«Вместо подчинения природе, как это делал наш учитель Диоген, он с абсурдным упрямством проповедует подчинение духу… Он окончательно уходит за пределы нормальной философии…» Эрик Эмманюэль Шмитт «Евангелие от Пилата»
Всплыл в моем информационном поле Мераб Мамардашвили. Всплывал он и раньше в каких-то резонирующих со мной контекстах. Поэтому я решил… не то чтобы исследовать, но обратить свое внимание на этого советского, российского, грузинского философа. Не стал сразу припадать к первоисточнику. Сначала послушал несколько мнений о нем, что-то прочел и только после этого решился послушать его лекцию «Беседы о мышлении».
Впечатление сложное, поэтому не рассчитывайте на какой-то складный отчет по поводу услышанного. По большому счету многого сказать я не смогу, и в то же время, чувствую необходимость высказаться, в каком бы то ни было виде. Может быть для того, чтобы это высказывание стало какой-то фиксированной точкой, с которой можно будет продолжить исследования, а может быть и оставить их, как бесперспективные.
Конечно, для советских слушателей то, о чем говорил Мамардашвили, скорее всего, было «китайской грамотой», поэтому они принимали услышанное, как молитву, с верой и всем сердцем, не анализируя, но, целиком погружаясь в процесс повествования. Отчего многие отмечают театральность его лекций, скажу больше, обрядовость, отмечают некое психологическое воздействие на аудиторию, которое наверняка имело место. И мало кто говорит о сути философии Мамардашвили.
Безусловно, и сам контекст того времени отразился на мировоззрении философа, на языке и методике представления результатов своих размышлений. И тут скажу о главном противоречии, которое мне серьезно мешало в понимании проговариваемого Мерабом Константиновичем. С одной стороны, очень много терминов и буквально ключевых слов соответствовало тому набору, который я использую в своих «беседах о сторителлинге», как фундаментальной науке. С другой стороны, мне не хватало определенной системности и связанности этих терминов и слов между собой. Они возникали в абсолютно разных иногда противоречивых контекстах. Иногда одно и то же слово употреблялось и так, как его понимал сам Мамардашвили и так, как его было принято понимать на тот момент, при этом, не было понятно, где, какое значение используется, что нагоняло еще большего тумана.
На мой взгляд Мераб Константинович пренебрег возможностью создавать систему своих высказываний, привязывая ее к этимологии тех слов и терминов, что были краеугольными камнями его мировоззрения и вообще к гипертекстам значений русских слов. К примеру, он употреблял слово «стояние», даже проводил определенные параллели с даосским у-вэй (неделание), при этом, избегал слово «состояние», которое значительно расширило бы контекст для слушателей.
Было упоминание термина «здесь и сейчас», о котором я часто упоминаю в «беседах о сторителлинге». Но, Мамардашвилли рассматривает его именно как миг, правда, бесконечный по своей сути. Но, такой взгляд хоть и тождественен по природе своей с восприятием «здесь и сейчас» сторителлерами, уводит в еще больший «не практичный», если можно так сказать, туман. Что можно сделать с мигом, хоть и бесконечным? Как в нем можно существовать и осознавать его?
Ну и главное «непонимание» философии Мамардашвили мной, как сторителлером. Мераб Константинович рассматривает философию, как способ разобраться «как оно на самом деле». Тогда как сегодня не надо даже углубляться в квантовую физику, чтобы понять, что никакого «на самом деле» не существует. Для человека и пчелы даже «с точки зрения осязания», одно и то же «на самом деле», разное. Можно получить это «на самом деле» если мы суммируем все восприятия действительности всеми объектами. А поскольку их вечно бесконечное количество, то конечному в форме своей человеку такое «на самом деле» заказано.
И здесь, как мне кажется, ближе к «истине» поэты, художники… сторителлеры, которые оперируют не знаниями и определениями, но состояниями и переживаниями. И именно в этих состояниях появляется приблизительная возможность слиться с бесконечным.
И еще… Я не зря привел цитату Шмитта, как эпиграф. Мне кажется, что Мамардашвили остался чистым «нормальным философом» оставаясь в рамках постулатов античной философии, не приняв в сердце своем, а может быть и не поняв, христианской мудрости, которая выходит далеко за эти рамки и открывает всеобщее единство и Бога во всем.
Ох… С кем поведешься, с тем и насидишься. Статья, как мне кажется, получилась в духе Мамардашвили. Мало кто из нее сможет что-то понять, кроме ее автора. Но, я честно предупредил вначале, что она нужна именно мне. В общем это важный элемент «проговаривания своего преодоления». Однако, это не значит, что сторонний н
аблюдатель не сможет получить это «состояние преодоления» и воспользоваться им по своему усмотрению.
