Сирень пахла так отчаянно, как она может пахнуть только перед дождем. Не менее отчаянно воняла дохлая лошадь. Сладковатый запах одного причудливо накладывался на другое, рождая нечто совершенно нетутошнее. Ксим даже поморщился, хотя особой брезгливостью не отличался. Янко же будто и не чуял запаха, видать так старается человеком быть, что даже обоняние отшибло бирючье. Где-то над лесом громыхнуло, а в ответ раздался звонкий дробный стук. Так бывает, когда сразу несколько молотков стучат по деревянным кольям.
— Ну-ка пошли, — сказал Ксим и подтолкнул мальчишку в сторону, откуда стучали. Тот пошатнулся и чуть не упал — нормально ходить мешала повязка на правом колене. Не повязка даже, а целая шина — какие накладывают на сломанные члены.
— Полегче, коновал, — зашипел мальчишка. — Не толкайся!
Ксим внимательно посмотрел на искаженное гневом лицо и сказал:
— Опять пилюлей своих наелся?
— Может и наелся, — огрызнулся Янко. — Твое какое дело!
Ксим молча вытянул руку. Мальчишка с возмущением вытаращился на бирюка.
— Нет!
— Давай сюда.
— Нет!
Ксим не стал повторять, сорвал походную сумку с плеча мальчишки, распустил тесемки и заглянул внутрь.
— Отдай! — завопил Янко, но бирюк даже бровью не повел.
В первый же день их совместного путешествия Ксим сделал две вещи: сломал строптивому мальцу ногу и перерыл его лекарскую суму. С ногой — все ясно, бирюк знал, как меньше вреда причинить, тем более тут же и шину наложил и перевязал грамотно. Не мести ради, а чтобы не убег мальчишка. Бирюку вовсе не улыбалось ловить того по лесам. С сумой все оказалось куда сложнее. Отбирать ее целиком — не годится, все-таки малец — лекарь, хоть и молодой. А что за лекарь без своей сумы? Однако ж, было в ней множество настоев, пилюль и трав, неизвестных бирюку и оттого опасных. Сейчас же, нужно было просто взять, что сверху лежало. Так и есть — мешок с красноватыми пилюлями, его Ксим и достал. Янко зашипел и кинулся отбирать. Весь на чувствах, все наружу — как человек прямо. Его пальцы потянулись к мешочку, но Ксим одним коротким движением швырнул тряпицу подальше в кусты.
— Ты… ты! — зашипел Янко. — Ты пожалеешь!
— Хватит уже по-человечьи жить, — сказал Ксим. — Учись быть бирюком.
И двинул в сторону стука.
— Куда тебя опять понесло?! — заорал мальчишка. — Дай отдохнуть! У меня нога сломата, не помнишь разве?
— Молотки слышишь? — спросил Ксим. — Там люди. Обоз, видать. К дождю готовятся.
Лицо Янко застыло, а в следующий миг он уже яростно хромал вслед за бирюком. Наверное, очень хотелось к людям.
Ксим и хватающийся за его плечо Янко вышли как раз, когда среднего размера обоз на четыре телеги уже стал окружьем для ночевки. А обозники принялись обтягивать место стоянки конопляной веревкой. Работали споро, но хорошо: у каждого колышка по два узла, веревка натянута аж до звона, иначе хлынет дождь, а она возьмет и развяжется, спадет не вовремя. Сгинет к едреням весь обоз до последнего человека. Это для полей дождь — спасенье, а в лесу — это вой, кровь и смерть. Твари приходят с дождем. Если, конечно, в лесу сем Тварь водится. Но ведь не угадаешь, в каком водится, в каком — нет. Поэтому куда бы ни забрел, коли видишь, что дело к ночи, а на небе хмарь — изволь поставить палатку, да огородить место ночевки хоть веревкой, хоть чем.
— Что за ерунда, — буркнул Янко. — Не поможет ведь.
— Тише, — осадил его Ксим.
— А что не так? — спросил мальчишка. — Если Тварь появится, никакая веревка их не спасет. Руки да ноги в стороны полетят, только успевай уворачиваться.
— Не появится, — сказал Ксим.
В этом лесу Твари, и правда, не было. Хотя бы потому, что здешнюю Тварь Ксим давеча убил, и недели не прошло. А мальчишка, конечно, прав, веревка не спасет от клыков призрачного охотника. Умен, мальчишка. Да только ум свой норовит ткнуть каждому под нос, о прочем не думает. Ксим же видел, что обозники, если и рассчитывают на веревку, которая, к слову, только от мелкой лесной нечисти помогла бы, то не шибко, и уже вытаскивали вовсю рулоны просмоленной ткани — накрыть обоз. Кто-то уже ставил по центру, меж телегами, ось. Вроде как стены есть, потолок будет — почти дом посреди леса, только чура деревянного не хватает. Хотя, нет, хватает — на одной из телег лежал средних размеров деревянный идол Солнценя. Значит, Тварь не сунется, покуда "крыша" не протечет.
— Помалкивай, — сказал Ксим. — Не смущай людей.
— Но ведь...
— Им лучше знать.
Бирюк не хотел привлекать внимание раньше времени, но их перепалка все-таки не осталась незамеченной. Из обозников выделился один — явно старшой. Сухой дед в шерстяном кафтане. С нехорошим угрюмым ртом и огоньком недоверия в глазах. Слегка угловатой походкой человека, не привыкшего много ходить, старик двинулся прямо к ним.
— А вы кто такие? — с подозрением спросил старик. — Чего по лесу шастаете?
— Да вот, — ответил Ксим. — К вам на обоз хотим.
Небо еще раз громыхнуло, и подозрений во взгляде у старика прибавилось. Оно вроде и нехорошо отказывать людям в крове накануне дождя. Но, как ни глянь, дылда лысый да парень хромый — подозрительная парочка.
— Третьего дня тоже дождь лил, — заметил старик. — Вы где его переждали-то?
— Землянку нашли. Охотничью, — соврал Ксим.
— Да нечего бояться, — влез Янко. — Нету в этом лесу Твари. Сдохла.
Ксим хотел было погладить ноющие бока, да сдержался. Тварь его изрядно помяла в тот раз. А старика чуть не подбросило.
— Ты, щенок, рот прикрыл бы! — рявкнул он. — Не ровен свет услышит. Ладно ты, но и нам достанется!
Скупым движением Ксим отвесил мальчишке хорошего подзатыльника. Тот чуть носом не клюнул землю, с ненавистью глянул на бирюка, но все внимание того было обращено на старика.
— Так берете или нет?
Старик фыркнул, будто сом на берегу, сложил руки на груди. Борода воинственно встопорщилась.
— Я, — ткнул он себя пальцев грудь, — лучший обозник чуть не во всей столице. Дорогу хоть в каганат как свои пять знаю. Охрана какая-никакая у меня есть, рук рабочих хватает. На кой хрен вы мне сдалися вместе с хромым поганцем?
Ксим равнодушно пожал плечами и сказал:
— Ты, я вижу, на правый бок больше склоняешься. Небось, в левом колет и в спину временами постреливает, а?
Глаза старика округлились, но жесткие губы остались непреклонными, отчего лицо приобрело странное выражение.
— Ты это...
— Лекарь я, — сказал Ксим, не став дожидаться озарения старика. — Хороший лекарь.
— А возьмешь на обоз, — добавил он. — Я тебя поправлю.
Это решило дело.
— А путь вы куда держите, значит?
— Нам к Большим сучьям надо, отец, — ответил Ксим.
— Это нам по пути, — признал старик.
— Вот и ладно, — сказал бирюк.
Обозник еще какое-то время пристально разглядывал Ксима, будто ждал, что тот откажется от своей просьбы, но потом махнул рукой и со вздохом сказал:
— Твоя взяла. И правда, бока болят да спину ломит. Пойдем, определю вас в обоз.
— Но, — колючий взгляд из-под косматых бровей снова уткнулся в бирюка, — бездельничать не будете. Обоим работу сыщу.
— Годится.
— Вот и славно.
Старик махнул им рукой и двинулся обратно. Если кто-то из людей в обозе и удивился гостям, то виду не показали. Доверяли своему возчему. А может, просто некогда им удивляться было: работа сама себя не сделает.
— Помочь чем? — спросил Ксим.
— Не, — ворчливо отозвался старик. — Сначала за мной. Идите-ка сюда, — и остановился около телеги. — Поклонитесь чуру. Тогда пущу в обоз.
Похоже, за последние несколько десятков лет, что Ксим просидел в своей деревеньке, люди придумали еще несколько обрядов. В телеге лежал довольно крупный — в сажень высотой и в пол-локтя толщиной чур бога Солнценя. Лицо вырезано кое-как. Положенные морщинки у глаз легко перепутать с царапинами на дереве, рот — будто неумело замаскированная трещина. Волосы даже приблизительно не напоминают кудри. Жуть, а не чур, кто ж так режет. Бирюка не особо, конечно, волновали людские боги, но даже он оценил, каким уродливым вышел у неведомого безрукого резчика Солнцень. И древесина, кстати, тоже странная. Светлого Богатыря обычно из сосны режут или ели, она помягче. А этот будто из кедра вытесан топором. Старого-старого кедра.
— Ты чего? — с подозрением спросил старик. — Засмотрелся? Кланяйся уже давай, и пойдем вам место в обозе определять.
Янко мяться не стал, поклонился деревяшке почтительно, рукой до земли достал. Ксим тоже поклонился, и будто в глазах потемнело на миг, да вокруг искорки заплясали. Остатками чувств Ксим удивился так сильно, как смог. Что за ерунда?
— Пойдет? — спросил Ксим.
Старик оглядел обоих, будто ожидая молнии с неба. Но ее не приключилось, потому он махнул рукой и сказал:
— Пойдет.
