У каждого эмигранта наверняка бывали такие "установочные разговоры с аборигенами", когда он кожей ощущал, как по-разному нас и их учили. Вроде произносишь прописную истину, а у собеседниках на лицах появляется такое выражение, будто ты обматерил хозяйку дома. Помните? Как вы это переживали?
***
Однажды на школьном пикнике Гаэль рассказывала об экзаменах в консерваторию, которые проходили все три её дочки, но прошла только средняя.
- Камилле недостаёт уверенности в себе! Представляете, когда она узнала, что её приняли, а сестёр нет, она на полном серьёзе спросила: «А они, что, в лотерею места разыгрывали?».
Все рассмеялись.
- Но ты, конечно, объяснила, что её приняли потому, что она пела лучше всех? – спросила я, потому что история показалась мне, скорее, грустной, чем смешной.
- Я сказала, что в этот раз она спела особенно хорошо, - ответила Гаэль уклончиво.
В интонации, в том, как она надавила на слово «хорошо», я почувствовала какой-то нюанс смысла, который от меня ускользает.
- Ты не хотела разжигать сестринскую ревность?
- Да нет, просто я стараюсь не использовать слово «лучший» применительно к людям. Ведь это значит, что остальные - хуже.
- Но… Ну да. Один лучше в пении, другой в танцах, третий в рисовании. У всех разные задатки. Почему ты боишься сказать дочери, что она в чём-то лучше других? – не понимала я. – Тем более, сама говоришь, что Камилле не хватает уверенности в себе?
- Потому что я считаю, что это неправильно – подчеркивать неравенство. Уверенность надо воспитывать, но не через ощущение превосходства над другими.
- Ого! - не сдержалась я и даже прикрыла рот рукой. – То есть ты никогда-никогда не говоришь детям, что они лучшие? Даже когда они этого заслуживают?!
- Нет, не говорю. Я хвалю их, но по-другому, без сравнения с кем-то.
- Подожди, я правда не понимаю: а чем плохо быть лучшим или стремиться им стать?
- Так человек вгоняет себя в бесконечное соревнование, он больше не думает о том, чего на самом деле хочет, а рвётся переплюнуть других.
Другие родители стали подтягиваться на огонёк нашей дискуссии, которая слегка разогрела умеренный микроклимат парка.
- Но, лишённый шкалы оценки, человек теряет всякий дух соревновательности, конкуренции, а значит развития. Ведь прогрессировать можно, только постоянно преодолевая лимиты. Иначе мир остановится, замрёт в развитии.
- Мир, который ты описываешь, Дарья, очень жесток! – Гаэль даже отступила от меня, как от источника разрушительной силы. – Мне бы не хотелось, чтобы мои дети жили в беличьем колесе. Это неправда, что развитие возможно только через соревнование, через постоянную борьбу.
- А через что ещё возможно развитие, как не через желание продвинуться дальше достигнутого? Что плохого в том, чтобы доводить свои таланты до совершенства? Чтобы брать новые высоты в любимом деле? Я как раз по поводу и без говорю Кьяре, что она лучшая, что она прекрасно рисует, изумительно поёт, умница, красавица и вообще. Так много ещё найдётся людей, которые подвергнут её веру в себя сомнению. По-моему, главная задача матери – заполнить ребёнка до краев уверенностью в себе и в том, что он может перевернуть мир, если захочет.
- О нет, я совсем не в этом вижу предназначение матери, - ответила Гаэль. - Мне кажется важным сделать детей чувствительными к чужим трудностям, слабостям, научить делиться и с уважением принимать чужое мнение.
- Сочувствие – дело хорошее, но почему ты противопоставляешь его развитию? Получается, что нельзя развиваться, потому что, если станешь лучше других, это может их расстроить.
- Это как раз ты противопоставляешь развитие сочувствию! Я вижу развитие именно в сочувствии.
- И поэтому ты боишься сказать своим девочкам, что они в чем-то лучшие, даже если это правда?
