Серьги-кольца – объемные, увесистые, играющие на солнце – аксессуар, популярный среди ярких, эффектных дам. Думаете, моду на них ввели сами женщины? Отнюдь нет, ведь первыми, кто засверкал золотой серьгой, были суровые и бесстрашные пираты. Зачем типичные Флинты и Морганы носили украшения? В практичных целях, либо эстетичных? А быть может имидж морского волка – стереотип, навязанный кино? Разберемся.
Будни пирата были беспечными и непредсказуемыми. Зачастую морской волк погибал вдали от дома, среди чужих и безразличных людей. Золотая серьга была некой страховкой, которая гарантировала ему пышные, достойные похороны. Такими были морские традиции – никто не посягал на золото павшего корсара.
По другой, более оптимистичной версии, моряки носили золото на случай кораблекрушения, ведь пират мог уцелеть, а его деньги – нет. Золотом и серебром можно было расплатиться везде, где бы ты не очутился. Следовательно, им обвешивались на случай беды.
Флибустьеры были до жути суеверными. Есть версия, что прокол в ухе служил оберегом от морской болезни, а золото – от гибели. Имеется и мнение, что серьга была показателем опытности, ведь якобы ее мог надеть лишь моряк, пересекший экватор.
Представить сложно, но есть и мнение, будто кольца служили берушами, дабы разбойник не оглох от взрывов пушки.
Серьга в ухе могла символизировать борьбу с системой. В XVII веке в Европе существовал регламент, жестоко контролирующий наряды и украшения крестьян. Так правящее звено стремилось к социальному неравенству. Пираты же «плевали» на все законы.
Корсары – личности загадочные. Об их имидже мало что может рассказать. Нет ни дневников, ни портретов, которые бы подтвердили ношение серьги. Есть десятки картин, но все они писались позже, в эпоху Стивенсона и романтизма.
Наиболее популярное мнение, что образ корсара сошел с полотен Говарда Пайла – иллюстратора конца XIX в. Однажды художник рисовал пиратов для страниц детской книги, взяв за образец испанских бандитов. Так якобы и возник стереотип морского волка – в бондане, кушаке и с кольцом в ухе. Где здесь истина, а где миф – уже не узнать.