— Вот и ладно, — ответил Ксим. — Тебя как звать-то, отец?
— Дареном зовите, — был ответ.
Ко времени, когда-таки ударил дождь, уже все было готово. Просмоленную мешковину натянули вокруг оси. Разожгли костер, веревками оттянули хитрый карман, чтоб дым из-под мешковины выходил, а дождь внутрь не попадал. У костра засуетились молодые ребята, которых, видать отрядили на готовку. Ксим, не чинясь, подсел к костру, потянул за собой мальчишку. Всего у костра собралось с десяток людей. По двое на телегу, получается, и еще двое верхом. Верховые, по всему видать, и были той самой охраной — в плечах косая сажень, взгляд холодный, да утроба прожорливая. Настоящие бойцы, уж со снедью в котелке — так точно. Дарен перед всеми назвал Ксима с Янко гостями обоза, позвал к костру, велел любить и жаловать. Представил товарищей четь по чести: вон тот молодой, но седой уже — Йорек; смешливая толстуха — Людмила; угрюмый тип со шрамом на пол-лица — Богдан; крепыш справа — Шурыга, слева — Ждан. На этом месте Ксим запутался в именах, которые никогда особо и не стремился запоминать. Вряд ли доведется потом еще раз встретиться, так что и запоминать не стоит.
От еды Ксим отказался и своими запасами делиться не стал, как и объяснять причин подобной холодности. Не расскажешь же, что на самом деле ты — бирюк, и ешь только человечье мясо, причем не обычное, а только тех, кого Тварь лесная загрызла и ядом своим душу вытравила. А вот Янко накинулся на еду как сторожевая псина. Вмиг опустошил миску да еще и, напоказ стесняясь, попросил добавки. Ночью, конечно, ему стало худо, блевал дальше, чем видел. Ксим оценил хитрость: теперь мальчишка мог спокойно есть только запасы Ксима, оправдываясь наказом лекаря. Мальчишка, и правда, здорово научился жить среди людей.
На следующее утро, еще затемно, принялись собираться. Так же ловко, работники сдернули полотно, развязали веревки, выкопали колья. Запрягли коней и отправились. Ксим завалился на одну из телег. Хоть Дарен и обещал работой нагрузить, но во время пути — какая работа? Главное, не крутился под ногами у охраны. Телега оказалась уложена плотными свертками. Ксим принюхался, и решил, что это ткани, причем крашеные. Запах луковой шелухи, хоть и слабо, но все же пробивался через мешковину, которой было укутано добро. Янко рядом с бирюком сидеть не захотел, быстро — насколько мог — удрал на телегу к обознику, да там и осел. Поначалу Ксим приглядывал за ним: чего гляди соскочит с телеги, в кусты закатится, ищи его потом. Но потом решил, что уж Дарен-то присмотрит. Да и нехорошо, наверное, мальчишку в коварствах всяких подозревать.
Но внутренний голос не дремал: ага, нехорошо, шептал он, не может ведь убийца быть коварным, да? По-своему этот внутренний голос, конечно, прав. Мальчишка сумел устроить одним махом и смерть старосты, и покушение на него, Ксима, и даже гибель несчастной Твари. За таким глаз нужен и глаз. И, желательно, еще третий глаз.
Может, стоило ему и вторую ногу сломать, отстраненно подумал Ксим, закрывая глаза и впадая в мягкую дрему. На обозе ехать — это не пешком топать. Телега тряслась, чавкала грязь, пели птицы — как тут не задремать. Временами бирюк открывал глаза, ловил взглядом коричневую рубаху мальчишки и снова проваливался в легкий сон.
И вдруг Ксим вздрогнул, проснулся. Что-то было не так. Кто-то с ненавистью, пристально смотрел на бирюка, разглядывал, будто стремясь проникнуть в самое нутро. Бирюк доверял своим чувствам, поэтому огляделся. Вроде все спокойно. На первой телеге Дарен, рядом с ним мальчишка, один охранник верхом, подле третьей телеги. Наверное, вполглаза приглядывает за ним, Ксимом. Но это не тот взгляд, не такой. В нем нет опасности, нет ненависти, только настороженность. Второй, наверное, поехал вперед дорогу разведать. Остальные обозни заняты делом, кто лошадьми правит, кто дремлет, кто-то нож точит. Все нормально. Для верности Ксим еще раз огляделся, и — вот гадство! На земле, позади телеги валялась его лекарская сумка. Видать, когда он подскочил, проснувшись, она от неловкого движенья ухнула куда-то за борт. Ксим долго думать не стал, соскочил. Телега едет не так уж быстро, без него явно не уедет. Бирюк наклонился, поморщился от боли в ребрах. Хоть и заживает на нем все легко, ан крепко его тогда Тварь приложила. Он подхватил сумку, отряхнул от липкой грязи, обернулся и… застыл.
Дорога была пуста. Не было ни обоза, ни лошадей, никого. И тяжелая неестественная тишина, какой бирюк не слышал ни разу в жизни. Даже если шерсти плотной в уши забить, и то, наверное, такой тишины не выйдет — полное ничто. И это ничто окружало бирюка, сдавливало его, будто тисками, не давая шелохнуться. Хотя нет, это не тиски, это сам Ксим застыл, стараясь услышать хоть что-нибудь, но безуспешно.
— Ты чего, приблуда? — раздался неласковый голос охранника, и наваждение сгинуло. Вот обоз, вот — поскрипывающие телеги. Вот — конь, на коне охранник, у охранника — недовольно кривятся губы и взгляд полный подозрений. — Тебе самому лекарь не нужен, а?
Ксим мотнул головой.
— Тебя там обозник зовет. Поговорить хочет, — сообщил охранник и будто забыл про бирюка.
Ксим спрыгнул с телеги, стараясь не упускать ее из виду. Для верности держался за борт. Шаг широкий, быстро догнал первую телегу. Взглянул сурово на Янко, который, радостно улыбаясь, сидел подле обозника.
— А ну, брысь, — велел Ксим мальчишке.
Тот схватил костыль, неловко спрыгнул с телеги, пересел на следующую.
— Ну? — недовольно спросил обозник. — Зачем мальчонку шуганул?
— Охранник сказал, у тебя ко мне разговор есть.
— Есть, — согласился Дарен.
— Вот и поговорим, — сказал Ксим. — А мальчишке нечего уши тут греть.
Старик недовольно хмыкнул, почесал бороду, прикрикнул на кобылу — не спешил разговор начинать. Ксим торопить не стал, откинулся слегка на тюки с тканями, которыми была забита телега. Старик долго сопел, а потом, глядя строго перед собой, сказал:
— Слышь, Ксим, тут дело такое. Мальчонка этот. Он тебе кто?
— Ученик, — пожал плечами Ксим. — В какой-то мере.
— А он говорит, что вы и месяца не знакомы.
— Врет.
Старик помолчал, потом повернулся и посмотрел Ксиму в глаза впервые с начала разговора.
— Мож, мне отдашь? Мальчонку-то. Он головастый, налету все схватывает. Годик, другой со мной походит, сам обозы водить станет. Тебе-то он, вижу как кость в горле. Да и он тебя не шибко любит. Ну?
— Не могу, отец.
— Не можешь или не хочешь? — поджал губы Дарен.
— Не могу, — сказал бирюк. — Сам же сказал, он мне как кость. Я бы отдал тебе его, но не могу.
Старик немного помолчал.
— А, правда, что это ты ему ногу-то сломал? — спросил он вдруг.
— Правда, — кивнул Ксим. — Сломал.
Морщины старика стали сразу как-то глубже. Глаза сузились.
— И за что же?
Умен мальчишка-то. Нащупал слабое место старика, и вывалил ему все. Вроде и правду сказал, да только сплошная кривда получается.
— Да понимаешь, отец, — сказал бирюк, — вина на нем большая. Ты ведь не гляди, что сопляк, лекарь он, как и я. Да только все-таки сопляк. Напортачил сильно в деревеньке нашей, сгубил полдюжины жизней. За такое иных в лесу зверям на поживу оставляют. А как отвечать за поступок — так мальчишка вину на другого свалить хотел.
— Вона как. — Старик аж крякнул, покачал головой. — Ну, с этим ясно... Ну а ногу-то зачем ломать? Понимаю, наказание, ну розги, ну колодки, но…
— Это не наказание, — мотнул головой Ксим. — Это чтобы не убег далеко. Я его к Деду своему веду, чтобы тот ума в парнишку вдолбил, как в меня когда-то. Глядишь, и толк выйдет. Сам же сказал: головастый.
— А на ногу сильно не гляди, — добавил бирюк. — Я умеючи сломал. Да и перетянул сразу — кость молодая, зарастет, как и не было ничего.
Дарен только руками развел.
— Ладно, убедил. Не буду в ваши дела лезть. Ты только приглядывай за мальчонкой, он у тебя и правда шустрый. Может, и с ногой паломатой убегнуть.
— Присмотрю, не боись.
— Я и не боюсь, — неожиданно жестко ответил Дарен, а затем каркнул: — Тпру.
— Сегодня тоже пораньше лагерем встанем, — пояснил он и хитро взглянул на Ксима. — Раз у нас в обозе лекарь завелся, надо пользоваться.
Обряд с веревками, телегами и тканью повторился. Ксим сомневался, что ночью будет дождь, да, по-хорошему, и все остальные тоже сомневались, но рисковать Дарен не хотел. В этот раз пятачок для лагеря сделали побольше, Ксиму отгородили уголок для лекарских дел. И сразу после ужина к нему принялись подтягиваться люди. За один вечер он успел осмотреть, кажется, весь обоз. Ксим не в первый раз замечал, как обостряются у людей болячки, если рядом появляется лекарь, которому еще и платить не нужно. Кровавый мозоль на ноге, выбитый палец, больной зуб, вросший ноготь, подозрение на порчу, дурной сон и прочее. Все разом заболели и попросили внимания. Янко на правах ученика сидел рядом и по мере сил помогал. Без пилюль ему, наверное, было трудно улыбаться людям, поэтому он все больше молчал. А вот Дарен со своей спиной так и не явился, видать, его разговор с Ксимом задел за живое. Зато пришел тот, кого бирюк совсем не ждал.
