Из романа "Тень филина"...
- В первый раз трудно убивать, а потом… Да нет, и потом трудно, - попыхивая сигареткой говорил невысокий крепкий, с короткостриженной, бугристой и от этого похожей на картофелину головой парень в маловатом для него синем госпитальном халате. – Из автомата очередь дашь или там гранатой – не всегда и видишь, задел кого или нет, а ножом… Они обычно вдвоём стоят – одного режем, другого берём…
Сидели они – сержант Петров и рядовой Игнатьев в госпитальном дворике, грелись на нежарком октябрьском солнышке. Оба выздоравливающие, оба думающие о дальнейшей службе.
- Нет, я только в разведку, чем в цепи под пулемёты-то. Давай и ты, как приедет покупатель, просись со мной. Водилы везде нужны…
- К своим бы хотелось…
- Какие там свои, найдёшь там своих, такая мясорубка…
Василий Игнатьев уже второй месяц в госпитале. Левая рука, в которую выше локтя и угодил осколок, сгибалась-разгибалась уже почти безболезненно. Он постоянно разрабатывал её, первое время после операции, скрипя зубами, сжимал пальцы в кулак, правой рукой, тянул кисть левой к плечу…
… Вечером в каптёрке выпивали, пуская кружку по кругу, человек пять. Каптенармус, старшина лет пятидесяти, вспоминал Гражданскую, Перекоп…
- Сейчас, батя, другая война, совсем другая, - перебивал его Сашка Петров.
- Какая другая! Солдат он всегда солдат, мне что ли вам рассказывать… Давайте-ка по глотку ещё и отбой.
- Война моторов! – гнул своё Петров.
- Я одному, как влепил – и винтовка надвое, тут он и лёг, второго кулаком зашиб, - не к месту, своё бубнил захмелевший Богатырёв и сам фигурой, двухметровым ростом, размахом плеч являя живой образ богатыря, только что без бороды…
- Это да, да, кому доводилось на гулянках махаться, тот и в рукопашной не сплохует, - кто-то ещё подтверждал.
- Вот и я говорю, - вставлял своё слово каптёр.
Кто первый предложил померяться силёнкой, потом и не вспомнили, а сам предложивший, конечно, не признался…
Начали на руках бороться.
Сперва Богатырёв легко троих победил, впечатал их руки в столешню.
- Ну, давай! – не выдержал вдруг Василий Игнатьев. Он хоть и не такой крепкий с виду, как Богатырёв, а ростом немного ему уступал, да и жилистый, силёнку и сам за собой знал.
Установили правые локти на стол, пальцы большие в замок сцепили, левыми руками за край стола ухватились. Сашка Петров сверху их руки ладонью накрыл:
- Локти не отрывать! По моей команде начинаем… Начали, - и руку отдёрнул.
Василий сразу понял, что зря он бороться вызвался. Хотя тягались правыми, но боль сразу отозвалась и в левой, холодный пот на лбу выступил. И всё же не дал Богатырёву смаху кисть переломить. На какое-то мгновение руки их застыли, они будто бы и не боролись, и только побелевшие пальцы и затвердевшие лица их выдавали крайнее напряжение. И первой дрогнула богатырская рука, качнулась вниз. Сразу же и выправилась. Но Игнатьев уже знал, что победит…
- Ну, это он устал уже! – утешая побеждённого Богатырёва, хлопая его по широкой спине, посмеивался Петров. - Давай-ка со мной!
Василий, только что одолевший Богатырёва, с усмешкой глянул на Сашку – хоть он там и разведчик, хоть и крепкий парень, а мелковат по сравнению с ним-то, Василием Игнатьевым. И боль в левой руке уже не чувствовалась и азарт победителя подзуживал.
- Ну, давай, давай…
Сцепились. И ведь, каким-то вывертом мгновенным Петров кисть Василия переломил, за ней и вся рука к столу стала клониться. Но Игнатьев собрался, как рычагом потянул руку противника вверх, и уже прошли их будто спаявшиеся кисти верхнюю точку, и рука сержанта медленно клонилась к столу…
- Комендант идёт! – влетел в каптёрку дневальный – мальчишка лет восемнадцати с подвязанной правой рукой.
- Отбой, черти! – зло рявкнул "батя"-каптёр.
- Завтра продолжим, - шепнул, накрываясь одеялом Петров.
- Запросто! – откликнулся Игнатьев.
