Каждый вторник в течение двух лет Надежда Ароновна читала нам, участникам программы «Учитель для России», лекции по русской литературе. А после семинара мы спрашивали, как выстраивать взаимоотношения с родителями и администрацией, как ставить отметки за диктанты, где найти смелость, чтобы внести изменения в программу.
— Надежда Ароновна, вы несколько лет были методистом в программе «Учитель для России», вы всегда приглашали на свои уроки, согласились помочь нам в организации онлайн-журнала. Скажите, пожалуйста, почему вы столько времени уделяете начинающим учителям?
— Это очень просто. Потому что я понимаю, как становятся учителем. Я помню все ключевые моменты в своей биографии, когда чьё-то чужое слово сыграло важную роль в том, что я поняла. Я отлично знаю, что никакие учебники и методические статьи этого дать не могут. Я очень не люблю сидеть на уроках, просто ненавижу, потому что примерно на пятой минуте я хочу отодвинуть учителя и дальше всё делать сама. Я борюсь с собой, кусаю руку, иногда с последней парты начинаю разговаривать. Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Я, видимо, уже необучаема. Но сколько-то десятилетий я была обучаема и с благодарностью вспоминаю всё то, что я увидела тогда. Очень полезны были уроки на практике в институте. Мы тогда смотрели во все глаза на своих товарищей, учителя, класс. Мы знали, что завтра сами окажемся в таком же положении. Смотрели не чтобы найти ошибки, не чтобы позлорадствовать, не чтобы утешить — был очень понятный практический смысл. Методисты тогда нам внушили отличное правило: надо начинать всегда с похвалы. Как долго продержишься на ней — это уже другой вопрос. (Улыбается) И не надо врать. Мне в последнее время приходится хвалить учителей за самообладание.
Непонятно, какую меру откровенности я могу себе позволить, анализируя урок. Однажды у меня была печальная история: я сидела на уроке и очень ласково сказала учительнице, что она ошиблась в определении вида придаточного. А потом вся школа говорила мне, что девушка, не будь она беременной, наложила бы на себя руки. Мне кажется, что недоброжелатели что-то приукрасили, потому что от нее самой я такого не слышала.
— Отличались ли ваши представления о школе в институте от той школы, в которую вы пришли впервые работать?
— Конечно, она ничем не совпадала с тем, что я могла себе представлять. Первая моя школа была вечерняя, в совхозе «Белая дача». Тогда я училась на пятом курсе. Все ученики девятого класса были старше меня, восьмого класса — младше, они были призывниками. Я в этом классе честно продержалась 45 минут: меня просили прикурить, что-то сказали про мою юбку, просили телефончик.
— Что для вас в преподавании было важно тогда, а что сейчас? Много изменений произошло? Или все ваши принципы и ценности остались неизменными?
— Всё совсем другое. Но это не связано со временем, это всё связано со школами, в которых я работала. У меня было идеальное представление, кто такой учитель в жизни детей. Я очень хотела всему соответствовать. Книжки читала плохие, но убедительные. Оказалось (чего я не подозревала), что литературу преподавать — бесполезно. Вся моя осмысленная деятельность тогда вылилась в классное руководство. Мне были очень интересны дети: я хотела им помочь, хотела научить их максимально. У меня были свои представления о том, что им нужно, они правда не совпадали с детскими представлениями совсем. Я не знала, что так много людей вообще не читали никаких книг. Моё представление о человеческой жизни совсем не совпадало с тем, что обнаружилось: дети алкогольного зачатия, дети, которые не держат внимания, которые не очень хорошо понимают слова, которые в седьмом классе плохо пишут. Я столкнулась с народной жизнью, где средний уровень образования был четыре класса. Со мной тогда советовались: «Хорошо, если сын стал давать сдачи пьяному отцу, или нехорошо?». Я, полковничья дочка, этого ничего не знала. Про Пушкина не надо было с ними разговаривать. Но смелости и полномочий у меня тогда не было.
Вся моя деятельность по преподаванию классической литературы была абсолютной бессмыслицей в эти годы
Но я гуляла с учениками по Москве, я учила детей расставлять запятые, готовила их к экзаменам. Я плакала, когда меня выгнали, сократили очень грубым образом. Но это было большой удачей в моей жизни, что я там не задержалась.
Потом я работала в хорошей московской школе в Измайлово, в самой дворовой, где тоже присутствовали дети алкоголиков и уголовников. Но в этой школе был интеллигентный состав учителей и человеческая речь. Почти все, что я умею, вынесла из этих десяти лет. И я поняла, что это надо отдавать насколько возможно (тем, кто берёт).
— Вы уже сказали, что смотрите много уроков других учителей. Какие сложности у начинающих учителей, а какие у опытных?
— Проблема во внимании на уроке. Если это есть — дальше всё легче. Очень много тех, кто не понимает, насколько низкий коэффициент полезного действия всего того, что говорит учитель. Я смотрела записи ваших уроков (довольно пыточное для меня было дело). Моя любимая история про «Кузнечика» Ломоносова в шестом классе. Я смотрела в записи урок в сельской школе, где дети занимались своими делами, говорили друг с другом, ели, а девочка-учительница тем временем пыталась им объяснить, что это стихотворение, в отличие от од, написано не таким высоким стилем. Это история не про девочку, а прежде всего про программу. Нельзя тупо следовать программе, если ни за что это не идёт. Такого вранья и урона никто не требует.
Очень важная вещь — чувствовать детей так, чтобы понимать, что можно спросить, чтобы им захотелось ответить
Правила очень простые, их все как бы знают отдельно. Но забывают им следовать, когда встают перед классом. Перемена деятельности: поделали что-нибудь семь минут, а следующие семь минут — что-нибудь другое. Бессмысленно зависать с одним человеком у доски. Надо видеть весь класс обязательно. Дети должны понимать, что вы их всех видите. Не нужно обижать и стыдить их. И тогда почему бы не поговорить про человеческие вещи.
Очень важно, с чем человек входит в класс. Надо честно себе сказать, какая у тебя задача. Одни люди идут с волевым решением продержаться, не закричать. В первые годы мне это не всегда удавалось. Была кошмарная дисциплина: я позорно кричала. Пришел однажды физик, быстро утихомирил класс, а мне серьезно сказал: «Еще два раза так заорёшь — и уходи из школы». Мне давали 7-8 классы. Им нужно было отсидеть за партами, а потом в ПТУ поступать. Не было никаких общих точек. Невозможно было рассказать им что-то, чтобы мне было не стыдно, а им интересно.
Литературу в своем понимании я стала преподавать, когда стала работать в английской школе. Там был отбор, люди, готовые слышать, что я говорю. Дети не были литераторами, но там был общий уровень образованности.
— Надежда Ароновна, а какой совет вы дали бы начинающему учителю?
— Помнить, что дорога в тысячу ли начинается с первого шага. И что вряд ли он будет сразу удачный. Что успех не должен расслаблять, а поражение не должно обескураживать. Путь большой. Надо не выключать мозги и не поддаваться настроениям. И тогда всё может получиться.
#интервью #педагогика #литература #школа
Рубрика: Человек из профессии
Автор: Оксана Сергеева