— Вставай лекарь, — сердито сказал давешний охранник. — Пойдем отойдем.
— А чего это ты лекаря уводишь, Шурыга? — захохотал второй боец, его имени Ксим тоже не запомнил. — Никак стесняешься? Что там у тебя за болячка такая маленькая, а?
— Умолкни! — рыкнул Шурыга.
Отходить от лагеря Ксим не хотел, но и ссориться с охраной на виду у всего обоза было не след. Он легко встал и пошел вслед за Шурыгой. Нехорошее ощущение появилось ровно в тот момент, как бирюк поднялся. Будто чей-то тяжелый взгляд уперся в спину. Ксим оглянулся, но в его сторону никто не смотрел. Даже Янко. И с каждым шагом прочь от лагеря, чувство это усиливалось. Шурыга остановился так резко, что бирюк чуть его не сшиб.
— Рассказывай, — потребовал охранник.
— Что рассказать?
— Что ты увидел сегодня днем? Там, у телеги.
Ксим внимательно посмотрел на лицо Шурыги. Хмурится воин, желваки ходят, а сам в сторону как будто глядит. Вроде и на лицо, ан нет, куда-то на ухо уставился.
— Ничего, — медленно проговорил Ксим.
— Ах, ничего значит? — тут же завелся Шурыга. — Просто так таращился, значит, а?
— Ничего не видел, — продолжил Ксим. — Смотрел туда, где был обоз — вот только что был! — и не видел ничего. Пустая дорога.
Весь гнев с лица Шурыги тут же исчез.
— Ничего, — повторил он.
Ксим кивнул.
— Будто и нет никакого обоза.
— А потом?
— А потом ты меня окликнул, и, — Ксим специально запнулся, как, бывало, Янко делал, — морок сгинул. Появился обоз, будто и не исчезал.
— А ты не брешешь?! — рыкнул Шурыга, но Ксим видел: это больше для порядка. Охранник почему-то поверил ему.
— Не брешу, — ответил бирюк. — А ты прекращай орать.
И Шурыга будто сразу сдулся, обмяк, сгорбился.
— Твоя правда, лекарь.
— Ты о чем?
— Об обозе, — угрюмо ответил Шурыга. — Я сам однажды такое видел. Морок этот твой. Чуть отвернулся, а обоза нет. А он даже не двигался никуда, стоял как сейчас. — Охранник провел ладонью по глазам. — Я рукой вперед — хвать! — и вот она телега, родима. И обоз на месте. А у меня душа в пятках.
— До того дошло, — перешел он на едва слышный шепот, — до ветру ночью отойти боюсь. А ну как дорогу обратно не найду. Вот, гляди, — и охранник отцепил что-то от пояса.
Веревка. Обычная веревка, привязанная к поясу. Теперь Ксим хорошо видел, как она, змеясь, уходит к лагерю.
— Привязался к одной из телег, — пояснил Шурыга. — Уж по веревке я всяко дорогу назад найду.
Ксим качнул головой, но ничего не сказал. В его одобрении охранник точно не нуждался.
— И почему так вышло? — спросил он.
— Да я отку!.. — возмутился было охранник, но тут же понизил голос. — Мне ж откуда знать, а? Я думал, ты, может, знаешь! Эх, с самого начала мне не нравился этот обоз…
— А с чего началось-то все?
— Да с ерунды, — поморщился Шурыга. — Где-то неделю назад Йорек на стоянке колышек потерял. Конечно, наругали парня, выстрогали новый. Но через три дня снова тучи набежали, мы стали лагерем, огородились… и колышек нашелся. Я сначала не подумал ничего, мало ли, тракт известный, много кто им ходит. Да шевельнулось что-то в душе.
— И ты потерял что-то нарочно? — предположил Ксим.
— Да, — кивнул Шурыга. — Мех у дороги кинул. Он у меня старый, прохудится вот-вот. Не жалко.
— И что? — подался вперед Ксим.
Вместо ответа Шурыга сунул бирюку под нос мех с водой.
— Через два дня нашел. Валялся у дороги.
Шурыга сжал кулаки.
— Я ить поначалу думал, что спятил. Ну, когда мех нашел, когда обоз исчез, и я его чуть не потерял… А потом увидал, как ты на обоз таращишься, и подумал…
— Ясно, — сказал Ксим.
— Ясно ему, — проворчал Шурыга. — А мне вот не ясно! Что за херня тут вообще творится с этим обозом? — и чуть тише добавил. — Что делать-то будем?
— Дарену говорил? — спросил Ксим.
— А что я ему скажу? — грустно хмыкнул охранник. — Что у него обоз невидимкой делается?
— Что кругами ходит. Не зря же колышек да мех нашелся. Обоз ходит кругами. Обозник не может не заметить.
— Да ты попробуй, сунься к нему с таким, — сказал горько Шурыга. — Может и вообще прочь погнать. Он же лучший обозник в округе-то. Быстрее всех водит, все леса здешние знает. Ну и гонору немеряно. Врагов у него хватает, он кремень старик. Чуть что не по его… Ты ему только скажи, что обоз как-то не так идет, мигом пешком пойдешь.
— А ты пытался? — упрямо спросил Ксим.
— Пытался, — устало ответил Шурыга. — Он так на меня наорал, мол, мое дело — от татей обоз защищать, а все остальное — не моего ума.
— Угу, — буркнул Ксим.
— Так что, как думаешь, лекарь? Что это за хрень?
Ксим помолчал, собираясь с мыслями.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Никогда о таком не слышал, чтобы целый обоз по лесу блуждал и сам не знал, что блуждает.
— Может, леший какой?
— Нет тут леших, — отмахнулся Ксим. — В одном лесу с Тварью Лешие не уживаются.
— Дык ведь нету уже Твари, — прищурился Шурыга. — Я сам слышал, твой мальчонка говорил!
— Даже если и так, — сказал Ксим, — чтобы леший появился много времени надо. Они ведь из деревьев берутся, нужно чтобы выросло дерево, да ни какое-то, а кедр или сосна лешачья. И уже, когда вырастет, из него проклюнется леший. Лет двадцать пройдет, а то и больше.
Шурыга исподлобья посмотрел на бирюка.
— Ты откуда это все знаешь?
— Знаю, — ответил Ксим. — Потому и говорю: не леший это. Нет тут леших.
— Ну а если бы были? — упрямо спросил охранник. — Мог бы нас лешак по лесу водить?
— Нет. Зачем ему?
— А зачем они обычно людей по лесам водят?
Ксим пожал плечами.
— По-разному. От тропки звериной отвести, от малинника, от грибницы.
— Вот и обоз наш отвести хотят от чего-то. Или наоборот, завести.
— Не леший это, — сказал Ксим. — Лешему надо рядом быть, чтобы человека по лесу водить. Буквально на закорках сидеть. А ты у нас в лагере много леших видел?
— Я их вообще не видел, — сказал Шурыга.
— А я видел, — сказал Ксим. — Старик такой, только весь в коре. С хвостом медвежьим. И тени у него нет. Так что не леший это. Что-то другое.
— А что другое-то? — снова разозлился Шурыга.
— Что-то, — повторил Ксим. — Нет резона лешему нас кругами водить.
Шурыга мрачно посмотрел на бирюка, сплюнул.
— Резона нет, а водит, паскуда.
Ксим промолчал. Охраннику уже ничего не докажешь, только ссору накличешь. Втемяшился ему этот леший. Но Шурыга и сам, видать, понял, что ни к чему спор этот не ведет, махнул рукой.
— Ладно, — сказал он. — Утро вечером мудренее, лекарь. Завтра поговорим.
И пошел к своей телеге, на ходу наматывая веревку на локоть, а Ксим поспешно двинулся за ним.
Ночью бирюк долго не мог сомкнуть глаз. В полудреме снились сирень и падаль. Чувство опасности бодрило кровь, ощущение чужого взгляда поутихло, но полностью не прошло. Да и загадка обоза не давала уснуть. Кто, зачем и, главное, как заставляет кружить людей по лесу? И почему только одни с Шурыгой почуяли неладное? Где-то под утро уже Ксим-таки уснул, пообещав себе еще раз обсудить все с охранником, а потом серьезно поговорить с Дареном. Уж двоих-то человек обозник должен послушать.
Но утром выяснилось, что Шурыга пропал. И ветер принес запах свежей крови, хотя и заметил его один только Ксим.
— Как это пропал? Куда пропал? — возмущался Дарен, да только возмущения эти не давали ничего.
Вот был, а вот — пропал. Вещи остались на телеге, но оружие он забрал с собой. То ли лишнего брать не захотел, то ли пес его знает. Незадолго до рассвета Ждан видел, как Шурыга уходил в лес, да вернулся ли обратно, сказать точно не мог. После недолгого совещания все разбились на пары и обошли округу, но охранник как в воду канул. Ксим, наверное, мог бы отыскать его по запаху, но боялся отходить от обоза далеко. А ну-как повторится давешний морок? Поэтому бродил совсем неподалеку вместе с Людмилой, которая тоже в поисках особо не упорствовала. Она всем своим пышным телом прижималась к бирюку в любой подходящий для этого момент, томно вздыхала и стреляла глазками. В обычных условиях, Ксим давно бы ее отвадил, но теперь даже был благодарен — своим присутствием Людмила будто не давала обозу исчезнуть, а это сильно беспокоило бирюка. Он был почти уверен, что Шурыга отошел от обоза и не смог вернуться. А потом что-то его настигло — не зря на всю округу так пахло кровью.