- Не боюсь, а не считаю нужным. Ведь есть много людей, которые обделены природой или не получили образования, не имели в жизни тех же возможностей, что мои девочки. Мне кажется несправедливым превозносить их за то, в чем их заслуги как таковой нет.
- Хорошо, допустим, талант – это от бога, - разгорячилась я. - Но если, например, Камилла будет днями и ночами работать над постановкой голоса и однажды споёт в Ла-Скале – ты всё равно не скажешь ей, что она лучшая?
Кто-то осторожно взял у меня из ладони расплескавшийся стакан вина.
- Я не понимаю, Дарья, почему обязательно нужно употреблять сравнительную или превосходную степень. Ведь это сразу отбрасывает назад всех остальных, кто занимается тем же.
- Ну и пусть! – воскликнула я. – Если она работала прилежней, если старалась, развивала способности – разве в этом нет её заслуги, в том числе перед другими?
- В этом часто заслуга родителей.
- До какого-то возраста да, возможно. До какого-то возраста мы все – жертвы обстоятельств. Поэтому нас трогают проблемы детей и животных, но гораздо меньше – проблемы взрослых. Но с какого-то момента биографии решения принадлежат только нам самим, и только нас можно судить за ситуацию, в которой каждый оказался. Один работал и пробился в люди, другой ленился и остался на дне. Нельзя вечно списывать всё на семью, среду и стартовые возможности.
- О, Дарья, это махровый идеализм! – вступила, наконец, Эжени, которая всё это время слушала нас с выражением третейского судьи. – Сколько вокруг людей, взрослых, которые живут в невозможных ситуациях, которые жертвы обстоятельств! Часто успех в жизни зависит от удачи, от нужного знакомства.
- «Случай благоволит только подготовленным умам», - парировала я словами Пастера. – Всё или почти всё можно изменить. Но иногда это требует столько сил и энергии, что люди предпочитают принять ситуацию как есть. Вот, например, перевод Кьяры в класс «А». Я знаю, что могу её перевести, но, наверно, не буду этого делать, потому что достижение цели требует расхода неоправданного количества ресурсов. То есть я – принимаю эту ситуацию. И в моей картине мира все взрослые живут в так или иначе «принятых ситуациях».
- А в моей картине мира цивилизованность общества определяется степенью сочувствия к слабым, к тем, кто по каким-то причинам не смог достичь тех же высот, что мы, - ответила Гаэль. – Людям непросто вырваться из пут среды, круга общения…
- Конечно, непросто! Разве нести ответственность за свою жизнь – просто? Но если только им сочувствовать, этим несчастным заложникам обстоятельств, то вряд ли это стимулирует их пытаться что-то изменить. Вот у нас был такой Михайло Ломоносов…
Я рассказывала про легендарную целеустремленность основателя Московского университета, пришедшего в Москву пешком из одной лишь тяги к знаниям, и понимала, что в этот момент между мной и Гаэль разверзается пропасть. И это понимала не только я. Кто-то из родителей говорил непривычные для французов цветистые тосты, кто-то пытался повернуть разговор в безопасную гавань школьных новостей, кто-то настойчиво предлагал мне кусок яблочного пирога.
Сердце моё колотилось, в горло ничего не лезло, но, чтобы замять опасный разговор, я согласилась взять кусочек пирога. Механически двигая челюстями, я всё-таки заметила, что пирог удивительно нежный и отдает не яйцами, как большинство французских сладостей, а именно яблоком.
- М-м-м, вкусно!
- Это Марион испекла, - миротворчески подсказала Эжени.
- Пожалуй, лучший яблочный пирог из всех, что я ела во Франции, – сказала я по привычке, без вызова, но тут же спохватилась, ведь Марион – старшая дочка Гаэль. – Передай ей это, пожалуйста. Именно так и передай.
- Я передам, что, по Дарьиным словам, её пирог – лучший во Франции, - кивнула Гаэль и натянуто рассмеялась.
А вы какую модель предпочитаете?
***
Продожение можно читать в "Делать детей с французом"
Чаще читать автора можно здесь
Смотреть картинки о нелёгкой жизни с французами можно здесь