Оба они, да и остальные посидельщики, лежали в кроватях, не скинув даже халатов, моля Бога, чтобы комендант госпиталя, капитан Харитонов не пошёл с осмотром по палатам.
Голос докладывавшего дневального раздавался от входной двери. Батя, заперев дверь в каптёрку, убрав со стола остатки пиршества и закрутив керосинку, тише мыши сидел в своей кандейке…
… - Это ерунда всё, борьба на руках, там… Конечно, ты бы победил. Но в схватке-то сила не главное. Вот, смотри… Бей меня, - они были на травяной лужайке за госпиталем, тут же покуривали и другие выздоравливавшие. – Бей, не бойся! – Василий махнул правой рукой, которую тут же и перехватил Петров, резко дёрнул, подвернулся спиной под Василия, и тот, перелетев через Сашку, растянулся на траве во весь рост. Петров мгновенно придавил шею Игнатьева коленом и начал закручивать руку, заставляя Василия поворачиваться лицом к земле.
- Да легче-ты! И без правой оставишь! – не сдерживаясь, закричал Василий.
- Ловко!.. Молодец!.. Покажи ещё! – их обступили все, видевшие эффектный приём.
Сашка стал показывать – просил ударить и прямо в лицо, и сбоку, и сверху, и ногой в живот, и захватить его руками сзади, и неизменно валил с ног противника, оказывался сверху, обозначал короткий удар кулаком или локтем, заламывал руки за спину.
- Это тебя в твоей разведке, что ли, научили?
- Нет. Некогда там уже учить… Я до войны в спортивной секции занимался – борьба вольного стиля. Тренер мой – Конопаткин, а он у самого Ощепкова занимался!
- Что ещё за Ощепков?..
- Он в самой Японии джиу-джитсу учился! – ответил Петров и добавил уже не слишком уверенно: - Его сам Ворошилов туда отправлял.
А вечером опять сидели в каптёрке, и Сашка, наигрывая несложный мотивчик на гитаре, пел, то и дело поглядывая нагловатыми зёнками на санитарку Машу. И она уже глаз с него не сводила…
«Дул холодный порывистый ветер
И во фляжке замёрзла вода,
Эту встречу и тот зимний вечер
Не забыть ни за что, никогда…» - глаза Петрова подёрнулись даже влажной поволокой, будто и вправду, вспоминал какую-то встречу…
«Был я ранен, и капля за каплей
Кровь горячая стыла в снегу.
Немцы близко, но силы иссякли
И не страшен я больше врагу», - отчаяние от бессилия выражал сдержанный голос Сашки. Вообще он не просто пел, а изображал события в песне, как настоящий артист…
«Мне столетьем казалась минута…
Шёл, по-прежнему, яростный бой.
Медсестра, дорогая Анюта,
Подползла, прошептала: "Живой!
Оглянись, погляди на Анюту,
Докажи, что ты парень – герой,
Не сдавайся ты смертушке лютой,
Посмеёмся над нею с тобой!"», - медсестра Маша, аж губку прикусила… А голос Сашки Петрова стал вдруг твёрдым, пружинистым:
«И взвалила на девичьи плечи…
И во фляге согрелась вода…
Эту встречу и тот зимний вечер
Не забыть ни за что, никогда».
- Ну, молодец, Сашка!..
- Дай слова списать…
- Откуда такая песня?..
- Ещё давай!
Сашка скромно улыбнулся, даже что-то вроде поклона изобразил, одновременно и Маше подмигнув:
- Концерт окончен, товарищи бойцы! – картинно проговорил.
Когда Петров вернулся в палату и лёг в свою кровать, Василий так и не заметил, уснул. А утром тот просыпаться не хотел долго, только перед обходом врача, встал.
- Эх, хороша Маша! – блаженно потянулся.
- Да не наша! – кто-то добавил, желая его поддеть.
- Наша, ещё как наша, - спокойно ответил Петров.
… - Слушай, а где теперь твой тренер Конопаткин? – уже после завтрака спрашивал Петрова Василий Игнатьев, вспоминая вчерашнее показательное выступление разведчика.
- Слышал что погиб он, в октябре сорок первого, под Москвой.
- А Ощепкин этот?
- Ощепков, - поправил Петров. Помолчал. И сказал, понизив голос: - Взяли его, в тридцать седьмом.
Василий понимающе кивнул…
Через неделю приехал в госпиталь "покупатель". Петров и Игнатьев напросились вместе, в разведбат.
И уже вскоре оказались в подразделении пехотного полка на берегу реки Воронеж, другой берег которой занимали немецкие части.