Нет, не леший морочит обозу голову, решил Ксим. Точно не леший. Да ходили разговоры, что леший человека по лесу водить может. Но никогда и никто не слыхал, чтобы леший при этом еще и убил кого-то. В итоге, вернувшись с поисков несолоно хлебавши, решили подождать денек, авось Шурыга вернется. Ксим, конечно, был уверен в обратном, но перечить не стал. А самое интересное началось вечером за трапезой.
Янко громко бряцнул миску оземь и сказал:
— Нету сил больше терпеть! Скажу все как есть!
— Ты чего? — поднял голову обозник. — Чего раскричался на ночь глядя?
— Не пропал наш Шурыга. Не убег. Это все он! — И палец мальца указал на Ксима.
Слова мальчишки прозвучали слишком эмоционально для бирючонка, который уже второй день не ест свои пилюли. Видать схоронил заначку где-то, готовился к чему-то такому. Это хорошо объясняло спокойствие мальчишки в последнее время. Ксим думал, что это эмоции человечьи из Янко вышли, а он, оказывается, тут целый план придумал, подготовился. Недооценил мальчонку, недооценил.
— А он причем? — нахмурился Дарен.
— Притом! Ксим — не человек даже! — Янко захлебнулся воздухом, а потом выпалил. — Он — бирюк!
Полдюжины взглядов упали на Ксима, но тот с невозмутимым видом продолжал стоять у телеги. Оставшийся охранник потянул из ременной петли топор. Медленное неуверенное движение, не угрозы ради, а чтоб самому не бояться. Остальные пока с любопытством наблюдают. Сам-то он, Ксим, наверное, случись что, сможет уйти, но вот утащит ли мальчишку?.. А оставлять его здесь никак нельзя — опять натворит бед.
— Он меня из деревни забрал! — продолжал возмущаться Янко. — Ногу сломал! И Шурыгу, наверное, тоже… Дядя Дарен, скажите!
Обозник кашлянул, а Ксим покачал головой. А вот тут мальчишка явно прогадал. Зря он к Дарену взывает, это же стерик их двоих в обоз привел, значит, и в ответе за обоих. А он сейчас его дураком старым выставляет. Или даже хуже. Лицо старика потемнело, он сурово огляделся.
— Ну вы даете, — сказал старик. — Едва появились, и давай гадости друг про друга рассказывать. Ксим про тебя, ты про Ксима. И кому верить?
Янко высоко вздернул подбородок, но глаза его при этом смотрели жалобно. Ксим снова поразился тому, как здорово мальчишка насобачился изображать чувства. Ни дать, ни взять — человек.
— Допустим, — сказал старик. — Что Ксим — бирюк. Но этот бирюк твой половине обоза болячки вылечил. И зачем, спрашивается?
— Чтобы никто на него не подумал! — с готовностью отозвался Янко.
— А чего ж ты молчал?
— Страшно было!
— А сейчас не страшно?
— Сейчас еще страшнее! — Мальчишка чуть не плакал. — Он же нелюдь! Охранника схарчил… и кого другого сможет!
— Так, — громко сказал Дарен. — Ксим. Что скажешь?
— А что тут говорить? — ответил Ксим. — Шурыгу я не трогал.
— Ты про другое сначала скажи, — поморщился Дарен. — Ты бирюк?
— А как же, — отозвался Ксим и даже улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой, но в темноте сгодится.
— Не верьте ему! — крикнул Янко.
— В чем не верить? — подал голос Йорек. — Он же согласил с тем, что бирюк? Стало бы не верить? Не бирюк он?
Вокруг раздались смешки.
— Да вы-то что ржете? — вдруг подал голос угрюмый тип со шрамом. — Я слыхал про бирюков. Они и верно людоеды. А еще лысые и здоровые. Один в один наш Ксим!
— У меня невеста жила в такой деревеньке. Ну, с бирюком, — сказал Йорек, и тут же все общее внимание перескочило на него:
— С бирюком жила? Прям вот жила?!
— Да не бирюком, дурила! В деревне с бирюком!
— Ну, я так и сказал...
— Дык, Йорек, как им жилось-то?
— Да как, — смутился сразу тот. — Жили и жили. Говорит, лечил всех, жил на отшибе.
— И что?
— И все! — рассердился Йорек. — Жил и жил. А ты каких рассказов ждал?
— Я тоже слыхал, что бирюки по деревням только живут, — добавил единственный теперь охранник. — А этот вон по дорогам шляется. И вообще они вроде только мертвечину одну жрут.
— Ну, от Шурыги пахло так, будто он сдох, это да, — прыснула Людмила. Её, казалось, исчезновение охранника не тронуло совершенно.
— Дядя Дарен, — в отчаянии сказал Янко. — Ну как вы не понимаете?..
— Все я понимаю! — огрызнулся обозник, но сразу смягчился. — Допустим, Ксим — людоед. Но зачем ему Шурыгу-то жрать? Почему не тебя, например? Не Людмилу? Кого полегче?
Ксим уловил нотки неуверенности в голосе старика. Он сейчас не Янко убеждает, а сам с собой почитай разговаривает. Прикидывает, мог ли Ксим в самом деле убить Шурыгу. Все решится сейчас. Был бы Ксим человеком — по спине, наверное, бегали бы мурашки. А так — лишь тень беспокойства шевельнулась где-то глубоко внутри. Но Дарен молчал, думал, с беспокойством поглядывал на бирюка, а остальные не знали куда и глядеть — на плачущего мальчишку, на обозника или на невозмутимого лекаря, который, возможно, еще и людоед.
— Янко, — вдруг вмешался Йорек. — Ты Шурыгу видал?
— Ну, видал, — буркнул тот.
— Скока, по-твоему, пудов он весит? — спросил Йорек. — Да будь Ксим хоть трижды людоедом, как он умудрился сожрать этого бугая, да еще следов не оставить?
— А может, он и не сожрал! — нашелся Янко. — Может, убил да схоронил где!
— И зачем?
— Да пес его знает! — с досадой сказал мальчишка. — Вы видали, как они вчера отходили поговорить? И с каким лицом Шурыга вернулся?
Во глазастый засранец!
— Что скажешь, Ксим? — повернулся к бирюку Дарен.
— Ничего не скажу, — ответил тот. — Ежели бы я чужие болячки обсуждал, кто б ко мне лечиться шел?
— Разумно, — согласился Дарен.
— Правильно!
— Да отцепитесь уже от молодца, — возмутилась Людмила. — И так видно, что никакой не нелюдь. Обычный людь, всем бы такими быть!— и с вызовом уставилась на товарищей по обозу.
— Да что ты понимаешь, молчала бы!
— Верно говорит! Ты ее не затыкай!
— Ладно, — махнул рукой Дарен. — Погуляли, пора и честь знать. Утро вечера, знаете ли.
— Да что же это! Люди! — Янко видел, что проигрывает и чуть не кричал. — Это же чудище! Бирюк! Вы ему верите?!
На последней фразе мальчишка так дернулся, что чуть не сверзился с телеги. Дарен поймал его, помог спуститься.
— Ксим, — сварливо сказал кто-то из обозников. — Приструнил бы своего мальца, а? Розгу выломать тебе потом?
И все. Янко сбросил с плеча руку Дарена, который все еще придерживал его, и похромал к своему месту — медленно, на глазах у всего обоза. Щеки его пылали, и, судя по всему, мальчишка предпочел бы сейчас розги этому унижению. А был бы нормальным бирюком ничего не почувствовал бы, подумал Ксим. Ничего, молодой еще, привыкнет.
А потом ему и правда притащили пару хороших розог, чтобы, значит, мальца воспитал, как надо. Но он, конечно, в дело их не пустил. Может быть даже, что и зря.
Шурыга не вернулся и на следующий день, посему, Дарен велел собираться в путь. Сборы проходили в тяжелом молчании. Иной раз Ксим нет-нет, да и ловил на себе чей-нибудь хмурый взгляд. Вечером накануне его, конечно, признали невиновным, но подозрения так просто не прогонишь. Вправду-то сказать, подозревать в обозе было больше некого. Из пришлых тут только он, да мальчонка, но на мальчонку грешить, будто он здоровенного охранника погубил, уж совсем нелепо. Вот и оставался один бирюк. Ксим все это понимал, поэтому на взгляды эти внимания не обращал. Хотят — пусть смотрят, лишь бы в печь не клали. Но с обозом явно было что-то не чисто, поэтому, когда уже все было готово к отправлению, Ксим подошел к Дарену и попросил моток веревки.
— Ты что, мальца вздернуть собираешься? — заволновался старик.
Ксим мотнул головой:
— Это для меня.
— Сам что ли?..
— К телеге привяжусь, — честно ответил Ксим.
Дарен с удивлением посмотрел на него.
— Это… обряд какой-то?
— Вроде того, — сказал Ксим. — От сглаза.
Обозник явно не поверил, но веревку дал, длиннющую.
— Резать не моги, — предупредил старик.
— Не буду, — согласился бирюк, повернулся, хотел было уйти, но вспомнил кое-что. — Дарен?
— Чего еще? — буркнул старик.
— Шурыга, — сказал Ксим. — Он ведь, и правда, меня отзывал тогда не для того, чтобы на болячки пожаловаться.
— Да? А зачем тогда?
— Сказал, будто обоз блуждает. Мол, леший глаза отводит всему обозу, а никто этого не замечает.
— Ну а ты?
Ксим пожал плечами:
— А что на такое ответишь-то?
— Хорошо. От меня-то тебе что надо?
— Да вот спросить хочу… вы по дороге-то этой сколько идете? Неделю-другую?
— Примерно, — мрачно кивнул обозник.
