лучшего образования, которое можно купить за деньги. Там, где рыночный фундаментализм был применен наиболее усиленно - в странах, как США и Великобритания - социальная мобильность претерпела значительный спад[2].
Если бы неолиберализм не был жульничеством, основанным на корысти, духовные наставники и мозговые центры которого не были с самого начала финансированы одними из самых богатых людей на планете (американскими магнатами Корсом, Олином, Скейфом, Пю и другими), его апостолы, в качестве предварительного условия для общества, основанного на способностях и талантливости, утвердили бы, что никто не должен начать свою жизнь с несправедливым преимуществом в виде наследства или экономически-определенным образованием. Но они с самого начала не верили в собственные учения. Предпринимательство, в итоге, быстро заменилось недвижимостью и арендной платой.
Всё это игнорируется; успехи и неудачи рыночной экономики приписываются исключительно к личным усилиям людей. Богатые - это новые праведники, бедные - это новые еретики; люди, неудавшиеся как экономически, так и морально, и теперь систематизирующиеся как социальные паразиты.
Рынок должен был освободить нас, придав нам автономию и свободу. Вместо этого, он вручил нам общественное распыление и одиночество. Рабочие места, перевоплотившиеся в безумные бюрократические лабиринты прямиком со страниц Кафки, сосредоточены на контроле, измерениях, проверках, слежке, централизованных и несгибаемых, цель которых состоит в поощрении победителей и наказании неудачников. Это уничтожает самостоятельность, предприимчивость, инновационность и доверие, и плодит разочарование, зависть и страх. Через превосходный парадокс, рынок привел к возрождению старой советской традиции, по-русски называемой "туфта". Она означает фальсификацию статистических данных под задаваемые предписания неподотсчетной власти.
Те же силы воздействуют на людей, которые не могут найти работу. Помимо непосредственных унижений безработицы, им приходится бороться с дополнительными слоями слежки, контроля и надзора. Всё это, как утверждает Верхаге, находится в центре неолиберальной модели, которая настаивает на повсеместных сравнении, оценивании, ранжировании. Формально, мы находим себя свободными, но фактически являемся бессильными. Независимо от того, заняты мы или безработны, мы должны либо жить по этим правилам, либо исчезнуть. Правилам, которые продвигаются всеми основными политическими партиями, делая нас и политически бессильными. Во имя самостоятельности и свободы мы оказались под контролем скрежещущей безликой бюрократической машины.
Вышеописанные сдвиги, пишет Верхаге, были сопровождены колоссальным ростом многих психиатрических расстройств: членовредительство, расстройство приёма пищи, депрессия и расстройство личности. Страх публичных выступлений и социофобия тоже на подъеме; они оба отражают боязнь других людей, которые одновременно воспринимаются как соперники, и как надзиратели - единственные роли в обществе, которые допускает рыночный фундаментализм. Угнетенность и одиночество терзают нас. Унизительные условия на рабочих местах истребляют наше самоуважение. Те, кто оказываются на дне, осаждены чувством вины и стыда. Заблуждение личностного определения является палкой о двух концах: мы относимся к своим успехам как к личным достижениям, и мы виним себя в своих неудачах, даже если ни в тех, ни в других мы не играли большой роли.
Так что, если вам кажется, что вы идете врознь с остальным миром; если ваша идентичность кажется сметенной и изношенной; если вы чувствуете себя потерянным и угнетенным - может это потому, что вы не утратили те человеческие качества и ценности, от которых вы должны были избавиться. Вы - непокорны. Гордитесь этим.
5 Августа 2014
[1] Paul Verhaeghe, "What about Me?" 2014
[2] Simon Rogers, The Guardian, "Social mobility: the charts that shame Britain" 2012
Фотография: Hugh Han