— Тогда вот не пойму я никак, почему ж вы нашу-то деревеньку минули. Этот тракт мимо нее и идет. Не промажешь.
— Слушай ты! — разозлился Дарен. — Чтоб ты знал, я лучший обозник в столице, понял? Лучший! Мне сам князь иной раз товар везти доверяет! И если ты думаешь, что я обоз кругами водить могу, то вали ко всем хрена с моего обоза!
Старик до хруста сжал кулак и погрозил бирюку.
— Понял меня, приблуда?!
Шурыга был прав, ничего такими разговорами не добьешься. Даже, если обоз, и правда, ходит кругами, обозник — последний человек, с которым об этом можно поговорить. Ксим кивнул обознику и пошел прочь.
— Веревку забыл, — буркнул позади старик.
Веревка и правда оказалась длинной, но так даже лучше. Не став долго чиниться, Ксим просто повязал один конец веревки к телеге, а другим — обвязался вокруг пояса. Еще раз терять обоз ему не хотелось. Что бы ни произошло с Шурыгой, себе такой же доли бирюк не желал. А вот Янко, похоже, никаких проблем не испытывал, но вел себя странно. Блуждал от телеги к телеге, далеко не отходил. Даже со сломанной ногой, он хорошо научился шкандыбать, но убежать не пробовал. Весь день на глаза толком не попадался. Держался в поле зрения, не подходил, не заговаривал. Но едва обоз тронулся, сам пришел на телегу к Ксиму, уселся на тюки как ни в чем не бывало. Бирюк возражать не стал. Дорога вновь наполнилась скрипом, лошадиным фырканьем и покрикиваньями возниц. Конечно, над обозом по-прежнему висела тревога, но в пути переживать все это было как-то легче. Убаюканный тряской Ксим снова заснул. И спал, пока кто-то не пихнул его в бок. Бирюк открыл глаза и увидел серьезное лицо Янко.
— Ксим, слезай-ка с телеги, — шепотом предложил мальчишка. — Давай поговорим.
— О чем?
— О пропавшем охраннике.
— Ты ж говорил, что я его убил, — сказал Ксим.
— Ясно дело, я врал, — пожал плечами Янко.
Ни раскаяния, ни досады. Спокойный, собранный — таким мальчишка нравился Ксиму гораздо больше. Похож на настоящего бирюка. Видать, на вчерашнее представление ушли последние «очеловечивающие» пилюли. Вот и хорошо, может, хоть поймет, какую глупость творил.
— Лады, — сказал Ксим. — Давай поговорим.
Бирюк проверил веревку и только потом спрыгнул наземь.
— Говори, коль хотел, — велел он.
— Думаю, после всего вчерашнего, — начал Янко, — ты понимаешь, что я по-прежнему не желаю быть бирюком? И путешествовать с тобой не хочу тем более?
— Я тоже не особо, — ответил Ксим. — Но тут от нас ничего не зависит. Ты — бирюк, но ведешь себя как человек. Я бирюк, но не имею права тебя воспитать. Значит, отведу к тому, кто имеет. Вот и все.
— Опять ты начинаешь… — Янко, слегка поморщился и замедлил шаг. Видать, нога беспокоила сильнее, чем он хотел показать.
— Я тоже не пойму, зачем ты этот разговор затеял, — сказал Ксим. — Мы все выяснили еще в ту ночь, когда из деревни уходили. Али ты забыл?
— Нет, — отозвался Янко. — Не мы выяснили, а ты выяснил. Мне ты просто пригрозил. Но я все равно подумал… а вдруг до тебя все-таки дошло? Вдруг ты понял, что я сделаю все, чтобы избавиться от тебя?
Ксим не ответил. Мальчишка впустую трясет воздух — его право, пусть трясет. Но слова ничего не изменят, ни его природу, ни порядки, по которым живут бирюки и люди.
— Я уже дважды пытался тебя убить, Ксим, — продолжил Янко. — И попытаюсь еще, если ты не отступишься.
Речь мальчишки была гордой и смелой, но голова его клонилась все ниже, а сам он шел все медленнее, костыль сильнее погружался в грязь. Как бы не свалился вовсе, еще тащить придется, подумал Ксим, и тут что-то сильно дернуло его за пояс.
Веревка, которой он привязался к телеге, натянулась тетивой и чуть не волоком потащила Ксима. Поначалу бирюк и вовсе не понял, что происходит, зато понял Янко. Он дернулся вправо. Резкий нырок, ладонь мальчишки царапнула по земле, и в следующий миг в лицо бирюку полетела грязь. Янко выбрал отличный момент и попал хорошо. Веки бирюка судорожно задергались, пытаясь справиться с мусором в глазах, глаза же будто запылали огнем. Ксим шарахнулся, ничего не видя перед собой, потянулся к Янко, но тот лихо увернулся, даром, что хромый. Снова дернулась веревка, и тут же натяжение исчезло, да так резко, что Ким не удержался на ногах и рухнул на спину, в грязищу. Чтобы вернуть зрение ушло прилично времени, и когда Ксим проморгался, уже не было ни обоза, ни мальчишки.
Бирюк сидел в грязи и толком не знал, что делать. Мальчишка все просчитал наперед –шел медленнее, ждал, пока веревка натянется. А потом в нужный момент швырнул в глаза грязи и перерезал веревку. Хорошо придумано, ничего не скажешь. Но, выходит, он знал обо всей этой загадочной хрени с обозом. То ли понял все с самого начала что-то такое, чего не понял он, Ксим, то ли узнал попозже и придумал, как этим воспользоваться.
Бирюк тяжело поднялся. Он почти не верил в успех, но все равно, побежал дальше по дороге — нагнать обоз. Но обоза не было. Не было ничего. Только дорога и грязь, уже чуть-чуть присохшая. Ксим скинул обувку, земля теплая, хорошо чувствовать под ногами не стельку обуви, а саму землю. Вот только обоза все равно нет, мальчишка ушел. Нет ни следов, ни… ничего нет. Шурыга говорил, что нашел флягу? Повезло ему, видать. Ксим не чувствовал ничего, что могло бы помочь ему. Ни следа, ни запаха.
Поблуждав так еще, бирюк совсем было отчаялся. Ну, правда. Мальчишка утек, тут ничего не попишешь. Он, Ксим сделал все, что мог. Мальчишка оказался хитрее, ну и… а вот тут и проблема. Нельзя никак его с людьми бросать. Не человек, не бирюк — пес знает, что ему в следующий миг в голову стукнет. Он и бирюком быть не хочет, но знаний в нем… как в шамане ином людском. Опасно это при детской голове-то. Опасно.
За тяжкими раздумьями Ксим не сразу обратил внимание, как легко и просторно ему дышится. Он снова чувствовал себя в лесу как дома, это было уютное и правильное чувство. Бирюк ловил запахи на несколько верст округ, и не понимал, почему не заметил этого, идя с обозом. Будто кто-то или что-то обрезало его обоняние и слух, да еще и заставило об этом забыть. Что же за сила такая облюбовала роклятый обоз? Ксим припомнил, что чувствовал запах крови, когда пропал Шурыга. Это что ж выходит, если он учуял его даже таким вот «обрезанным», значит, там кровью буквально воняло. А раз так… что мешает найти охранника сейчас. Может, хоть чуточку понятнее станет, что творится с обозом? Ксим остановился и глубоко вздохнул, ловя ветер.
Шурыга нашелся дольно быстро. На небольшой полянке, с основательно притоптанной травой и плохо скрытым костровищем. Кто-то явно сидел тут лагерем, небольшой отряд — человека три, может четыре. Выглядел мертвец не очень. Кто-то раздел его и растянул на земле, привязав руки к осине, а ноги — к еловому пню. Стало понятно, почему так воняло кровью — его долго и мастерски пытали. Шея, грудь, руки, лицо были сильно изрезаны. Раны недостаточно глубокие, чтобы пленник умер от потери крови, но очень болезненные. Ксим пригляделся и недосчитался пальцев на правой руке охранника. Левую ладонь бирюк рассматривать не стал, но, наверняка, и там не все было ладно. Кто бы это ни сделал, он явно был человеком. Лесная нечисть жрет людей, это да, но чтобы вот так изгаляться — такого не бывает. Ни Твари, ни тем более Лешие тоже таким не занимаются. Над телом роились мухи, охранник уже основательно пованивал, и сквозь эту вонь пробился другой аромат, отчаянно сладкий, приторный, такой знакомый.
Не может быть!
Хотя, почему нет?
Бирюк отвернулся от обезображенного трупа и пошел на запах. Саженей через пятьдесят снова оказался на дороге и мигом узнал место. Вот — лошадиный труп, уже изрядно пожеванный, вот — пышный куст сирени. Где-то тут они — Ксим с Янко — и натолкнулись на обоз. Не зря, ох не зря все время мерещился этот запах, так и ходили кругами, все время. Дарен вроде говорил, лошадь у него околела в пути? Не она ли?
Наверное, за раздумьями Ксим их и не заметил.
— Ну-ка стой смирно. — Злой суровый голос и звук натянутой тетивы, такой не спутаешь ни с чем.
Голос раздался, как... не как гром среди ясного неба, потому что погоду Ксим научился предсказывать — дед научил. Будто... опытный охтник подкрался с подветренной стороны, как к зверю. Ветер и правда, был хорош. Вот и подкрались.
Ксим медленно стал поворачиваться к говорившему, но тот рявкнул:
— Сказал, не двигайся! — И Ксим застыл.
— Во-от, — протянул кто-то второй. — Так и надо. Видать, еще один отставший.
— Ты чей будешь? — спросил первый.
— Да вот, — отозвался бирюк, — лекарь.
— Лекарь, — согласился первый голос. — Не с обоза ли?
— С какого обоза? — спросил Ксим, и понял: искренности в голосе не хватает.
— Ага, — согласился второй голос. — Верим. Один ваш тоже поначалу упирался, но потом все выложил.
Это Шурыга, надо думать. А эти двое, разбойники, не иначе.
— Так, ладно, — сказал первый. — Медленно поворачивайся. Дернешься, стрелу в ухо всажу, понял?
— Понял, — сказал бирюк, и повернулся так быстро, как только смог.
Стрелок не обманул, стрела пошла точно в то место, где только что было ухо Ксима. Да только сам Ксим, пригнувшись, уже бежал к стрелку.
Обнажаться на бегу — то еще удовольствие. Чем мышца расслабленнее, тем проще ей наливаться стальной бирючьей силой. Поэтому правая рука буквально взвыла, когда черные когти резко вытянулись из пальцев, а сама она почернела и вытянулась на три пяди.
Коротко тявкнул лук — когти Ксима разорвали тетиву. А вот сам стрелок даже не пискнул, оставшись без глотки. Второй успел резко вздохнуть, когда пальцы Ксима обхватили его шею.
— Тихо! — прошипел бирюк. — Понял?
Разбойник закивал. Бирюк тоже кивнул и прислушался. Вокруг было действително тихо, если короткую стычку и заметил кто, то виду не подает.
— Хорошо, — сказал Ксим. — Говори. Кто такие?
— Ну, это, — задергался малый. — Разбойники.
— Много вас?
Разбойник осторожно три раза мотнул ладонью. Пятнадцать, стало быть.
— Что за обоз ищете?
— Ну обоз. Обычный. С товаром.
— И почему до сих пор не нашли?
— Не могем, — отвел глаза разбойник. — Вроде и след есть, и собаки чуют, а все одно, будто кто за нос водит. Вроде и должен быть обоз, а нема.
— И давно гоняетесь за ним?
— Дык, почитай, уже две седьмицы, — мужичок оказался словоохотливым. — Уже умаялись.
— А чего не бросите тогда?
— Низя, — сглотнул разбойник. — Атаман головы поснимает. Говорит, дело верное: обоз должен быть. Так ему аж в столице сказали.
Вот даже как. Наемные головорезы ищут обоз по чьей-то уазке, но не могут найти, будто им глаза ктоотводит. Ну как тут про лешего не подумать?
— Кто сказал? — спросил на всякий случай Ксим, догадываясь, какой будет ответ.
— Да рази ж он скажет? — поморщился рабойник. — Только каждый раз, как обоз упускаем, свою цацку трясет, клянет всех…
— Какую цацку? — насторожился Ксим.
— Деревянну такую, — пожал плечами насколько хватило храбрости разбойник. — Цацку. Он ее тоже из столицы привез.
А вот это уже интересно. Мало того, что разбойники знали, где ловить обоз, так еще и амулет какой-то имеют.
— Так ты это, — несмело улыбнулся разбойник. — Меня теперь отпустишь? А? Я ж все тебе рассказал, ну? Отпустишь? Разойдемся мирно, я даже тебе дружка своего припоминать не буду, дрянь человек был, не жалко его. Это он вашего парня запытал до смерти, я его даже отговаривал, а он все слушать не хотел...
И тут Ксим услышал то, что услышал бы уже давно, если бы разбойник молчал, а не тараторил. С юга приближались люди, несколько человек. А разбойник, видать. смекнул, что к чему и открыл было рот пошире — заорать, но долго думать Ксим не стал, и, обливаясь кровью, второй разбойник упал рядом с товарищем.
Отряхнув руки, бирюк было рванул прочь, но застыл. Если у разбойников, правда, есть собаки, то они возьмут его след. Уж бирючиный запах ни с чем не спутаешь. Нужно было как-то его сбить, чтобы не увести рабойников за собой. И тут в голову Ксиму пришло сразу две мысли: когда они с Янко видели в последний раз, тот явно давно не ел своих пилюль, и запах у него был бирючий; и вторая мысль — как раз эти чертовы пилюли могут, наверное, сбить со следа собак. Пилюли, которые давеча сам Ксим в кусты и швырнул.
Бирюк резко оглянулся, мигом заприметил тот самый куст, куда улетел мешочек, и кинулся к нему. Да вот только никакого мешочка там не было. Лишь истончившийся запах молодого и слишком уж хитрого бирюка.
Солнце клонилось к горизонту, в лесу быстро темнело. Ксим бежал на запад, строго по едва заметной линии запаха. Судя по всему, мальчишка успел забрать свои проклятые пилюли не так давно. И, что самое плохое, бирюк понятия не имел, когда это произошло. Ксим не обманывался: если с тех пор, как они расстались, мальчишка успел съесть пару, его запах очень и очень скоро исчезнет, и лешему — теперь уж никаких сомнений — не составит труда спрятать обычный человеский запах даже от бирюка. Но пока что Ксим мчал вперед, стараясь опередить возможную погоню насколько это возможно.
В тот момент, когда толстый дуб-выродок будто из-под земли вырос на пути, бирюк понял: он близко. Леший почуял его, и пытается сбить со следа. Медленно бирюк подошел к дубу и прикоснулся к шершавой коре. Затем закрыл глаза и просто шагнул вперед. Рука не встретила никакого сопротивления.
Что ж, хочешь играть, лешак, играй.
Дальше Ксим шел, больше ориентируясь на нюх, чем на глаза. Бился об настоящие деревья, иногда уклонялся. Один раз чуть не улетел в овраг, после того, как прошел через похожий морок. Леший умело путал следы, создавал мороки, но с бирюками дела до этого момента, видать, не имел. В какой-то момент, Ксим едва увернулся от огромного лося, спотыкнулся на невидимой веревке, и в тот же миг веревка эта будто соткалась из воздуха, а лось превратился в телегу.
Со всех сторон на него обрушились запахи людей, коней, готовящейся еды, и куча голосов. На мгновение все стихло, а затем все закричали: кто-то от испуга, кто-то от боли (на него со страху перевернули котелок), кто-то просто так, чтобы не стоять молча в стороне.
— Ксим?!
— Песий ты сын!
— Котелок! Котелок же!
Дарен, может, и старик стариком, но успел к бирюку первым и схватил того за ворот:
— Ты что творишь, зараза?! Пошто людей пугаешь?!
— Щас еще больше испугаю, — пообещал Ксим, а затем повысил голос: — Собирайтесь. По моим следам идут разбойники. Я их опередил всего верст на пять, так что...
— Какие разбойники, что ты несешь?! — зарычал Дарен. — Всю жизнь вожу здесь обозы, отродясь никаких разбойников не было!
Ксим встал, и Дарену стало несподручно держатся за ворот — уж больно высок был бирюк для старика.
— Их и не было, — сказал Ксим. — Они тебя здесь ждали. Им кто-то в столице подсказал.
Лицо Дарена застыло. Затем жаркий румянец гнева залил его лицо, и старик сквозь зубы сказал:
— А откуда ты это все знаешь?! Может, сам разбойник? Пропал на полдня, а теперь заявляется и...
— Шурыга был прав, — перебил Ксим. — Обоз ходит кругами. Леший отводит всем глаза. Он тебе говорил это.
— Чего? кругами? — заволновались люди вокруг. — Дарен, о чем он?
— Шурыга мертв, — перебил Ксим. — Они его поймали и убили. И вас всех убьют, если так и будем тут препираться.
— Так может, — рявкнул Дарен. — Ты его и удавил?! Сам, может, из этих, из разбойников?!
— Ну... что я не разбойник доказать очень легко, — сказал Ксим и поднял руку. Треснула-таки рубаха на запястье, зря пуговку не отстегнул. Черная лапа высунулась из рукава, удлинились когти, заблестели чешуйки на свету.
— Я бирюк.
— Едрена вошь, — ахнул Дарен. — Парнишка-то прав был.
Люди затихли в ужасе. Покатился по траве многострадальный котелок.
Из-за спин вдруг выглянул Янко. Стоять ему было, видимо, тяжеловато, но на лице так и светилась злая радость: не мытьем так катаньем, вывел подлого бирюка на чистую воду! Вот теперь-то народ все поймет, кому тут можно верить, а кому нет. Сейчас этот дурак Ксим увидит...
— Кхм, — прочистил горло Дарен. — Ну стал быть... — он обернулся к своим людям, — стал быть, собираемся?
— Собираемся, старик, — ответил побледневший слегка Йорек.
— Ну, раз так, собираемся, — повысил голос обозник. — Живее-живее! Слыхали, что бирюк сказал?
И люди забегали, причем, без суеты. Не впервой, видать, на скорую руку пожитки собирать. Сказано: уходим, значит, уходим. На бирюка с изменившейся рукой никто больше и взгляда не кинул, кроме разве что Людмилы. Впрочем, нет, во все глаза на него таращился Янко. Сейчас он как никогда был похож на человека.
— Отойдем-ка, бирюк, — твердо сказал Дарен. — Поговорим.
— Янко! — позвал Ксим. — Давай сюда.
Старик вдруг остановился, повернулся к бирюку и тихо сказал:
— Ну ты ладно, нечисть. А мальчонка?
— Да какой из него бирюк, — махнул рукой Ксим, и ответом ему стали два взгляда. Один, полный облегчения, — Дарена, и другой — полный страха и... может, благодарности, — Янко.
— Ох и брехло ты, — сказал старик. — Я же тебя спрашивал, не бирюк ли ты часом, а ты, мол, нет. В глаза мне врал.
— Я не говорил, что не бирюк, — возразил Ксим. — Я говорил, что не трогал Шурыгу. И это так.
Дарен покачал головой и проворчал:
— Ладно. Рассказывай.
— Да я уже все рассказал, — ответил Ксим. — Вы везете на обозе лешего, и он путает дорогу. Шурыга заметил это, и леший отвел ему глаза, выгнал его с обоза. Со мной — тоже самое.
— Ладно Шурыга, а тебя-то зачем?
— Почуял, наверное, что я не человек. Небось, еще когда кланялись мы ему, почуял. Вот и решил от греха подальше отогнать.
— Допустим, — напряженно кивнул Дарен. — А разбойники?
— С разбойниками посложнее. Я поймал одного, он сказал, что их на вас аж из столицы натравили. Наказали им ждать обоз именно здесь, и они ждали. Да только так и не смогли найти.
— Почему?
— Леший, — коротко ответил Ксим.
— Не понимаю, — признался Дарен. — Леший, разбойники, бирюки. Что за хрень тут творится? Я вижу, ты не врешь, но... не понимаю.
— Сам же говорил, дядя Дарен, что ты лучший обозник в столице, — вдруг сказал Янко. — Неужто завистников мало? Могли ведь и найтись душегубы.
— Положим, не мало,— согласился старик. — Может, ты и прав. Говоришь, — повернулся он к бирюку, — лешак у меня в обозе? Ты знаешь, кто это?
— Знаю, — кивнул бирюк.
— Из моих кто-то?
— Нет.
— Так говори, не тяни, — не выдержал Дарен. — Порешим его и дело с концом.
— Не так все просто, — сказал Ксим. — Последние две седьмицы только лешак и не давал разбойникам вас найти. А без него они враз обоз отыщут.
— Ты ж сам сказал, что они по твоему следу идут!
— Не уверен, — признался Ксим.
Дарен вздохнул.
— Не было печали, пока вас двоих не повстречал. И что предлагаешь?
— Избавимся от лешака, и вы едете вперед так быстро, как сможете. А я останусь и отвлеку ватагу.
Дарен крепко задумался.
— А сдюжишь?
Ксим пожал плечами:
— Попробую. Другого пути нет.
— И то верно, — вздохнул старик. — Ладно, от меня что нужно?
— Ничего, — сказал Ксим. — Иди, поговори с людьми. А я тут с мальчишкой пошепчусь и приду с лешим разбираться.
Старик кивнул и отошел, а бирюк повернулся к насупившемуся мальчишке.
— Что, теперь руку сломаешь? — спросил Янко.
— Нет, — сказал Ксим. — Помощь нужна.
— Помощь? — распахнул глаза мальчишка. — От меня?!
— От тебя.
— Это ж какая тебе помощь от меня нужна? — скривился Янко. — Я ведь даже не бирюк! Сам же сказал!
Ксим вздохнул:
— Вот поэтому с тобой и трудно иметь дело. Пес его знает, что у тебя в голове: вроде и не хочешь бирюком быть, но чуть что, обижаешься. Да, ты не бирюк. Не совсем бирюк. И именно поэтому мне нужен твой совет. И помощь тоже нужна.
Янко постоял, в раздумьях. Ксим терпеливо ждал. Нельзя сейчас на мальчишку давить.
— Ладно, — сказал тот. — Давай, спрашивай.
Ксим кивнул.
— Тогда слушай. Мне нужно сбросить собак со следа. Значит, мой запах должен измениться.
Некоторое время Янко непонимающе глядел на Ксима, но потом его лицо искривилось в злорадной усмешке.
— О чем ты? — ухмыляясь спросил Янко. Он явно наслаждался моментом.
— О твоих пилюлях, — ответил Ксим. — Я знаю, что ты их подобрал. Не знаю, как и когда, но подобрал.
— Тебе нужны мои пилюли? — притворно удивился мальчишка. — А как же вся эта болтовня про "будь бирюком!", а? Не боишься что-то почувствовать? Страх, может быть? Или жажду крови, а? Не боишься перестать быть бирюком и стать человеком, а?
— Нет, — ответил Ксим. — Не боюсь. Я бирюк не потому, что ничего не чувствую. Я бирюк, потому что я бирюк. Пилюли поменяют мой запах, дадут чувств, но это не сделает меня человеком. Если на медведя нацепить рога, он не станет оленем.
— В прошлый раз ты про волков что-то такое говорил.
— Могу повторить.
— Не надо, — хмыкнул Янко, но тут же посерьезнел. — Так чего просто не отобрал, как тогда? Моя сумка со мной, как видишь.
— Дело не только во мне, — сказал Ксим. — Ты тоже должен избавиться от бирючьего запаха, прямо сейчас. Чтобы собаки разбойничьи за обозом не увязались.
— То есть, теперь я могу быть и человеком, а?
— Напомнить про медведя с оленем?
— Не надо, — повторил Янко, потом задумался. — Хорошо, — сказал он, погодя. — Положим я дам тебе пилюль, научу их глотать, и сам проглочу. Это в моих интересах. Но тебе-то какой резон шеей рисковать ради обоза? Мог бы, наверное, меня на руки схватить, чтоб быстрее, и ушли бы вдвоем.
— Нет, — сказал Ксим. — Это и не по-людски, не по-бирючьи. Они нас в обоз приняли, значит, и мы им отплатить добром должны.
— Болтовня пустая, — вздохнул мальчишка и полез в сумку. — Держи. — На ладони лежали три пилюли. — Тебе как раз по весу будет. И мне одну.
Ксим осторожно взял пилюли и сунул в пояс:
— Как скоро подействуют?
Янко пожал плечами.
— У меня почти сразу. Не успеваю и до ста досчитать. Как у тебя будет, не угадаешь.
— Спасибо и на этом, — сказал Ксим и двинулся прочь.
— Эй, бирюк! — остановил его голос в спину. — Я не буду извиняться.
— Знаю.
— Да ты что ли совсем из ума выжил? — возмутился Дарен. — Где ж это видано чура в огонь кидать?!
Его люди сохраняли напряженное молчание. К тому моменту, как к ним подошел Ксим, обозник уже успел в общих чертах рассказать, что к чему. Но доверия на лицах Ксим не находил ни на грош.
— Это же тебе не какой-то там каганатский идол, — продолжал Дарен. — Это Солнцень! Ты с чего вообще решил, что именно он — и есть лешак, а?
— Из кедра вытесан, — ответил Ксим. — А не из ели, например.
— И что?
— И то. В кедре лешие и рождаются. А этот, видать, срубили раньше, чем леший вызреть успел. Срубили и чура из него сделали. Вот и живет в нем лешак неокрепший, ни разума в нем, ни искры. Только сила, которой он нас и хороводит.
— Никогда о таком не слышал, — нахмурился старик.
Ксим пожал плечами:
— Я тоже не слышал, да только сходится все. Дают тебе такого чура. А разбойникам, скажем, амулет небольшой, из этого же дерева. И только вы в лес заходите, лешак просыпается и начинает головы дурить. А разбойники по амулету вас находят, и конец истории.
— А что ж не нашли?
— Не знаю, — развел руками Ксим. — Видать, леший силу большую слишком взял. Почуял, может, что в лесу Твари нет.
— Значит, опять мальчишка не соврал, — сказал Дарен. — Нет здесь Твари.
— Нету, — согласился Ксим.
Дарен тяжело вздохнул, рука потянулась к боку, да так и застыла. Не хотел обозник слабость показывать.
— Ох и брехло ты, — сказал он горько.
Ксим не ответил, ждал.
— Ну, — обернулся к своим людям Дарен. — Что делать будем? Сожжем чура?
— По мне, неправильно это, — сказал Йорек. — Чур все-таки.
— Некогда возиться, — буркнул охранник. — Сжечь и вся недолга.
— А нельзя его просто... оставить? — спросила Людмила. — Там же внутри... леший маленький, да?
— Нельзя, — покачал головой Ксим. — Он как в полную силу войдет, всех в этом лесу запутает. Неправильный это лешак будет, без разума, всех подряд губить станет.
— Решай, Дарен, — сказал Ждан. — Если бирюк прав, торопиться надо.
И Дарен решил.
— Берите топоры, — хмуро сказал он.
— Да как же можно-то? — возмутился Йорек, но как-то вяло, без огонька.
— Берите, — повторил старик. — Некогда сусолить.
Йорек, Ждан и Ксим взяли в руки по топору. Переглянулись, замахнулись. Первым по дереву достал топором Ждан, и вот тогда все началось.
Воздух подернулся сизым маревом, и чур исчез, словно растворился в этом мареве. Все вокруг плыло и меняло форму, вот — пень, вот — Ждан, ан нет, это не Ждан, это Людмила. Или не она, а сам Дарен кривится от боли в боку. Краем глаза Ксим увидел, как Йорек целит ему в голову топором. Извернулся всем телом, отскочил назад. И тут же пришлось уворачиваться от Ждана.
— Вы что творите? — рявкнул Ксим, но понял: они его не слышат. Он и сам себя не слышал. С этим пора было заканчивать. Где этот проклятый чур?! И не успел бирюк об этом подумать, как из сизого тумана справа вынырнул чур. Недолго думая Ксим схватился за него рукой, но дерево оказалось неожиданно податливым и странным на ощупь.
— Ах тыж?! — прорвался через гомон вопль, и морок спал: бирюк крепко вцепился в плечо Ждану, который ошалело глядел по сторонам и, похоже, самого Ксима увидать никак не мог.
Вот и ответ. Похоже, что Йорек, что Ждан видели перед собой чур, когда топорами бирюка едва не порубили. Какой бы неправильный этот лешак ни был, но защищаться он умел. Как и бирюк. Резким движением он вырвал топор из руки Ждана, — помощи от него ждать не приходилось. Оглушенный парень неловко грохнулся оземь и вставать не пытался.
— Где ты с-су!... — взвился откуда-то сзади и тут же умолк голос Йорека, наполненный болью и страхом. Бирюк тут же повернулся, но ничего сделать не успел — сильный удар опрокинул его на спину. Не став залеживаться бирюк тут же откатился, и не зря — в то место, где только что была его голова упал, взрыхлив землю, топор. Йорек с безумными глазами смотрел на Ксима и, кажется, не понимал, как чур вообще может двигаться, да еще так проворно.
— Это я! — крикнул бирюк, но тот, кажется, его не услышал. Не спуская глаз с Ксима, он поднял топор и медленно двинулся вперед. Не дать, не взять — хищник на охоте. А может, это и не он вовсе. Может, нет там никакого Йорека, может, это тоже морок. А настоящий Йорек где-нибудь затаился в этом сизом тумане, ждет удачного момента.
Удачного момента для чего?
Задав себе этот вопрос, Ксим не смог на него ответить. Йорек не враг ему, не его вина в том, что сейчас творится. Ксим глубоко вздохнул, не спуская парня из виду. Видать, лешак не только глаза отводить, но и панику наводить горазд. Хорошо хоть, что на бирюка это не так сильно действует. Да и так-то. Лешак хоть и сильный, но в чуре сидит, а, значит, двигаться не может. Надо лишь понять, с какой стороны он сейчас. Вот, правда, понять это мудрено. Где право, где лево, звуки, запахи — все смешал проклятый лешак, все перекрутил, мороком заполнил.
Йорек дернулся будто от удара, уставился на Ксима, словно увидел. Да, небось, и увидел — взмахнул топором Йорек и ринулся вперед, только земля из-под ног брызнула. Ксим жестким движением перехватил топор, борясь с чувством, что это только морок, что настоящий Йорек вот-вот вынырнет сзади и вгонит ему топор в шею. Но длился миг, и этого не происходило. Ксим слегка дернул парня на себя, тот лишь ойкнул и полетел рыбкой через услужливо подставленную ногу, а там, как и Ждан, сурово грохнулся оземь.
Ксим отшвырнул топор в сторону, ему и одного хватит. По-прежнему, морок перемешивал все, до чего мог дотянуться — образы, запахи, звуки, но вот... тонкой струйкой через всю эту разноголосицу, как шило через мешок, прошел запах чего-то другого, нездешнего, с чем не справится ни один лешак, тем более недозрелый. Запах бирюка. Янко.
Оценив движение воздуха, Ксим быстро обернулся к тому месту, где, наверное, все еще нахоился придавленный мороком Янко. Если припомнить, от Янко он сделал пять шагов к чуру, взял топор, замахнулся... и без рывка бросился к тому месту, где еще недавно был или должен был быть чур. Если Янко остался слева и чуть позади, то чур был точно на прямки. По движению воздуха Ксим понял, что приближается к чему-то, даже раньше, чем собственно приблизился. Чур лежал не телеге? Значит надо ударить чуть выше, чуть правее! Замах, удар! Топор ухнул в пустоту и вонзился с деревянным стуком в пень. Нет, не в пень, в Дарена, нет в край телеги. Образы сменяли друг друга со скоростью моргающего глаза, Ксим почувствовал, что еще немного, и он не сможет выдержать этого натиска. И тогда сквозь этот бешеный гомон он услышал крик:
— Ксим! Я здесь!
Даже потом, вспоминая этот день, Ксим так и не понимал, как Янко выбрал такой удачный момент, чтобы подать знак. Может и вовсе не выбирал, может, орал как оглашенный все это время, но что есть, то есть — его крик помог. Запах — что, ерунда, любой сквозняк, снесет в сторону, а с криком такого не выйдет. Крик раздался сзади, чуть левее, чем Ксим представлял, поэтому он размахнулся топором еще раз, и ударил — со всей бирючьей силы чуть правее, чтобы уже наверняка. Болью отозвалось усилие в ладони, топор с коротким "ун-н" врезался во что-то, раздался сухой яростный треск, и окружающий ор внезапно пропал.
Ксим охнул и повалился на землю — ощущения были такие, будто кто-то со всего размаху приложил его по ушам. Мертвая тишина стояла в лесу, страшная мертвая тишина. В глазах у него рябило, они пытались и никак не могли привыкнуть к тому, что их никто уже не дурит. И, наверняка, с остальными творилось то же самое, потому что весь обоз валялся на земле и пытался встать. Кряхтел Ждан, которому Ксим, похоже, слишком сильно вывернул руку, Дарен охал, Янко кое-как пытался совладать с перевязанной ногой.
— Давайте, — прохрипел Ксим, и собственный голос показался ему не громче комариного писка. — Давайте, нужно его сжечь.
Дарен посмотрел на бирюка, и глаза его стали совсем круглыми.
— Это что же, — сказал он с мукой в голосе, — я, и правда, две недели по этому клятому лесу круги наматывал?
Старик в отчаянии схватился за голову.
— Все сроки вышли давно! Как я людям в глаза смотреть буду?!
Остальные молчали, но по ним было видно, насколько тяжело им дается известие о потерянных и внезапно найденных неделях жизни. Людмила таращилась на бирюка уже без всякой приветливости, только с ужасом. Ксим подошел к Дарену, тряхнул за плечо:
— Леший — это только полдела. Его сжечь нужно и уходить, слышишь?
Кажется, это немного привело старика в чувство. Кряхтя, он поднялся и принялся раздавать указания, в которых никто не нуждался. Телеги были уже выстроены, кони запряжены. Все ждали только приказа, который Дарен и рад был отдать. Чура порубили в щепки — теперь это было легко — и бросили в ярко полыхающий костер. На телегу старик забирался, стараясь лишний раз в сторону бирюка не смотреть. А вот Янко, наоборот, во все глаза таращился на Ксима, и не отрывал взгляда, пока обоз не скрылся из виду.
Теперь оставалось самое главное.
Бирюк почувствовал их приближение где-то саженей за двести. Лешак больше не мутил разум. Дюжина или чуть больше людей и пяток собак. Ксим встал с травы, потянулся, размял ноги, бежать предстояло долго и тяжело. Нужно ведь не просто оторваться, а увести, поэтому в полную мощь бежать нельзя — потеряют еще. Бирюк прислонился к дереву, сделал вид, что пытается отдышаться. Но сразу обнажил ноги, чтобы не делать этого на бегу.
Первым на поляну вылетел здоровенный рыжий разбойник с собакой на поводке. Бирюк сразу подскочил и ударил, не сдерживаясь, во всю силу человечьего своего облика. Бандит ухнул и улетел обратно в кусты, а собака метнулась к бирюку, вцепилась в штанину и, рыча, принялась рвать ее. Зверь с пустыми глазами, слишком много взявший от людей. Нормальный и не подошел бы к бирюку. Ксим со всей дури саданул по шерстяному боку, и собака отлетела с визгом, оставив себе на память клок ненавистных штанов. Вот и еще один с собакой, и еще парочка. И тогда Ксим сделал то единственное, что от него теперь требовалось — ноги.
— Стой! — крикнули сзади, и в дерево рядом вонзилась стрела.
Но Ксим, конечно, останавливаться не стал, он рванул вперед, теперь стараясь петлять. Если его ранят, сбросить потом погоню будет куда сложнее. Ну а пока требовалось только одно — чтобы они не отставали. Ксим бежал, прислушиваясь, если погоня затихала, останавливался и делал вид, что вот-вот умрет от одышки. В лесу почти стемнело, приходилось останавливаться чаще и подпускать погоню ближе. Два раза собаки подбирались совсем близко, бирюк еле увернулся от клацающих зубов. Стрелять по нему больше никто не стрелял — в потемках это пустая трата стрел, но преследовали упорно, отставать не хотели. Поначалу кричали что-то, потом перестали.
На небо выползла луна, и наконец появилась речка, мелкая, в полсажени глуби да всего две-три сажени шириной. Зато не такая сонная, как иные равнинные. Шустрая вода — верный знак предгорий. Ксим выскочил на берег и тяжело задышал. Уже непритворно. Вытащил из пояса янковы пилюли и одним махом закинул в рот их все. Сомкнулись, разомкнулись челюсти, дернулся кадык, и не дожидаясь, пока начнется действие пилюль, бирюк принялся раздеваться. Широким движением он скинул рубаху — она уже старая, намокнет, запах от нее только усилится. Штаны пошли вслед за ней — мокрые движенья стеснять будут. В одних портках бирюк влетел в воду, подняв кучу брызг. Исподнее Ксим все же решил не скидывать, все-таки вдруг, и правда, сбросит погоню, настигнет обоз, — засмеют. На мгновение ему представилось, как разбойники выбегают к реке и видят только одни одежки. То-то они посмеются. Ксим и сам вдруг рассмеялся и следом испугался этого смеха. Теперь стало ясно, отчего Янко так ловко изображал чувства. Он не изображал, он их на самом деле ощущал, чувствовал все на полную катушку, может быть даже острее, чем сами люди, в силу своей бирючьей природы. Неужели, Янко каждый раз испытывает такое? Заставляет себя проходить через все эти мучения только ради того, чтобы не чувствовать себя бирюком? Ксиму вдруг стало стыдно, затем он разгневался, следом его взяла досада, но он постарался собраться.
Пилюли подействовали. Значит, стоило торопиться.
Нырнув раз, другой, Ксим вскочил и что есть мочи помчался по воде.
Где-то за спиной лаяли собаки, страх подстегивал бирюка плетью, но вместе с этим в душе теплилась ярость. Вернуться и устроить засаду. Всего два горла — невелика потерял для дюжины разбойников. А вот десяток рук — это уже существенно. Никогда прежде бирюк не бывал добычей! Уж не людей так точно! Кровь кипела, но Ксим мчал вниз по реке, и лунная дорожка вела его прочь от разбойников. Под ногами серебряными брызгами разлеталась вода, в груди бирюка бушевали чувства, и, хотя сам этого не понимал, впервые в жизни он был по-настоящему счастлив.
